×

Троянский конь объективной истины и «беспределы» судебного разбирательства

Адвокатское сообщество продолжает обсуждать законопроект о введении института установления объективной истины в уголовное судопроизводство
Материал выпуска № 19 (180) 1-15 октября 2014 года.

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ ОБЪЕКТИВНОЙ ИСТИНЫ И «БЕСПРЕДЕЛЫ» СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА

Адвокатское сообщество продолжает обсуждать законопроект о введении института установления объективной истины в уголовное судопроизводство

«АГ» уже публиковала аналитические статьи адвоката Юридической фирмы «ЮСТ», члена Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека И. Пастухова и адвоката, д.ю.н., профессора кафедры уголовно-процессуального права Университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА) Л. Масленниковой. Настоящая статья призвана продемонстрировать те разрушительные последствия, которые постигнут российскую систему уголовного судопроизводства в случае реализации авторами законопроекта их реформаторских замыслов.

Возражения против объективной истины

В пояснительной записке к законопроекту «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» выдвинуты безупречные на первый взгляд мотивы, обосновывающие необходимость возвращения в наше уголовное судопроизводство института установления объективной истины.

Можно ли всерьез возражать против второго пришествия в уголовный процесс светлой идеи объективной истины? Полагаем, что не только можно, но и нужно.

Практическое уголовное судопроизводство, за исключением отдельных исторических эксцессов, всегда сохраняло в качестве целевой установки безусловное установление обстоятельств исследуемых преступлений в их максимальном приближении к истине. Сохраняло и тогда, когда этот «принцип» надолго исчез из текстов уголовно-процессуального законодательства.

Иное отношение к установлению истины при осуществлении правосудия попросту невозможно, поскольку в установлении обстоятельств дела в их максимальном приближении к истине прежде всего заинтересованы сторона обвинения, осуществляющая уголовное преследование, и суд, призванный от имени государства вынести законное и справедливое окончательное решение по делу.

Иначе обстоит дело со стороной защиты, у которой подобная заинтересованность, как правило, отсутствует, поскольку стремление подсудимого избежать ответственности либо существенно смягчить ее интенсивность не предполагает освещение исследуемых обстоятельств в их полном и истинном виде. Но и сторона защиты в определенных случаях обнаруживает заинтересованность в установлении исследуемых событий в их истинной полноте. Эта потребность возникает у стороны защиты тогда, когда «истинная полнота» исследуемых событий исключает ответственность подсудимого или может смягчить ее.

Никакого «дефицита» объективной истины сегодняшние реальные участники уголовного правоприменения, в отличие от авторов законопроекта, не испытывают. Что же касается последних, то продвигаемая ими «объективная истина» используется в анализируемом законопроекте всего лишь в качестве «троянского коня», в теле которого реформаторы пытаются втащить в существующее уголовное судопроизводство «беспределы» судебного разбирательства.

Несовместимость «установления объективной истины»
с принципами уголовного судопроизводства

Существующая система регулирования процессуальных интересов в российском уголовном судопроизводстве основана на проверенных временем конституционных принципах состязательности и равноправия сторон. Такая система предусматривает для сторон уголовного процесса равенство процессуальных возможностей в конкурентном воздействии на независимый суд, который оценивает представляемые сторонами доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности всех имеющихся в деле доказательственных сведений, руководствуясь при этом законом и совестью.

Судьи, интуитивно нацеленные на установление истины по делу, обязаны, среди прочего руководствоваться и применимыми к ситуации положениями Конституции, прежде всего нормами главы 2, где закреплены неотчуждаемые основные права и свободы человека, среди которых особое значение применительно к исследуемому вопросу имеют презумпция невиновности и право на защиту, поскольку в силу особого конституционного предписания, «они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием».

Положения главы 2 Конституции РФ столь значимы для правового режима нашей страны, что «…не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием».

Идеологические сторонники «объективной истины» могут спросить нас: «Позвольте, а причем здесь положения главы 2 Конституции? Мы всего лишь предлагаем вернуть в практику принцип обязательности судебного отыскания объективной истины. Вы что, против объективной истины?»

Мы не против объективной истины. Все дело в том, что именно в главе 2 Конституции РФ закреплены важнейшие для уголовного судопроизводства положения, которые не могут сосуществовать в рамках одной правовой системы с принципом установления «объективной истины».

Практическая реализация принципа презумпции невиновности прямо и непосредственно отражается на конечных результатах установления объективной истины.

Всякий раз, когда при оценке доказательств, направленных на установление фактических обстоятельств исследуемого преступления, выявляются неустранимые сомнения в их доказанности, и законопослушный суд, руководствуясь презумпцией невиновности, истолковывает эти сомнительные обстоятельства в пользу подсудимого, «объективная истина» неизбежно утрачивает часть своей объективности, неуклонно превращаясь в истину относительную, содержащую в отдельных своих частях всего лишь предположения вместо достоверно установленных обстоятельств, полностью соответствующих действительности.

Любителям «объективной истины» необходимо раз и навсегда уяснить, что применение презумпции невиновности лишает судебного исследователя самой возможности добиться полного «соответствия действительности установленных по делу обстоятельств», под которым авторы законопроекта предлагают понимать искомую «объективную истину».

Однако никакой трагедии в этом нет. Отступление от объективной истины в сторону истины относительной – всего лишь осознанный результат конкуренции важных для государства ценностей. Свой выбор Российская Федерация уже сделала два десятилетия назад, закрепив в Конституции презумпцию невиновности, сознательно допустив при этом в практику установления обстоятельств исследуемых преступлений отдельные несоответствия этих обстоятельств объективной действительности. Сделано это было для максимального сокращения судебных ошибок, дискредитирующих институт правосудия.

Правильное, профессионально выверенное применение судами положений конституционного принципа презумпции невиновности позволяет судебной власти соблюсти разумный баланс между интересами привлекаемых к уголовной ответственности лиц и относительной истиной, достаточной для реализации механизма уголовной ответственности.

Следует расставить все точки над «i». Действительные интересы реформаторов состоят в изменении несущих конструкций уголовного процесса путем превращения судей из независимых и объективных арбитров в активных субъектов уголовного преследования подсудимых. Какие-то конституционные принципы уголовного судопроизводства вряд ли охладят законотворческий пыл реформаторов. Слишком привлекательным и эффективным кажется им задуманное.

Несовместим предлагаемый принцип «установления объективной истины» и с таким важным принципом уголовного судопроизводства, как «состязательность сторон».

Статья 123 Конституции РФ закрепляет состязательность сторон в качестве основополагающего начала осуществления правосудия в Российской Федерации.

Часть 3 упомянутой статьи предусматривает состязательность лишь между сторонами процесса, для чего закрепляет их процессуальное равноправие. Состязательность сторон в ее конституционном понимании возможна лишь между равноправными субъектами судебного разбирательства, наделенными равными процессуальными возможностями. Последнее утверждение чрезвычайно важно для критики предпринимаемой реформаторами попытки параллельного возвращения в уголовное судопроизводство «принципа объективной истины» наряду с уже существующими конституционными принципами состязательности и равноправия сторон.

В случае принятия законопроекта принцип состязательности сторон полностью деградирует, поскольку реформаторы предполагают выпустить на информационное поле судебного следствия виртуозного игрока в мантии, а именно суд.

Что дает нам основания утверждать, что предлагаемые законопроектом новые правила игры превратят судей из уважаемых, объективных и справедливых арбитров в активно действующих игроков, наделенных мощным комплексом процессуальных возможностей, значительно превышающим совокупные возможности противостоящих в процессе сторон? Сам текст законопроекта. Так, предлагаемая к внесению в УПК новая ст. 16.1 – «Установление объективной истины по делу» предполагает введение в закон принципиально новой обязанности для суда: «Принять все, предусмотренные настоящим кодексом меры к всестороннему, полному и объективному выяснению обстоятельств, подлежащих доказыванию» в целях «установления объективной истины по уголовному делу».

В ч. 2 ст. 16.1 реформаторы и вовсе откровенно принижают процессуальную значимость участвующих в деле сторон, указывая, что: «При наличии сомнений в истинности мнения сторон, суд (самостоятельно) принимает все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела в целях обеспечения отправления справедливого правосудия».

Возникает вопрос, будут ли вообще нужны в нашем уголовном процессе состязающиеся стороны, если в любой момент судебного разбирательства суд, усомнившись в истинности их мнения, будет обязан самостоятельно, без какого-либо участия сторон принять «все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела»?

Необходимо отметить, что в законопроекте вообще не прописаны процедурные аспекты практической реализации задуманных реформаторами изменений. Чтобы суд получил возможность усомниться в «истинности мнения сторон», эти мнения как минимум должны быть сформированы сторонами в ходе судебного следствия и стать доступными для судебной оценки. Возникает справедливый вопрос: на каком этапе судебного следствия предполагается демонстрация суду упоминаемого «мнения сторон» и как процедурно она будет выглядеть?

Общеизвестно, что мнение сторон по важнейшим обстоятельствам исследуемого преступления по результатам оконченного судебного следствия формулируется лишь в ходе судебных прений, посредством произнесения обвинителем и защитником соответствующих речей и реплик к ним. Возникает и другой вполне резонный вопрос: как будут формироваться у суда сомнения в истинности мнения стороны защиты в тех весьма частых случаях, когда подсудимый осуществляет свою защиту самостоятельно без помощи защитников и вовсе не желает высказывать суду какие-либо свои мнения?

Полагаем, что авторы законопроекта вообще не задумывались о практической жизнеспособности своих предложений, тем более, о конкретных процедурах реализации запланированного ими возложения на суд обязанности «принимать все необходимые меры к установлению фактических обстоятельств уголовного дела».

Отсутствие в законе конкретных процедурных форм и условий, при которых суд может констатировать наличие «сомнений в истинности мнения сторон» и, как следствие, начать самостоятельно принимать все необходимые меры к установлению объективной истины, приведет на практике к тому, что в ходе судебного следствия судьи будут «принимать все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела» тогда, когда им это заблагорассудится, игнорируя целенаправленную доказательственную деятельность сторон, предусмотренную конституционным принципом состязательности.

Необходимо отметить, что единственно возможным на сегодня способом к установлению судом «действительных обстоятельств уголовного дела» является поиск, обнаружение, процессуальное закрепление и судебное исследование доказательств, с помощью которых надлежит устанавливать обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, перечисленные в ст. 73 УПК РФ.

В случае целенаправленного осуществления самим судом поиска, обнаружения, процессуального закрепления и предварительной оценки фактических сведений, свидетельствующих об исследуемом преступлении, участвующим в деле сторонам придется (при несовпадении их мнения с мнением суда) вступать в интеллектуальное противоборство непосредственно с судом, нарушая при этом положение Конституции о том, что судопроизводство в Российской Федерации осуществляется исключительно на основе равноправия сторон и состязательности перед судом, единственной базовой задачей которого является функция разрешения дела по существу. Состязание же сторон непосредственно с судом не только антиконституционно, но и безнравственно.

Установив невозможность «мирного сосуществования» предлагаемого реформаторами принципа «установления объективной истины» с конституционными принципами презумпции невиновности, состязательности и равноправия сторон, перейдем к анализу «беспределов» судебного разбирательства.

«Беспределы» судебного разбирательства
В действующем УПК уже 13 лет без каких-либо изменений существует элегантная статья «Пределы судебного разбирательства», в которой с помощью 32 слов, размещенных в двух частях, законодателю удалось максимально четко установить пределы, за которые не вправе выходить суд, осуществляя судебное разбирательство.

Реформаторы предложили дополнить упомянутую статью новой ч. 3, в которой с помощью 64 слов беззастенчиво внедряется полный «беспредел» судебного разбирательства. Вот текст этой новеллы:

 «3. Суд по ходатайству сторон или по собственной инициативе восполняет неполноту доказательств в той мере, в какой это возможно в ходе судебного разбирательства, сохраняя при этом объективность и беспристрастность и не выступая на стороне обвинения или стороне защиты. При отсутствии возможности устранить неполноту доказательств в судебном разбирательстве суд в порядке, установленном пунктом 1 части 1.1 настоящего Кодекса, возвращает уголовное дело прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению».

Таким образом, законопроектом предлагается правило, согласно которому суд обязан «по собственной инициативе» восполнить неполноту представленных сторонами доказательств, а при невозможности устранить эту неполноту в рамках судебного разбирательства, суд должен будет возвратить уголовное дело прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению.

Под «устранением препятствий» к рассмотрению уголовного дела следует понимать не что иное, как выявленную судом необходимость восполнения неполноты доказательств. Поскольку законопроект не содержит конкретных процедурных предложений по поводу того, как прокуроры могут самостоятельно устранять препятствия к судебному рассмотрению дел, им, по-видимому, предлагается действовать по аналогии с их полномочием, предусмотренным п. 15 ч. 2 ст. 37 УПК РФ. Не имея права непосредственно осуществлять процессуальную деятельность по сбору доказательств, прокуроры должны будут, по замыслу реформаторов, подготовить некие профессионально выверенные письменные указания, адресованные следователям или дознавателям, о том, каким образом последним следует восполнить неполноту имеющихся в деле доказательств, выявленную судом.

Законодательная новелла в указанной части есть не что иное, как забытый институт возвращения дела на доследование для сбора недостающих доказательств обвинения.

Давая оценку деятельности суда, предписанной ему в предлагаемой ч. 3 ст. 252 УПК РФ, необходимо отметить, что «неполнота доказательств» может выявиться исключительно по отношению к обстоятельствам, подлежащим доказыванию по уголовному делу, которые приведены в ст. 73 УПК. Предлагаемое законопроектом восполнение непосредственно судом выявившейся неполноты доказательств будет означать не что иное, как совершение им целенаправленной интеллектуальной деятельности, ориентированной на обнаружение, процедурное закрепление и введение в процесс доказательственных сведений, с помощью которых будут устанавливаться событие преступления (время, место, способ и другие обстоятельства его совершения), виновность подсудимого в совершении преступления и т.д.

Утверждаем, что в предлагаемом случае суд будет выступать в качестве самостоятельного субъекта уголовного преследования. Чем подобная деятельность суда отличается от полноценного уголовного преследования, осуществляемого следователем, дознавателем и прокурором? «Ровным счетом ничем…».
Предлагая судьям активно заняться восполнением недостающих доказательств, реформаторы прекрасно понимают, что такая деятельность будет приветствоваться стороной обвинения, поскольку ее процессуальные интересы в доказывании обстоятельств исследуемого преступления с определенного момента судебного следствия будут продвигаться самим судом.

А вот сторона защиты, далеко не всегда заинтересованная в установлении события преступления и виновности подсудимого в его совершении, приветствовать предлагаемую законодательную новеллу категорически не собирается.

Имея почти сорокалетний опыт защиты по уголовным делам, не могу представить ситуацию, при которой суд неким невероятным способом сумел бы выявить «недостаток доказательств» стороны защиты и стал бы по собственной инициативе восполнять его, игнорируя мнение самой стороны защиты.

Получается, что предлагаемая новелла призвана обслуживать исключительно интересы стороны обвинения, постоянно заинтересованной в отыскании обвинительных доказательств и установлении с их помощью фактических обстоятельств исследуемого преступления. Если креативная и профессиональная недостаточность стороны обвинения с легкостью будет восполняться самим судом, принимающим на себя функцию уголовного преследования подсудимого, назвать такой процесс инквизиционным будет недостаточно. Такой процесс – явление гораздо более отвратительное, нежели инквизиционный процесс.

Под «беспределами» судебного разбирательства я понимаю беспредельный по времени процесс отыскания «объективной истины» по предложенной реформаторами схеме: 1) если в ходе судебного разбирательства стороны не справились с доказыванием обвинения, то в доказывание включается суд; 2) если невозможно завершить доказывание в ходе судебного разбирательства, то суд возвращает дело на доследование; 3) в ходе доследования сторона обвинения использует вторую попытку доказать обвинение; 4) восполнив недостаток доказательств, сторона обвинения направляет дело в суд. По возвращении дела с доследования все начинается заново по той же самой схеме. Сколько их будет для подсудимого, этих кругов ада? Семь? Или больше? Риторические вопросы.

Сознавая реальную опасность превращения в закон исследуемого законопроекта о «семи кругах ада», призываю всех честных профессионалов возвысить свой голос против неуклюжей попытки реформаторов втащить нас в правовое средневековье.

Юрий НОВОЛОДСКИЙ,
вице-президент АП Санкт-Петербурга

 
Яндекс.Метрика