На мой взгляд, недавно прошедший аукцион по продаже личных вещей и паспорта Виктора Цоя вызывает целый ряд вопросов гражданско-правового характера.
Во-первых, очевидно, что ни паспорт рок-музыканта, ни его личные записи не могут относиться к кладу, то есть ценностям, когда-то спрятанным собственником. В этом убеждает действующее нормативное определение: кладом согласно п. 1 ст. 233 ГК РФ являются деньги или ценные предметы (иначе говоря, ценности). Статья 148 ГК РСФСР 1964 г. содержала примерный перечень таких ценных предметов: золотые и серебряные монеты, советская и иностранная валюта, драгоценные камни, жемчуг, драгоценные металлы в слитках, изделиях и ломе. Функциональное назначение личных вещей также не позволяет отнести их к кладу. Вряд ли Цой специально мог оставить в потайном месте свою записную книжку с телефонами знакомых или записи стихов будущей песни, полагая, что эти вещи представляют значительную имущественную ценность для других. В отличие от вещей, имущественная ценность которых сомнений не вызывает, поскольку сравнительно легко может быть выражена в денежном эквиваленте (например, древняя ваза) или непосредственно являющихся этим эквивалентом (емкость с золотыми и серебряными монетами), в данном случае ценность найденных предметов в разный период времени может быть разной. Оставление вещи в качестве клада применительно к паспорту и вовсе не выдерживает критики. Как говорят люди, лично знавшие музыканта, этот документ Цою пришлось восстанавливать, то есть преодолевать существенные негативные последствия как организационного, так и имущественного характера (уплата обязательного штрафа), которые явно превышали возможные неочевидные выгоды от отсутствия документа. За повторную утерю паспорта могли даже привлечь к уголовной ответственности. То есть все серьезно было.
Закон РФ от 15 апреля 1993 г. № 4804-1 «О вывозе и ввозе культурных ценностей» не исключает возможности признать часть обнаруженных документов, таких как, например, записи стихов, культурными ценностями. К таковым относятся движимые предметы материального мира независимо от времени их создания, имеющие историческое, художественное, научное или культурное значение (ст. 5).
Однако, полагаю, правовой режим клада должен определяться фактами и юридически значимыми обстоятельствами, которые имели место и на момент сокрытия, и на момент обнаружения предметов. Так что теперешнее признание обнаруженных вещей в качестве культурных ценностей подтверждает, что эти документы ценны, но не свидетельствует о том, что это были ценные предметы в 1985 г. В любом случае, раз речь идет об аукционе, обнаруженные культурные ценности по действующему закону должны сначала поступить в собственность государства (п. 2 ст. 233 ГК РФ), а не на аукцион.
Во-вторых, нет сомнений и в том, что музыкант не бросал эти вещи, не отказывался от права собственности на них (п. 1 ст. 226 ГК РФ), опять-таки из-за повседневной в них потребности и здравого смысла (целесообразности). Раз так, то у лица, обнаружившего документы, не появилась возможность обратить данные вещи в свою собственности, просто начав их как-то использовать (при невысокой стоимости), а также не возникло право признать их бесхозяйными через суд (п. 2 ст. 226 ГК РФ) и, провладев по правилам о приобретательной давности не менее пяти лет (ст. 234 ГК РФ), получить их в свою собственность (п. 2 ст. 225 ГК РФ). Тем более что, по имеющейся информации, до проведения аукциона каких-либо судебных разбирательств не было.
Поэтому в данном случае подлежат применению нормы о находке. В советское время правовое регулирование находки в принципе не позволяло нашедшему вещь рассчитывать на приобретение ее в свою собственность (ст. 144, ст. 146 ГК РСФСР 1964 г. в соответствующей применимой редакции). Действующие же нормы оставляют такой шанс в одном-единственном случае: если лицо, управомоченное получить найденную вещь, не будет установлено по истечении шести месяцев с момента заявления о находке (п. 1 ст. 228 ГК РФ). При этом нашедший вещь обязан сразу же (буквально: немедленно), а не спустя два десятка лет, уведомить лицо, имеющее право получить находку (п. 1 ст. 227 ГК РФ). К таким лицам относятся сам потерявший вещь, ее собственник либо иное известное лицо, которое вправе вещь получить. Нашедший вещь обязан возвратить находку этому лицу. Если же лицо, которому находка должна быть передана, все же не установлено, то нашедший… нет, не вправе оставить вещь у себя, а обязан заявить в полицию или в орган местного самоуправления (п. 2 ст. 227 ГК РФ). Только так. Эти нормы кардинально не менялись с 1 января 1995 г. То есть такие правила сформировались еще до того, как документы, судя по публикациям, были якобы найдены.
Насколько известно опять-таки из публикаций, в данном случае ни одно из этих условий выполнено не было, никакие шаги для легализации владения документами не предпринимались.
Более того, одна из найденных вещей, а именно паспорт, вообще не может находиться в частной собственности. Так было и в период выдачи паспорта в 1979 г., когда действовало Положение о паспортах (утвержденное Постановлением Совмина СССР от 21 октября 1953 г.), применявшееся вплоть до сентября 1990 г. Сходное регулирование установлено и сейчас. Согласно Положению о паспорте гражданина Российской Федерации (утвержденному Постановлением Правительства РФ от 8 июля 1997 г. № 828) паспорт подлежит замене в территориальном органе МВД по истечении срока его действия или подлежит сдаче в уполномоченный орган в иных предусмотренных случаях (п. 7, 18, 19). Найденный паспорт подлежит сдаче в территориальный орган МВД (п. 20). Паспорта с истекшим сроком действия либо по иным основаниям считаются недействительными; они не хранятся в архиве, а уничтожаются.
Поэтому, по крайней мере, в отношении паспорта нашедший не мог не знать, куда надлежит передать находку – в полицию (милицию), и поэтому ни при каких условиях не мог стать его собственником.
Не вызывает сомнений и то, кому должны были быть переданы остальные найденные документы, в том числе авторские рукописи – наследникам музыканта. Такой вывод следует как из приведенных соображений, так и общего правила о единстве наследственного имущества и его переходе по правилам о наследовании (п. 1 ст. 1110, ст. 1112 ГК РФ). В данном случае к наследникам должно было перейти и право следования, по которому при каждой продаже авторской рукописи они вправе рассчитывать на процентное вознаграждение от цены перепродажи (ст. 1293 ГК РФ).
Таким образом, для правомерности аукциона необходимо было сначала подтвердить законность распоряжения документами. В отсутствие такой проверки проведенный аукцион являет собой пример правового нигилизма как со стороны граждан нашей страны, поучаствовавших в аукционе, так и уполномоченных государственных органов, а также коммерческих организаций. Стоит ли удивляться? Вот – вопрос.
