ПРАВОИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВМЕСТО ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
22 декабря 2011 г. в пресс-центре РИА Новости состоялся круглый стол на тему «Гуманизация Уголовного кодекса РФ: теория и практика»
В декабре 2011 г. Президент РФ Дмитрий Медведев подписал очередной пакет поправок к уголовному законодательству, направленных на его гуманизацию.
Оценки принимаемых поправок сильно разнятся. Отдельные представители юридического сообщества считают их революционными и отмечают, что изменения имеют сильный гуманизационный потенциал. В то же время многие эксперты выражают обеспокоенность тем, что поправки окажутся недостаточно эффективными, и призывают совершенствовать не только законодательство, но и практику его применения.
«АГ» предлагает вниманию читателей мнения участников круглого стола по наиболее актуальным вопросам применения уголовного законодательства.
Руслан Коблев, адвокат АП г. Москвы
Начинать нужно с судебной реформы
Начинать нужно с судебной реформы
К сожалению, в нашей стране теория и практика зачастую оказываются крайне далеки друг от друга. Нередко действительно конструктивные инициативы законодателя не имеют эффекта по причине неисполнения принимаемых законов либо чудовищного искажения их содержания на практике. Ознакомление с последними поправками Президента вызвало у меня серьезную обеспокоенность. Сама по себе гуманизация – это, безусловно, позитивный процесс. Но можно ли называть гуманизацией то, что мы наблюдаем в настоящее время? Скорее, это косметические изменения, которые нам пытаются представить в виде масштабной реформы. Например, в соответствии с принятыми Президентом поправками утратила силу статья УК, устанавливавшая ответственность за товарную контрабанду. Но одновременно с этим введена ст. 194 «Уклонение от уплаты таможенных платежей». В чем фактическое различие между старой и новой нормами? Что будет мешать привлекать к ответственности людей, по сути, за те же самые деяния?
Аналогичная ситуация и с другими нововведениями. Рассмотрим, например, вопрос о появлении нового вида наказания - принудительных работ. Принудительные работы – это проживание в бараке с нормой в 4 квадратных метра на человека и полный контроль со стороны администрации. Я не вижу никакой разницы между обычной колонией и исправительным центром, кроме предоставления отпуска и возможности краткосрочного выезда. Но воспользоваться данными преимуществами можно будет лишь с разрешения начальства, при безупречном поведении и отсутствии нарушений. Понятно, как могут применяться подобные нормы на практике. Поэтому, по моему мнению, законодатель фактически не предусмотрел никаких гарантий того, что принудительные работы не станут новым названием традиционного лишения свободы.
Очевидно, что на данный момент для того, чтобы ситуация в сфере правоприменения измелилась к лучшему, начинать нужно с глобальной судебной реформы. Потому что сегодня на уровне коллегий в различных ведомствах и министерствах открыто обсуждаются способы противодействия гуманизации. В правоохранительных органах созданы курсы обучения противодействию присяжным – приемам манипулирования сознанием присяжных, морального давления на них и т.д. Существует также практика выведения из состава суда присяжных наиболее «неудобных» его членов. И единственное, что может помешать проведению нынешней репрессивной политики, – это принципиальная позиция судов. Суды должны перестать позволять массово арестовывать обвиняемых, должны вспомнить, что существуют не только обвинительные, но и оправдательные приговоры. В таком случае ситуация может измениться. Но для этого нужна реальная судебная реформа, а не ее имитация. Сегодняшнее же состояние российской судебной системы весьма плачевное.
Кирилл Кабанов,
председатель Национального антикоррупционного комитета, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ)
Ситуация в сфере правоприменения лишь ухудшилась
В декабре СПЧ подготовил ряд докладов и рекомендаций по изменению уголовного законодательства. Кроме того, мы дали оценку уже сделанным изменениям. Но основной и самый важный вывод нашей работы следующий: ситуация в сфере правоприменения в нашей стране не только не изменилась к лучшему, она еще и ухудшилась.
В качестве примера можно вспомнить встречу Президента с СПЧ по поводу резонансного дела Сергея Магнитского. На ней Дмитрий Медведев говорил о том, что смертей в СИЗО быть не должно, и о том, что необходимо выпускать тех обвиняемых, которых нет никакой необходимости содержать под стражей. Имели ли какой-нибудь эффект данные заявления? Адвокаты в массовом порядке стали требовать освобождения их подопечных. В ответ им часто предлагали заплатить некую сумму либо грозили судами и бумажной волокитой, в результате которой человек какое-то время продолжал бы находиться под стражей. Это очень показательный пример. Коррупционная система живет своей собственной жизнью. Поэтому все локальные попытки улучшить ситуацию, например, со стороны того же Медведева, не приводят к серьезным изменениям.
Можно вспомнить также постановление Пленума Верховного Суда о том, что оперативная справка не является основанием для заключения под стражу и что для этого необходимо изучить весь комплекс собранных по делу доказательств. Тем не менее, на практике одной лишь справки всегда оказывается вполне достаточно. Особенно если справка эта выдана ФСБ.
Стоит, однако, отметить, что ситуация в ФСИН после дела Магнитского изменилась. Начальники ряда управлений теперь часто отказываются брать на себя ответственность за состояние здоровья заключенных и при наличии тяжелых заболеваний без лишних вопросов отправляют их на лечение в клинику. Это происходит из-за того, что после вышеупомянутого дела Магнитского ряд сотрудников данного ведомства были привлечены к ответственности, как административной, так и уголовной.
Ситуация со следователями и оперативниками, конечно, значительно хуже. Но необходимо помнить о том, что все важные процессуальные решения, которые принимает следователь, затем утверждаются судом. Когда следователя Сильченко, который вел дело Сергея Магнитского, обвиняют во всех смертных грехах, важно понимать, что все его судьбоносные решения, в том числе заключение Магнитского под стражу, реализовывались с разрешения суда. И Президент признал, что начинать правовую реформу было нужно с реформы судебной. Для того чтобы в стране была хотя бы одна инстанция, куда человек мог бы обратиться за реальной защитой своих прав.
Можно констатировать тот факт, что на данный момент в России стало нормой не правоприменение, а правоиспользование. А предлагаемые СПЧ поправки, в случае их принятия, существенно расширят возможности для полноценной защиты прав гражданина. СПЧ предложил не просто идеи, а полноценные детально проработанные проекты новелл с подробными схемами их реализации. Мы также предлагаем амнистию заключенных. Те изменения, к которым мы призываем, маловероятны. Но молчать об их необходимости было бы неправильным с нашей стороны.
Дмитрий Аграновский,
адвокат АП Московской области
Для российских судей карательная практика является нормой
Принятые в недавнем прошлом поправки являются продолжением общего курса на гуманизацию уголовного законодательства, и это, конечно же, положительный момент. Но, к сожалению, несмотря на изменения в нормативно-правовых актах, практика правоприменения остается по-прежнему карательной. Как влиять на поведение конкретных правоприменетелей, конкретных судей, как прививать им гуманизм и человеколюбие – это очень сложный вопрос. По собственному опыту могу сказать, что склонность к карательной практике у судей – по существу, черта характера. Поэтому, помимо гуманизации законодательства, нам просто необходима гуманизация правоприменительной практики. И часть рекомендованных СПЧ к принятию законодательных поправок направлена именно на это.
По моему мнению, наиболее эффективная мера из всех предложенных – это расширение подсудности суда присяжных. Причем расширение подсудности должно охватить не только экономические преступления, но и другие категории. Кроме того, вопрос о заключении под стражу, на мой взгляд, тоже должны решать присяжные. Безусловно, необходимо также расширение прав стороны защиты в процессе. Существует еще одна эффективная мера, часто предлагаемая многими экспертами, – взыскание компенсаций по делам, рассмотренным ЕСПЧ, не с государства, а с конкретного чиновника, ответственного за решение, нарушившего ту или иную конвенцию.
Возможность появления таких нововведений, конечно же, очень маловероятна. В течение последних 11 лет я не вижу желания властей что-то кардинально менять. Поэтому без активного вмешательства со стороны гражданского общества никаких перемен ждать не приходится. И если перемен все же не удастся добиться в ближайшее время, далее может наступить консервация нынешнего положения.
Аналогичная ситуация и с другими нововведениями. Рассмотрим, например, вопрос о появлении нового вида наказания - принудительных работ. Принудительные работы – это проживание в бараке с нормой в 4 квадратных метра на человека и полный контроль со стороны администрации. Я не вижу никакой разницы между обычной колонией и исправительным центром, кроме предоставления отпуска и возможности краткосрочного выезда. Но воспользоваться данными преимуществами можно будет лишь с разрешения начальства, при безупречном поведении и отсутствии нарушений. Понятно, как могут применяться подобные нормы на практике. Поэтому, по моему мнению, законодатель фактически не предусмотрел никаких гарантий того, что принудительные работы не станут новым названием традиционного лишения свободы.
Очевидно, что на данный момент для того, чтобы ситуация в сфере правоприменения измелилась к лучшему, начинать нужно с глобальной судебной реформы. Потому что сегодня на уровне коллегий в различных ведомствах и министерствах открыто обсуждаются способы противодействия гуманизации. В правоохранительных органах созданы курсы обучения противодействию присяжным – приемам манипулирования сознанием присяжных, морального давления на них и т.д. Существует также практика выведения из состава суда присяжных наиболее «неудобных» его членов. И единственное, что может помешать проведению нынешней репрессивной политики, – это принципиальная позиция судов. Суды должны перестать позволять массово арестовывать обвиняемых, должны вспомнить, что существуют не только обвинительные, но и оправдательные приговоры. В таком случае ситуация может измениться. Но для этого нужна реальная судебная реформа, а не ее имитация. Сегодняшнее же состояние российской судебной системы весьма плачевное.
Кирилл Кабанов, председатель Национального антикоррупционного комитета, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ)
Ситуация в сфере правоприменения лишь ухудшилась
В декабре СПЧ подготовил ряд докладов и рекомендаций по изменению уголовного законодательства. Кроме того, мы дали оценку уже сделанным изменениям. Но основной и самый важный вывод нашей работы следующий: ситуация в сфере правоприменения в нашей стране не только не изменилась к лучшему, она еще и ухудшилась.
В качестве примера можно вспомнить встречу Президента с СПЧ по поводу резонансного дела Сергея Магнитского. На ней Дмитрий Медведев говорил о том, что смертей в СИЗО быть не должно, и о том, что необходимо выпускать тех обвиняемых, которых нет никакой необходимости содержать под стражей. Имели ли какой-нибудь эффект данные заявления? Адвокаты в массовом порядке стали требовать освобождения их подопечных. В ответ им часто предлагали заплатить некую сумму либо грозили судами и бумажной волокитой, в результате которой человек какое-то время продолжал бы находиться под стражей. Это очень показательный пример. Коррупционная система живет своей собственной жизнью. Поэтому все локальные попытки улучшить ситуацию, например, со стороны того же Медведева, не приводят к серьезным изменениям.
Можно вспомнить также постановление Пленума Верховного Суда о том, что оперативная справка не является основанием для заключения под стражу и что для этого необходимо изучить весь комплекс собранных по делу доказательств. Тем не менее, на практике одной лишь справки всегда оказывается вполне достаточно. Особенно если справка эта выдана ФСБ.
Стоит, однако, отметить, что ситуация в ФСИН после дела Магнитского изменилась. Начальники ряда управлений теперь часто отказываются брать на себя ответственность за состояние здоровья заключенных и при наличии тяжелых заболеваний без лишних вопросов отправляют их на лечение в клинику. Это происходит из-за того, что после вышеупомянутого дела Магнитского ряд сотрудников данного ведомства были привлечены к ответственности, как административной, так и уголовной.
Ситуация со следователями и оперативниками, конечно, значительно хуже. Но необходимо помнить о том, что все важные процессуальные решения, которые принимает следователь, затем утверждаются судом. Когда следователя Сильченко, который вел дело Сергея Магнитского, обвиняют во всех смертных грехах, важно понимать, что все его судьбоносные решения, в том числе заключение Магнитского под стражу, реализовывались с разрешения суда. И Президент признал, что начинать правовую реформу было нужно с реформы судебной. Для того чтобы в стране была хотя бы одна инстанция, куда человек мог бы обратиться за реальной защитой своих прав.
Можно констатировать тот факт, что на данный момент в России стало нормой не правоприменение, а правоиспользование. А предлагаемые СПЧ поправки, в случае их принятия, существенно расширят возможности для полноценной защиты прав гражданина. СПЧ предложил не просто идеи, а полноценные детально проработанные проекты новелл с подробными схемами их реализации. Мы также предлагаем амнистию заключенных. Те изменения, к которым мы призываем, маловероятны. Но молчать об их необходимости было бы неправильным с нашей стороны.
Дмитрий Аграновский, адвокат АП Московской области
Для российских судей карательная практика является нормой
Принятые в недавнем прошлом поправки являются продолжением общего курса на гуманизацию уголовного законодательства, и это, конечно же, положительный момент. Но, к сожалению, несмотря на изменения в нормативно-правовых актах, практика правоприменения остается по-прежнему карательной. Как влиять на поведение конкретных правоприменетелей, конкретных судей, как прививать им гуманизм и человеколюбие – это очень сложный вопрос. По собственному опыту могу сказать, что склонность к карательной практике у судей – по существу, черта характера. Поэтому, помимо гуманизации законодательства, нам просто необходима гуманизация правоприменительной практики. И часть рекомендованных СПЧ к принятию законодательных поправок направлена именно на это.
По моему мнению, наиболее эффективная мера из всех предложенных – это расширение подсудности суда присяжных. Причем расширение подсудности должно охватить не только экономические преступления, но и другие категории. Кроме того, вопрос о заключении под стражу, на мой взгляд, тоже должны решать присяжные. Безусловно, необходимо также расширение прав стороны защиты в процессе. Существует еще одна эффективная мера, часто предлагаемая многими экспертами, – взыскание компенсаций по делам, рассмотренным ЕСПЧ, не с государства, а с конкретного чиновника, ответственного за решение, нарушившего ту или иную конвенцию.
Возможность появления таких нововведений, конечно же, очень маловероятна. В течение последних 11 лет я не вижу желания властей что-то кардинально менять. Поэтому без активного вмешательства со стороны гражданского общества никаких перемен ждать не приходится. И если перемен все же не удастся добиться в ближайшее время, далее может наступить консервация нынешнего положения.
Вадим Клювгант, адвокат АП г.Москвы
Без участия общества перемены невозможны
Существует такое понятие, как уголовная политика государства. Под данным термином понимаются общая концепция уголовного законодательства, конкретные нормы и практика их применения. Понятие уголовной политики не несет в себе никакой негативной окраски, если основной ее задачей является защита общества и человека от действий, представляющих для них угрозу. Собственно, других задач у нее быть и не должно. Соответственно, все, что делается в этой сфере, должно быть направлено на выполнение данной задачи, и выгодоприобретателями проводимой государством уголовной политики должны быть обычные граждане, т.е. мы с вами. Не Президент, не Правительство, не прокуратура и следствие и не кто-либо еще. Но, к сожалению, ситуация сегодня прямо противоположная. Фактическими бенефициарами проводимой уголовной политики является коррумпированное чиновничество, как в погонах, так и без них. И именно чиновники всех мастей, чьи интересы оказываются прямо противоположными интересам остальных граждан, всеми способами пытаются свести на нет попытки изменить уголовную политику к лучшему.
Вспомним, к примеру, что в 2010 г. по поручению Президента Медведева коллективом первоклассных экспертов была подготовлена Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. В этом документе содержится комплекс детально проработанных необходимых изменений уголовного законодательства и правоприменительной практики. Изменений, действительно необходимых в интересах общества. Но те точечные поправки, которые мы получаем в ходе широко разрекламированной «гуманизации», далеки от духа и содержания данной Концепции.
Более того, после представления этого документа широкой публике со всех сторон стали раздаваться голоса тех, о ком мы уже упоминали, тех, кому проводимая уголовная политика действительно делает жизнь проще, а то и обеспечивает хороший доход. По их мнению, предлагаемые поправки «будут мешать доказыванию вины», принятие их необходимо «олигархическим слоям», а потенциал гуманизации и вовсе уже исчерпан.
Но и это не всё: даже многие принятые в ходе «гуманизации» изменения законодательства на практике не действуют или извращаются. Напомню, что была принята «революционная» норма – ч. 1.1. ст. 108 УПК, установившая запрет на избрание меры пресечения в виде ареста при обвинении по делам в сфере экономической деятельности. Хотя фактически данная норма дублировала уже существовавшее до этого положение о том, что обвиняемого по абсолютно любой статье УК нельзя арестовывать, если есть возможность этого не делать. Каким образом данное «нововведение» повлияло на практику правоприменения? В 2010 г. на 20 % снизилось количество подобных обвинений. Казалось бы, результат положительный. Но при этом на 34 % стало больше обвинений, по которым одному лицу вменяется совершение нескольких преступлений, предусмотренных различными статьями УК, в том числе – не попадающими под этот запрет. Совершенно очевидно, по какой причине это произошло.
В нашем распоряжении есть очень интересная статистика результатов нынешней уголовной политики государства, наглядно демонстрирующая, как действия власти влияют на жизнь общества. Центром правовых и экономических исследований был проведен анализ уголовного законодательства нескольких постсоветских стран: России, Белоруссии, Казахстана, Украины, Латвии, Чехии. Максимальное количество криминализированных деяний в сфере экономики имеет место, к сожалению, у нас в России. Всего их 34, а 11 из них являются уголовно наказуемыми только в нашей стране. Большинство из них представляют собой архаичное наследие советского УК. И это - не считая необоснованно широко применяемых к предпринимателям и гражданским правоотношениям в сфере предпринимательской деятельности статей из главы 21 УК - мошенничество, присвоение и растрата, вымогательство.
Есть еще значительное количество статистических выкладок, представляющих для нас большой интерес. Например, доля обвинений в тяжких и особо тяжких преступлениях в общей массе обвинений по неэкономическим преступлениям составляет примерно 3 %. В сфере экономических преступлений доля таких обвинений – больше 50 %. Почему? Потому, что почти все «гуманизационные» поправки в УК распространяют свое действие на преступления небольшой и средней тяжести, а обвинений в совершении тяжких преступлений они не касаются. И в результате этого предпринимателям стали гораздо чаще предъявлять обвинения в совершении именно тяжких преступлений. Ведь у следователя рука – владыка: что захочет, то и предъявит. Вот такой простой ответ фактических бенефициаров уголовной политики на «либерализацию» уголовного законодательства.
В течение последних десяти лет, за время продекларированного достижения «стабильности» и «верховенства права», около 15 % субъектов экономической деятельности подвергнуты уголовным репрессиям. К чему может привести такая уголовная политика? Статистика дает ответ и на этот вопрос. В 2010 г. доля ликвидированных субъектов экономической деятельности (как самоликвидированных, так и ликвидированных в принудительном порядке) от общего количества действующих составила 80 %.
Подводя итог вышесказанному, я могу с большим сожалением сказать, что, по моему мнению, изменения уголовного законодательства, принимаемые в ходе его «гуманизации», носят в основном имитационный и периферийный характер. Кроме того, данные новеллы зачастую очень низкого качества с точки зрения юридической техники. Это происходит из-за того, что законодательный процесс в том виде, в каком он должен существовать, с привлечением к работе экспертного сообщества, с соблюдением многих других важных правил, фактически не осуществляется или имитируется. Законодательные акты принимаются по заданию, нужные законы «проталкиваются» всеми возможными средствами.
Кроме того, на мой взгляд, не совсем корректно в настоящее время вести речь о гуманизации. Данный процесс может иметь место в ситуации, когда законодательство и правоприменительная практика справедливы и выполняют свои охранительные задачи в отношении личности, общества и экономики, существует правильный баланс интересов, но государство считает возможным пойти на некоторые уступки, проявить милосердие. В России же ситуация совершенно иная. Главные проблемы – отсутствие уголовной политики, проводимой в интересах общества, и наличие в то же время политики, противоречащей общественным интересам. Для противодействия бедствию такого масштаба, ставшему реальной угрозой обществу и экономике, требуются куда более серьезные меры, чем предлагаемая нам «гуманизация» уголовного законодательства. Образно говоря, не косметология, а реанимация и медицина катастроф. И одним из наиболее важных и первоочередных шагов должна стать реальная судебная реформа.
Сергей АНИСИМОВ,
корр. "АГ"
корр. "АГ"
