Обосновать риск пыток в случае экстрадиции станет сложнее

Большая палата Европейского Суда по правам человека опубликовала Постановление от 29 апреля 2022 г. по делу «Хасанов и Рахманов против России» по жалобе двух граждан Киргизской Республики, имеющих узбекское происхождение, чьи интересы мы с коллегами представляли в ЕСПЧ. Доверители жаловались на риск подвергнуться пыткам в случае их экстрадиции из России в Кыргызстан.

Значимость данного постановления можно оценить, обратившись к истории вопроса.

Вплоть до 2019 г. на протяжении длительного времени ЕСПЧ последовательно признавал экстрадицию этнических узбеков в Кыргызстан противоречащей гарантиям ст. 3 (запрет пыток) Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Примерно с 2016 г. эта позиция была воспринята и российской судебной практикой.

Однако в Постановлении Палаты от 19 ноября 2019 г. по делу «T.K. и S.R. против Российской Федерации» Европейский Суд изменил подход, отметив, что одной лишь принадлежности к узбекскому меньшинству для вывода о наличии риска запрещенного обращения в случае выдачи такого лица в Кыргызстан в свете улучшения ситуации с правами человека в республике недостаточно. Кроме того, ЕСПЧ обратил особое внимание на механизм мониторинга соблюдения данных властями Киргизской Республики дипломатических гарантий о надлежащих условиях обращения с экстрадированными лицами, признав его эффективным.

Такая аргументация Европейского Суда была для нас несколько неожиданной, поскольку из текста постановления было не вполне ясно, в чем именно заключается существенное улучшение действия механизма мониторинга гарантий по сравнению с приведенным в предыдущих постановлениях ЕСПЧ.

Так, 16 апреля 2015 г. в постановлении по делу «Хамракулов против России» ЕСПЧ указывал на несостоятельность заверений властей Киргизской Республики в 2013 г. о допуске российских дипломатов к экстрадированному лицу для проверки соблюдения его прав. В частности, Европейский Суд тогда обратил внимание на отсутствие как доказательств наличия у дипломатического персонала соответствующей компетентности, так и возможности проведения свиданий в конфиденциальной обстановке и какой-либо процедуры подачи заявителем жалоб.

Тем не менее тогда же, в 2015 г., Верховный Суд РФ отмечал, что указанные гарантии подтвердили свою эффективность, со ссылкой на положительный опыт их мониторинга. Так, в решении по делу о выдаче гражданина Кыргызстана У.Х. Нематиллы ВС процитировал ответ Министерства иностранных дел РФ от 15 сентября 2014 г., согласно которому «сотрудниками Генерального консульства РФ 30 и 31 июля 2014 г. в следственных изоляторах были посещены ранее экстрадированные из России в Кыргызскую Республику граждане этой республики А. и О., переданные для привлечения к уголовной ответственности, в том числе за участие в массовых беспорядках. По словам экстрадированных, в ходе этапирования их права не нарушались, условиями содержания в местах заключения они удовлетворены, медицинской помощью обеспечены. Со стороны правоохранительных органов нарушений их процессуальных прав не зафиксировано, дополнительных обвинений им не предъявлялось, право на защиту обеспечено в полном объеме»¹.

Таким образом, действительно наблюдался позитивный сдвиг, выражающийся в том, что рассматриваемые гарантии стали подкрепляться реальным мониторингом их соблюдения.

Однако в 2016 г. ЕСПЧ не согласился с Верховным Судом в том, что этот сдвиг достаточен для обеспечения соблюдения прав заявителей, и в постановлении по делу У.Х. Нематиллы «У.Х. против России» указал, что мониторинговый механизм остается неэффективным.

Как отмечалось, исходя из Постановления 2019 г. по делу «T.K. и S.R. против Российской Федерации», были не вполне ясны причины изменения Европейским Судом подхода к оценке гарантий, предоставленных властями Киргизской Республики. Определенные сомнения в обоснованности этого постановления были изложены в том числе в особых мнениях двух судей. Сторона заявителей направила запрос о пересмотре постановления Большой Палатой ЕСПЧ, и он был удовлетворен.

В ходе рассмотрения дела Большая Палата отменила ранее принятое решение о придании жалобе анонимности и изменила наименование дела на «Хасанов и Рахманов против России». В итоге Большая Палата согласилась с выводами Палаты об отсутствии нарушения ст. 3 Конвенции, однако мотивировала свое заключение более лаконично и несколько иным образом.

В постановлении, в частности, указывалось, что заявители не смогли убедительно доказать наличие реального и индивидуального риска пыток в их отношении с учетом современной ситуации с соблюдением прав человека в Кыргызстане. Тем самым Большая Палата подтвердила позицию Палаты о том, что одной лишь принадлежности к узбекскому меньшинству для признания экстрадиции лица в Киргизскую Республику противоречащей ст. 3 Конвенции более недостаточно. При этом Большая Палата не посчитала нужным отдельно анализировать надежность созданного властями России и Кыргызстана мониторингового механизма, оставив тем самым открытым вопрос о его эффективности в случае, если реальный и индивидуальный риск пыток в отношении выдаваемого лица все же существует.

Значимость новой позиции ЕСПЧ о ситуации в Киргизской Республике заключается в том, что заявителям теперь будет гораздо сложнее обосновать наличие риска запрещенного обращения в случае выдачи в это государство при рассмотрении дел в ЕСПЧ и иных международных структурах (например, Комитете по правам человека ООН).

Кроме того, полагаю, комментируемое постановление окажет влияние на подходы российских судов и правоохранительных органов в сфере экстрадиции и предоставления убежища. В последние годы суды различных уровней (включая Верховный Суд РФ), как правило, признавали незаконными постановления Генпрокуратуры о выдаче этнических узбеков в Кыргызстан со ссылкой на правовые позиции ЕСПЧ. Это привело к тому, что и Генпрокуратура стала отказывать в выдаче таких лиц. Миграционные органы в большинстве случаев предоставляли разыскиваемым в Киргизии узбекам временное убежище в России. Очевидно, сложившаяся практика теперь может измениться.