Если требования обеспечены ипотекой

Поправками в Закон о банкротстве¹ § 1.1 гл. Х Закона о банкротстве дополнен ст. 213.10-1, которой предоставлена возможность сохранить единственное жилье, обремененное ипотекой, путем утверждения отдельного мирового соглашения между должником и залогодержателем. Нововведение является логичным продолжением выработанной практикой Верховного Суда РФ правовой позиции, согласно которой должник и ипотечный кредитор могут заключить отдельное мировое соглашение (локальный план реструктуризации), в рамках которого обеспеченное ипотекой обязательство исполняется за счет средств, не подлежащих включению в конкурсную массу².

Однако, как показала практика, залогодержатели не всегда согласны заключать отдельное мировое соглашение. В таких случаях суды предлагают утвердить локальный план реструктуризации долгов гражданина в отношении ипотечного жилья, вопреки воле залогодержателя³. Однако у данного подхода есть существенный изъян. Если арбитражный суд утверждает план реструктуризации долгов в порядке, установленном п. 4 ст. 213.17 Закона о банкротстве, срок реализации такого плана не может превышать трех лет (п. 2 ст. 213.14 Закона). Учитывая, что, по данным Банка России, средний срок предоставления ипотеки на 1 марта 2025 г. составляет 309,5 месяца (почти 26 лет), трехлетний срок исполнения плана реструктуризации не соотносится со средним сроком погашения ипотеки, что делает этот способ урегулирования задолженности неприменимым или недостаточным для подавляющего большинства ипотечных заемщиков.

Разумеется, в этом отношении мировое соглашение является более гибким инструментом, поскольку согласно позиции Верховного Суда мировое соглашение является гражданско-правовой сделкой, к которой применяются нормы как процессуального, так и гражданского права⁴ – т.е. на основании соглашения у сторон возникают взаимные права и обязанности, исполнение которых также может быть обеспечено залогом⁵. Учитывая, что к мировому соглашению применяются правила о свободе договора⁶, мировое соглашение может представлять из себя сложноструктурированную систему взаимных обязательств сторон⁷. Эта гибкость ставит перед правоприменителем задачу определить границы допустимого, что невозможно без обращения к методам толкования права, позволяющим выявить не только букву, но и дух закона, его истинные цели. Методы толкования – базовые элементы инструментария по толкованию норм права. Они делятся на виды в зависимости от сущности каждого из них. Обычно выводы, полученные после применения различных методов толкования, являются основой любой юридической аргументации. Принято считать, что у методов толкования нет иерархии в вопросе очередности применения⁸.

Существует много способов толкования норм права: от грамматического, обеспечивающего выяснение смысла и содержания нормы путем анализа структурной связи слов в ней⁹, до доктринально-догматического, который является разновидностью неофициального толкования норм, осуществляемого юридической наукой¹⁰.

В многообразии способов толкования особое место занимает метод телеологической редукции¹¹, который используется в случаях, когда анализируемая норма не должна применяться к определенной категории дел, иначе цель законодательного регулирования не будет реализована. То есть при сопоставлении текста нормы с преследуемой законодателем целью устанавливается, что закон сформулирован шире, чем необходимо¹².

Применяя данный метод, можно прийти к выводу, что положения гл. VIII Закона о банкротстве, регулирующие порядок утверждения мирового соглашения в банкротных делах, не должны применяться при рассмотрении вопроса об утверждении отдельного мирового соглашения, поскольку мировое соглашение в контексте гл. VIII Закона о банкротстве представляет собой отдельную реабилитационную процедуру, в то время как ст. 213.10-1 направлена не на восстановление платежеспособности в смысле, передаваемом ей Законом о банкротстве и судебной практикой, а на попытку соблюдения законодателем баланса интересов при защите конституционно значимой ценности – права на жилище.

Косвенное подтверждение тому содержится в пояснительной записке к поправкам в Закон о банкротстве (Федеральный закон от 8 августа 2024 г. № 298-ФЗ), авторы которых отмечали, что «Сложившаяся негативная судебная практика, в которой ипотечные заемщики, в том числе военнослужащие при рассмотрении дел об их личном банкротстве при условии надлежащего выполнения ипотечных обязательств лишаются единственного жилья, ставит под сомнение конституционные (государственные) гарантии в сфере жилищного обеспечения граждан».

Другое косвенное подтверждение указанного тезиса содержится в п. 41 Постановления Пленума Верховного Суда от 17 декабря 2024 г. № 40. ВС, в частности, не уравнял порядок обжалования отказа в утверждении мирового соглашения и обжалование акта по результатам рассмотрения отдельного мирового соглашения, а обособленно указал, что к последнему только применяются те же правила. При этом если бы ВС считал, что отдельное мировое соглашение является реабилитационной процедурой в смысле гл. VIII Закона о банкротстве, он, полагаю, не стал бы указывать это в отдельном абзаце.

В качестве третьего аргумента можно привести место новой нормы в общей структуре Закона о банкротстве. Нововведение законодатель структурно поместил рядом с нормами, регулирующими процедуру реструктуризации, что свидетельствует о близости правового регулирования именно к реструктуризации, а не к мировому соглашению. В противном случае логичным, на мой взгляд, было бы размещение данной нормы ближе к ст. 213.31 закона.

При этом если в процедуре реструктуризации долгов гражданина можно понудить кредиторов к утверждению проекта плана реструктуризации задолженности, то схожее регулирование, на мой взгляд, применимо и к отдельному мировому соглашению. Понуждение к заключению договора может быть оправдано в том числе для защиты прав и законных интересов стороны, находящейся в заведомо невыгодном положении и переговорные возможности которой значительно ограничены. Такая ситуация часто возникает, когда одна из сторон находится в зависимом положении. В делах о банкротстве граждан это приобретает особое значение, учитывая необходимость соблюдения баланса интересов кредиторов и должника, который, находясь в состоянии неплатежеспособности, может быть поставлен в положение, не позволяющее получить согласие кредитора на заключение отдельного мирового соглашения.

Важно отметить, что требование о понуждении к заключению договора (в том числе отдельного мирового соглашения) может быть удовлетворено судом при наличии обязанности заключить такой договор (соглашение). Такая обязанность и право требовать понуждения к заключению договора могут быть предусмотрены ГК РФ либо иным федеральным законом или добровольно принятым обязательством¹³.

С учетом изложенного толкования ст. 213.10-1 Закона о банкротстве можно сделать заключение о наличии у должника права требовать понуждения к заключению мирового соглашения, поскольку законом о банкротстве предусмотрено, что требования кредитора в рамках отдельного мирового соглашения подлежат удовлетворению на первоначальных условиях, а просроченная задолженность должна быть погашена – т.е. положение кредитора не ухудшается.

При принятии решения об обязании заключить отдельное мировое соглашение суд в резолютивной части решения указывает условия соглашения, которое считается заключенным на этих условиях с момента вступления в законную силу определения суда. При этом дополнительных действий сторон (таких, например, как подписание двустороннего документа, обмен документами и т.п.) не требуется (п. 42 Постановления Пленума ВС от 25 декабря 2018 г. № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора»).

Очевидно, что с вступлением в силу Федерального закона от 29 июня 2015 г. № 154-ФЗ, которым был введен § 1.1 гл. Х в Закон о банкротстве, требуется более совершенное регулирование правоотношений с участием заемщиков – физических лиц, являющихся экономически слабой стороной и нуждающихся в особой защите своих прав, а также лишенных возможности повлиять на содержание кредитного договора или договора займа. В этом отношении показательны данные ЕФРСБ. Так, за период существования процедуры потребительского банкротства – с октября 2015 г. по конец 2024 г. – число банкротств граждан превысило 1,5 млн (1 534 617), что является ощутимой цифрой.

Подводя итог, отмечу следующее. Судебное преодоление отказа залогодержателя от заключения отдельного мирового соглашения как некий аналог cram down¹⁴ должно применяться исключительно в качестве переговорного инструмента¹⁵. Кредитор должен осознавать, что его отказ от диалога и согласования компромиссных условий урегулирования задолженности может повлечь обращение должника в суд с заявлением об утверждении плана реструктуризации долгов в принудительном порядке на первоначальных условиях.

В связи с этим возможность судебного преодоления необоснованного отказа кредитора приобретает решающее значение. Мировое соглашение – это прежде всего сделка, и в переговорах по ней должник – физическое лицо является, как правило, менее защищенной стороной. Без потенциального вмешательства суда у него отсутствуют реальные переговорные возможности, что ставит реализацию его права на жилище в зависимость от воли кредитора, подрывая основные начала гражданского законодательства.

Учитывая цели ст. 213.10-1 Закона о банкротстве и необходимость соблюдения баланса интересов должников и кредиторов, можно прийти к выводу, что суд может преодолеть отказ залогового кредитора от заключения отдельного мирового соглашения, если его условия не ухудшают положение кредитора и направлены на сохранение жилья должника. Процессуально это может быть реализовано либо через понуждение к заключению отдельного мирового соглашения, либо через утверждение локального плана реструктуризации с применением положений п. 4 ст. 213.17 Закона о банкротстве без учета установленного п. 2 ст. 213.14 Закона трехлетнего ограничения срока реализации плана. В противном случае, когда возможность заключения мирового соглашения полностью зависит от кредиторского усмотрения, цель закона, позволяющая защищать конституционные права на жилище, остается декларативной. Таким образом, право суда преодолеть отказ является не только защитой конституционного права, но и механизмом, обеспечивающим должнику шанс на справедливые переговоры.