В очередной раз до Верховного Суда РФ дошло дело об оспаривании сделки должника, повлекшей оказание одному из кредиторов предпочтения перед другими, и снова такой сделкой оказался зачет взаимных требований.
29 декабря 2020 г. ВС вынес Определение № 305-ЭС19-1552 (4) по делу № А40-233689/2015, которым оставил постановление Арбитражного суда Московского округа от 2 июля 2020 г. без изменения, а кассационную жалобу общества – без удовлетворения.
Как следует из фабулы дела, общество в свое время начало финансировать должника для строительства электростанции путем предоставления денежных средств по договорам займа в течение двух лет подряд на общую сумму порядка 700 млн руб.
Должник, выступая в качестве заказчика, заключил договор генерального подряда с другой компанией и перечислил ей аванс в размере около 650 млн руб. Спустя некоторое время между тремя названными лицами было подписано соглашение, согласно которому права и обязанности генерального подрядчика были переданы обществу. В его пользу был передан также ранее полученный компанией аванс (частично в денежной форме, частично ценностями).
Далее строительство электростанции не велось, и общество с должником договорились о зачете взаимных требований на сумму порядка 650 млн руб., подписав необходимые документы, согласно которым задолженность должника перед обществом по договорам займа на сумму 650 млн руб., а также обязательство общества по возврату аванса на ту же сумму в рамках договора генерального подряда аннулируются. Все это произошло за полгода до возбуждения дела о банкротстве должника.
Непосвященному человеку может показаться, что в этом нет ничего страшного: подумаешь, зачли взаимные требования.
Но нет.
Действующим законодательством предусмотрены пропорциональность и очередность погашения кредиторской задолженности. Как любой другой закон, данное требование должны выполнять все лица – участники гражданского оборота.
В рассматриваемом случае должник имел также кредиторскую задолженность перед другими коммерческими организациями. Совершив сделку с обществом по зачету встречных требований, должник нарушил тем самым право других кредиторов на получение денежных средств, что является недопустимым, на это указал в определении Верховный Суд.
На первый взгляд, названная сделка выгодна обществу, так как, по сути, «прощается» его обязательство по возврату аванса в рамках договора генерального подряда. Кто-то может сказать, что в таком случае и должник не обязан возвращать обществу-кредитору полученные по договорам займа денежные средства. Так и было бы, если топ-менеджеры кредитора и должника не обладали бы инсайдерской информацией о неплатежеспособности последнего.
Как было установлено в суде кассационной инстанции, одни и те же лица входили в состав совета директоров как общества, так и самого должника, – т.е. налицо прямая аффилированность юридических лиц между собой. Кроме того, присутствуют косвенные признаки недостаточности имущества должника на момент совершения сделок по взаимозачету: обществу на протяжении долгого времени не передавалась рабочая документация, очередные пусковые комплексы электростанции не были построены, перед заключением договоров о зачете взаимных требований кредитор опубликовал уведомление о намерении обратиться в суд с заявлением о банкротстве должника.
Все эти обстоятельства в совокупности позволили Верховному Суду сделать вывод, что общество должно было знать о неплатежеспособности должника.
Необходимо иметь в виду также норму абз. 2 п. 3 ст. 61.3 Закона о банкротстве, согласно которой предполагается, что заинтересованное лицо осведомлено о признаке неплатежеспособности или недостаточности имущества, если не доказано обратное. В связи с этим именно на общество закон возложил обязанность доказать, что на момент совершения сделки оно не знало и не могло знать о неплатежеспособности должника.
Соглашусь, для общества это трудная задача, тем более с учетом аффилированности и наличия косвенных признаков недостаточности имущества у должника.
На мой взгляд, ВС обоснованно счел, что в рассматриваемом деле нет оснований для применения Закона о защите конкуренции, на что ссылалось общество, утверждая, что количественный состав совета директоров не превышал 50% одних и тех же лиц, поэтому в данном случае аффилированности нет.
Как указано в ст. 1 Закона о защите конкуренции, данный закон определяет организационные и правовые основы защиты конкуренции, в том числе предупреждения и пресечения монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции, а также недопущения, ограничения, устранения конкуренции органами власти. Целями закона являются обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров, свободы экономической деятельности в России, а также защита конкуренции и создание условий для эффективного функционирования товарных рынков. Таким образом, Закон о защите конкуренции регулирует иные правовые отношения, нежели отношения в области банкротства и признания взаимной связи кредитора и должника.
В связи с этим сделка, совершаемая за полгода до подачи должником заявления в суд о признании его банкротом в условиях, когда высшее руководство обеих организаций знало о неплатежеспособности должника, не может считаться законной в силу ст. 61.3 Закона о банкротстве.
На мой взгляд, данное дело наглядно иллюстрирует проблему конкуренции общего и специального права.
Как известно, в силу п. 5 ст. 10 ГК РФ добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются. В то же время действует специальная норма права – абз. 2 п. 3 ст. 61.3 Закона о банкротстве, согласно которой лицу еще предстоит доказать его добросовестность при совершении сделки с должником за полгода до подачи в суд заявления о банкротстве. Именно этой специальной нормой права необходимо было руководствоваться обществу и должнику в отношениях между собой.
Таким образом, Верховный Суд, разрешая отдельно взятый спор, еще раз напомнил всем субъектам гражданского оборота о важности соблюдения норм не только общего гражданского законодательства, но и специального – банкротного – перед планированием и совершением сделок.