Вопрос о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности в рамках дел о несостоятельности (банкротстве) в последнее время весьма актуален. Об этом свидетельствуют, в частности, и количество судебных дел по данной категории споров, и освещение конкретных казусов в средствах массовой информации.
На практике в связи с рассмотрением судами заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности возникают различные сложности. Предполагалось, что с появлением разъяснений Верховного Суда РФ1 многие коллизионные вопросы будут разрешены, а количество судебных ошибок при принятии судебных актов существенно снизится.
Однако, на мой взгляд, указанные разъяснения высшей судебной инстанции не только не разрешили существующие практические проблемы, но и предоставили юридическому сообществу дополнительное основание для дискуссий. При этом само законодательство, регулирующее процедуру несостоятельности (банкротства), подвергается изменению настолько стремительно, что зачастую при рассмотрении в судах тех или иных обособленных споров возникают неясности относительного того, в какой редакции суду следует применять Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)».
Не вступая в полемику относительно правовой природы субсидиарной ответственности и не преследуя цели подвергнуть системному анализу действующее законодательство, регулирующее процедуру несостоятельности (банкротства), хотел бы на примере конкретного дела высказать свои суждения о наблюдающихся проблемах института субсидиарной ответственности в целом и понимании замысла законодателя в частных случаях.
Фабула дела
Гражданин нашей страны (мой доверитель) был принят на должность директора общества, как казалось, с ограниченной ответственностью. Участником общества была иностранная компания, зарегистрированная в Чешской Республике. Российское юридическое лицо осуществляло реализацию газовых котлов на территории России.
Фактический контроль над деятельностью российского общества осуществлял гражданин Чешской Республики – руководитель/акционер чешской компании – участницы российского общества. При этом мой доверитель де-факто выступал в роли одного из менеджеров компании, занимался управленческими процессами на определенном участке – реклама, брендинг, обучение сотрудников, контроль за исполнением указаний фактического «руководителя», то есть не имел никакого отношения к финансовой деятельности.
Мой доверитель – человек, выросший во времена преобладания идеи социализма; будучи законопослушным и добропорядочным гражданином, он не мог себе представить, что быть директором – это настоящий правовой риск. Однажды в результате налоговой проверки сотрудникам российского общества (в числе которых и мой доверитель) от фискального органа стало известно о нарушениях налогового законодательства, допущенных российским обществом при выборе поставщиков оборудования.
Налоговой орган пришел к выводу, что учредитель российского общества – иностранная компания, зарегистрированная в Чешской Республике, – организовал схему получения необоснованной налоговой выгоды, что повлекло за собой доначисление налогов.
Вероятно, тогда многие сотрудники российской компании усомнились в истинности действий и намерений бенефициара и фактического руководителя российского общества. Впоследствии события развивались по классическому сценарию процедуры «банкротство общества с ограниченной ответственностью».
По законам жанра, налоговый орган обратился с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности моего доверителя, занимавшего в период вменяемого налогового правонарушения должность директора; последующего директора; учредителя российского общества – чешскую компанию; руководителя/акционера чешской компании – учредителя российского общества.
Ко мне доверитель обратился в тот момент, когда совершенно случайно узнал о наличии определения суда первой инстанции о взыскании с него одного более 76 000 000 руб. в порядке привлечения к субсидиарной ответственности.
Изучив более детально данный судебный акт, я пришел к выводу, что определение суда первой инстанции не содержит каких-либо доводов, свидетельствующих о совершении моим доверителем конкретных действий, направленных во вред обществу (должнику), способствовавших возникновению кризисной ситуации, ее развитию и переходу общества (должника) в стадию объективного банкротства.
Не считаю целесообразным подробно останавливаться на нарушениях, допущенных судом первой инстанции при принятии указанного определения, а хочу выразить свое отношение к сложившейся ситуации с правоприменением по таким делам в целом.
Тенденция практики
Анализ судебной практики позволяет утверждать, что на сегодняшний день суды в большинстве случаев привлечения общества к налоговой ответственности и последующего его банкротства при рассмотрении заявлений о привлечении руководителя общества к субсидиарной ответственности такие заявления удовлетворяют.
Полагаю, сам по себе факт привлечения общества к ответственности за нарушение налогового законодательства не является достаточным и бесспорным основанием для привлечения (в ходе процедуры банкротства) бывшего руководителя должника к субсидиарной ответственности.
По моему мнению, при рассмотрении заявлений о привлечении руководителей общества к субсидиарной ответственности судам следует более детально в каждом конкретном случае оценивать степень вовлеченности того или иного директора-руководителя в процесс управления обществом и анализировать масштаб его влияния на принятие существенных для общества решений. В противном случае возникает закономерный вопрос: где грань между должностными обязанностями, деловыми решениями руководителя общества и совершением деликта, наступлением субсидиарной ответственности?
Например, в рассматриваемом казусе мой доверитель (формальный директор общества) не являлся и не мог быть организатором схемы получения необоснованной налоговой выгоды, поскольку не осуществлял выбор поставщиков оборудования (это делал учредитель общества), следовательно, не знал и не мог знать о возможных нарушениях налогового законодательства.
Между тем как в описанном мной случае, так и в других ситуациях суды нередко при установлении наличия или отсутствия оснований для привлечения руководителя общества к субсидиарной ответственности опираются исключительно на формальные признаки (наличие или отсутствие статуса контролирующего лица и факт привлечения общества к налоговой ответственности).
В результате формируется мнимое представление о том, что в случае привлечения общества к налоговой ответственности и последующего его банкротства (при недостаточности имущества общества) его руководитель так или иначе будет привлечен к субсидиарной ответственности.
Сложно согласиться и с современной позицией высшей судебной инстанции относительно номинальных руководителей. Так, Верховный Суд РФ указывает на то, что они также несут субсидиарную ответственность с возможным уменьшением размера этой ответственности2. Данная правовая позиция находит отражение и в актах судов нижестоящих инстанций3.
Если исходить из того, что субсидиарная ответственность наступает при условии причинения руководителем организации-должнику вреда, то подход судов в этой части является, на мой взгляд, спорным, поскольку в общепринятом смысле номинальный руководитель не осуществляет фактического руководства обществом, а выступает таковым лишь формально.
Я отнюдь не выступаю против института субсидиарной ответственности в целом. Безусловно, субсидиарная ответственность – значимое процессуальное средство, предоставляющее кредиторам возможность защиты их имущественных прав от недобросовестных действий должников. Однако сегодняшняя тенденция правоприменительной практики при реализации этого инструмента не согласуется с истинной целью законодателя, превращает данный способ защиты прав при недостаточности имущества должника в ходе процедуры несостоятельности (банкротства) в некий карательный механизм, направленный против бывших руководителей.
Вызывает серьезное опасение увеличение количества удовлетворенных судами заявлений о привлечении бывших руководителей должника к субсидиарной ответственности4, в то время как субсидиарная ответственность должна применяться в исключительных случаях и только при наличии вины.
1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление ВС № 53).
2 Пункт 6 Постановления ВС № 53.
3 Постановления Арбитражного суда Московского округа от 26 февраля 2019 г. № Ф05-905/2019 по делу № А41-465/17; от 12 марта 2019 г. № Ф05-6212/2017 по делу № А41-22724/2015; Арбитражного суда Уральского округа от 30 августа 2018 г. № Ф09-4197/18 по делу № А07-26128/2015.
4 Как следует из данных Федресурса, количество судебных решений о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц во II квартале 2018 г. удвоилось по сравнению с аналогичным периодом прошлого года и составило 381.