Верховный Суд РФ опубликовал Определение Судебной коллегии по экономическим спорам от 5 июля 2024 г. № 308-ЭС22-21714 (3,4,5), которым в рамках обособленного спора по делу № А22-228/2021 отменил решения нижестоящих судов и отказал банку во включении его требований в реестр кредиторов должника-поручителя.
В данном определении Верховный Суд сформулировал знаковую, на мой взгляд, правовую позицию, смысл которой в том, что защищаемый институтом поручительства экономический интерес кредитора не может множиться в том числе вследствие проведения различных процедур, например банкротных, или непоследовательного поведения кредитора.
Напомню суть спора. Банк выдал кооперативу кредит, обязательства по его возврату обеспечивались поручительством двух физлиц. Поскольку заемные средства не были возвращены, банк обратился в суд для взыскания задолженности с кооператива и поручителей солидарно. Впоследствии было возбуждено дело о банкротстве кооператива, требования банка были включены в реестр кредиторов. В рамках банкротства должника его контролирующее лицо (один из поручителей) было привлечено к субсидиарной ответственности. Основной объем ответственности составляли неудовлетворенные требования кредитной организации.
Поскольку банк не выбрал для себя способ распоряжения правом требования о привлечении к субсидиарной ответственности, предусмотренный подп. 2 п. 2 ст. 61.17 Закона о банкротстве (уступка кредитору части этого требования в размере требования кредитора), исходя из абз. 2 п. 3 той же статьи был применен принцип выбора «по умолчанию». То есть банк считался выбравшим способ, предусмотренный подп. 2 п. 2 ст. 61.17 Закона о банкротстве, – продажу требования по правилам п. 2 ст. 140 закона (фактически продажа с торгов).
Торги были проведены, право требования к контролирующему должника лицу (КДЛ) приобрело третье лицо (цессионарий). Впоследствии было возбуждено дело о банкротстве этого КДЛ (поручителя), в котором требования цессионария были включены реестр в сумме, соответствующей размеру субсидиарной ответственности. Банк тоже заявил о включении в реестр его требования на сумму задолженности на основании решения о ее взыскании с поручителя.
При первом рассмотрении спора в удовлетворении заявления банка было отказано. Законность отказа подтвердила апелляционная инстанция. Однако кассация не согласилась с решениями нижестоящих инстанций и вернула спор на новое рассмотрение, по итогам которого требования банка были включены в реестр. Данное решение устояло в апелляции и кассации. В передаче кассационных жалоб для рассмотрения Судебной коллегией ВС сначала было отказано, однако определением председателя ВС жалобы были переданы для рассмотрения Судебной коллегии по экономическим спорам. Итогом стало Определение № 308-ЭС22-21714 (3,4,5).
Фактически в деле о банкротстве поручителя сложилась ситуация, при которой его задолженность в размере 15 млн руб. «задвоилась». Суды посчитали, что в результате привлечения КДЛ (поручителя) к субсидиарной ответственности в процедуре банкротства кооператива возник новый долг из причинения вреда должнику. При этом долг из поручительства, подтвержденный решением суда общей юрисдикции, тоже никуда не делся. В результате банкротства поручителя два указанных долга, принадлежащие теперь уже разным кредиторам, «встретились» в одном реестре.
Верховный Суд не согласился с таким сценарием и с оценкой самостоятельности правовой природы обязательства по субсидиарной ответственности. «…Они направлены на защиту одного и того же интереса кредитора, – указано в определении со ссылкой на п. 1 ст. 322 ГК РФ и п. 11 ст. 61.11 Закона о банкротстве. – Следовательно, обязанности поручителя и контролирующего должника лица перед кредитором в соответствующей части опосредованно также являются солидарными между собой. В силу этого двойное исполнение по ним недопустимо».
Такая оценка представляется справедливой. Изложенная Верховным Судом позиция сформулирована с учетом принципа правовой определенности. В данном случае судебную защиту с опорой на этот принцип получил цессионарий, т.е. лицо, приобретающее право требования из субсидиарной ответственности на торгах. Банк был признан фактически стороной договора цессии – цедентом, хотя технически им не являлся. В поведении кредитора, имевшего возможность выбора способа распоряжения правом требования о привлечении к субсидиарной ответственности и выбравшего (пусть и путем бездействия) способ уступки такого права в рамках процедуры банкротства, ВС усмотрел роль именно цедента: в пределах распоряжения приходящейся на соответствующего кредитора долей в общем объеме ответственности. Такое поведение не должно создавать у цессионария неопределенность правового положения, зависящую исключительно от воли цедента, а действительность уступаемого права должна быть гарантирована.
Как подчеркнул Верховный Суд, «Сама возможность такого [уступка только одного из требований, входящих в состав солидарных обязательств: по субсидиарной ответственности и по поручительству. – Прим. мое. – В.Д.] недобросовестного и противоречащего абзацу пятому пункта 2 статьи 390 ГК РФ поведения не отвечает существу отношений цессии и создает на стороне цессионария неопределенность в его правовом положении, зависящую исключительно от воли цедента. Уступка одного из требований (изолированная уступка) противоречит и существу отношений между кредитором и должниками, возникающих при солидарных обязательствах, существенной характеристикой которого является возможность выбора кредитором (кредиторами) должника, от которого будет требоваться исполнение (пункт 1 статьи 323 ГК РФ), что служит цели защиты интересов кредитора».
ВС посчитал недопустимой созданную банком ситуацию, при которой его требование будет конкурировать с требованием цессионария, как если бы уступка прав не произошла. Включение требования банка в реестр приведет к уменьшению (лишению) части исполнения, которая должна поступить цессионарию.
Действительно, если процедура банкротства основного должника – кооператива привела к продаже с торгов права требования о привлечении к субсидиарной ответственности, значит, прошло достаточное количество стадий, на которых кредиторы (в частности, банк) могли «забрать себе» это право требования. Суды охотно идут навстречу кредиторам, даже пропустившим срок обращения к управляющему, и после утверждения его отчета о результатах выбора кредиторами способа распоряжения правом привлечения к субсидиарной ответственности заменяют кредитора в таком взыскании (подп. 1 п. 4 ст. 61.17 Закона о банкротстве).
В рассматриваемом случае Верховный Суд констатировал факт неосмотрительного выбора банком способа защиты его прав в банкротстве кооператива и возложил на банк негативные последствия такого выбора (п. 1 ст. 9 ГК).
Представляется, что комментируемое определение будет неоднократно процитировано профессиональным сообществом, а для участников банкротных дел – особенно банков, коллекторов, компаний по взысканию долгов и работе с проблемными активами – послужит сигналом для более осмотрительного выбора и активного поведения на стадии определения судьбы прав требования о привлечении к субсидиарной ответственности, если привлеченное лицо является поручителем.
Однако определение не только внесло ясность в правоприменение, но и породило вопросы, на которые судебной практике еще предстоит ответить.
Фактически в деле о банкротстве поручителя и КДЛ Верховный Суд признал поручительство более не существующим (по крайней мере, у банка), а как быть, если такого дела нет? Например, если «размноженные» долги не встретились в одной процедуре банкротства единого должника – КДЛ и поручителя, а продолжили существовать в двух самостоятельных исполнительных производствах, ведь кредиторов – два, исполнительных листов – два? В каком судебном деле привести их к одному, добиться уменьшения «задвоенной» суммы до справедливого значения? Полагаю, что заинтересованное лицо, которым может выступать как должник, так и цессионарий, может обратиться в суд с иском о признании поручительства прекратившимся.
Сценарий обжалования решения в деле о взыскании долга по договору поручительства по новым или вновь открывшимся обстоятельствам представляется неочевидным, поскольку соответствующие нормы АПК (ст. 311) и ГПК (ст. 392) не называют подобное обстоятельство (уступку или порождаемые ею судебные акты (о замене взыскателя в порядке подп. 1 п. 4 ст. 61.17 Закона о банкротстве)) ни новым, ни вновь открывшимся.
Как разъяснено в Постановлении Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 г. № 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам» (с изменениями и дополнениями), обстоятельства, возникшие после принятия судебного акта, могут являться основанием для предъявления самостоятельного иска (абз. 5 п. 4).
При таком обращении истец может приводить в обоснование своих доводов концептуальные правовые позиции, сформулированные ВС в Определении № 308-ЭС22-21714 (3,4,5).
