Несчастный случай на производстве – событие неприятное и для работника, и для работодателя. К сожалению, случаи, когда работодатель добровольно и с лихвой возмещает причиненный работнику вред и активно участвует в его реабилитации, встречаются крайне редко, являясь, скорее, исключением из правил, – гораздо больше среди работодателей тех, кто стремится уйти от ответственности.
Во исполнение норм закона работодатель обязан создавать условия труда с учетом мер техники безопасности. Более того, каждый работник – в зависимости от специфики предприятия – проходит периодические инструктажи, целью которых является обучение соблюдению мер безопасности труда. Однако, несмотря на солидную систему мероприятий, несчастные случаи на производстве все же происходят и влекут порой не только травмы и инвалидность, но и споры об оплате периода нетрудоспособности, не говоря уже о компенсации потери возможности полноценно трудиться в будущем.
Практика показывает, что работодатели зачастую не заинтересованы в оформлении факта несчастного случая на производстве, и дело не всегда в финансовых выплатах, большинство из которых покрывает Фонд соцстрахования. Вопрос в том, что после предоставления уведомления о происшествии предприятие ждут массовые проверки контролирующих органов. Естественно, прокуратура и инспекция труда проверяют не только обстоятельства получения травмы работником, а буквально все – во избежание аналогичных ситуаций.
В моей адвокатской практике подобное дело встретилось впервые. Более того, удивление вызвала позиция работодателя – крупного завода, одного из важнейших стратегических предприятий страны и фактически градообразующего, на котором трудятся порядка 2000 чел.
В июле 2020 г. ко мне обратилась Е., действовавшая в интересах брата И. – слесаря-электрика по ремонту электрооборудования, с которым произошел несчастный случай на производстве.
Так, 2 августа 2019 г. при попытке распрессовки вала якоря вместе с коллектором при пуске пресса вылетел пуансон и попал И. в голову, отчего тот потерял сознание. Пострадавшего на машине скорой помощи доставили в больницу, где он был госпитализирован в травматологическое отделение и находился на лечении по 10 сентября 2019 г. с основным диагнозом «открытый оскольчатый, вдавленный перелом левой теменной кости; ушиб, размозжение вещества головного мозга тяжелой степени, отек мозга; ушибленные раны, ушиб мягких тканей головы, ссадина левой ушной раковины». Со 2 по 20 августа мужчина находился в коме и был подключен к аппарату ИВЛ.
Результаты проведенной трудовой инспекцией проверки показали, что основными причинами несчастного случая были неудовлетворительная организация производства работ, выразившаяся в отсутствии контроля со стороны должностного лица, ответственного за соблюдение технологического процесса, обеспечивающего безопасность работников при осуществлении техпроцессов, правильное применение в производстве приспособлений, инструментов, сырья и материалов, а также несоблюдение должностной инструкции руководителем направления электромашинного производства – «контролировать соблюдение работниками правил и норм охраны труда и техники безопасности». Сопутствующая причина – нарушение пострадавшим технологического процесса.
В декабре 2019 г. И. был направлен на обследование в медцентр ДВФУ на эндоскопическое исследование и прием к врачу-фониатору. Ему был поставлен диагноз – скомпенсированный, посттрахеостомический, ограниченный, рубцовый стеноз трахеи третьей степени. В январе 2020 г. была проведена операция – реканализация трахеи. Как следовало из выписного эпикриза, операция является не самостоятельным и окончательным методом лечения, а этапом в комплексном лечении данного заболевания.
В феврале 2020 г. по итогам осмотра врача-невролога у пострадавшего были выявлены неспособность к чтению, невозможность написать свои ФИО, резкое снижение памяти. С 9 марта по 2 апреля того же года он находился на лечении в Клинике факультетской хирургии им. Н.Н. Бурденко ФГБУ «1 МГМУ им. И.М. Сеченова» в г. Москве, где ему было проведено эндопротезирование трахеи. Впоследствии после осмотра хирурга в КБУЗ «Уссурийская ЦГБ» возникла необходимость в замене Т-образной трубки, поскольку установленная первоначально пришла в негодность и угрожала здоровью И.
В соответствии с программой реабилитации пострадавшего в результате несчастного случая на производстве было выдано заключение о необходимости в сопровождении. Поскольку И. не мог себя обслуживать, терялся в ориентации, испытывал мучительные боли, в поездке его сопровождала сестра. Была запланирована радикальная операция (циркулярная резекция трахеи), однако 21 марта 2020 г. у И. случился эпилептический припадок с потерей сознания. В связи с тяжестью неврологической патологии, обусловливающей крайне высокий риск осложнений, выполнение операции не представлялось возможным.
Согласно выписке из акта медосвидетельствования, степень утраты профессиональной трудоспособности пострадавшего составляет 60%. И. была установлена третья группа инвалидности. Он до сих пор находится на лечении, в связи с чем несет существенные расходы.
На протяжении всего периода после нечастного случая на производстве И. было показано лечение у психолога, так как состояние его было крайне угнетенным, что мешало дальнейшему восстановительному лечению и требовало незамедлительной коррекции. В связи с полученным увечьем он частично утратил речевой навык, ему требовалось лечение у логопеда, которое было тесно связано с дополнительным лечением у невролога для получения более стойкого результата.
Согласно ст. 21 ТК РФ работник имеет право на защиту трудовых прав, свобод и законных интересов всеми не запрещенными законом способами; возмещение вреда, причиненного ему в связи с исполнением трудовых обязанностей, а также компенсацию морального вреда в порядке, установленном Кодексом и иными федеральными законами.
Работодатель, в свою очередь, обязан возмещать вред, причиненный работникам в связи с исполнением ими трудовых обязанностей, а также компенсировать моральный вред в порядке и на условиях, которые установлены ТК, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами РФ (ст. 22 Кодекса).
В силу положений ст. 227–231 ТК связь причинения вреда здоровью работника с исполнением им трудовых обязанностей подтверждается оформленными в установленном порядке актом о несчастном случае на производстве или актом о случае профессионального заболевания. На основании ст. 15 ГК РФ лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения причиненных ему убытков. Согласно ст. 1064 ГК вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред.
Руководствуясь указанными нормами гражданского законодательства, Е. обратилась к работодателю И. с просьбой компенсировать ее затраты на авиаперелет из Москвы, куда она летала сопровождать брата, а также на лекарства для него, расходы на проезд по Москве и питание. Однако работодатель отказал в какой-либо помощи, мотивировав тем, что это не предусмотрено трудовым договором. Более того, в период, когда произошел несчастный случай, поведение работодателя (в частности, отказ в выдаче документов, их сокрытие, недопуск родных пострадавшего к расследованию обстоятельств случившегося) было, на мой взгляд, крайне недобросовестным по отношению к работнику.
В связи с этим Е. решила обратиться в суд с иском о восстановлении нарушенных прав И. Исковые требования заключались во взыскании расходов на лечение, транспортных расходов, разницы с фактически утраченным пострадавшим заработком, а также расходов, связанных с получением юридических услуг (в период расследования несчастного случая), почтовых расходов и расходов на услуги представителя по данному делу.
Было проведено шесть судебных заседаний. В суде позиция ответчика была однозначной: несмотря на имеющийся в материалах дела акт о несчастном случае на производстве, содержащий указание на причины случившегося, и административный штраф, наложенный на работодателя в результате проверки, работодатель не признавал вину в получении истцом травмы на производстве, а также оспаривал понесенные истцом расходы.
Тем не менее, учитывая принцип разумности и справедливости, фактические обстоятельства дела, имущественное и семейное положение сторон, в том числе наличие у истца двоих несовершеннолетних детей, характер его работы, степень нравственных и физических страданий, а также степень вины работодателя, его позицию по делу как ответчика, а также характер причиненных истцу телесных повреждений, квалифицирующихся как тяжкий вред здоровью, процент утраты им трудоспособности, количество выполненных операций, продолжительность лечения (с августа 2019 г. до настоящего времени), суд удовлетворил исковые требования, но не в полном объеме, почитав недоказанными несение истцом некоторых транспортных расходов, а также расходов на лечение у психолога, логопеда и массажиста.
Судом было также установлено, что ФСС в лице регионального отделения исполнил обязательства в соответствии с п. 3 ст. 12 Закона об обязательном соцстраховании и Положением об оплате дополнительных расходов на медицинскую, социальную и профессиональную реабилитацию застрахованных лиц, получивших повреждение здоровья вследствие несчастного случая на производстве и профессионального заболевания, утвержденным Постановлением Правительства РФ от 15 мая 2006 г. № 286, в полном объеме – выплатил пособие по временной нетрудоспособности, единовременную страховую выплату, назначил ежемесячную страховую выплату, компенсировал расходы на оплату медпомощи, включая проезд к месту лечения.
Размер компенсации морального вреда суд определил в 700 тыс. руб.
Отмечу, что при первичной консультации доверительница оценивала компенсацию морального вреда в 5 млн руб. Однако, проанализировав судебную практику по взысканию морального вреда в подобных случаях, я разъяснила ей, почему на такую сумму надеяться не стоит. В итоге в исковых требованиях мы установили сумму морального вреда в 3 млн руб.
В настоящее время определение размера компенсации является основной проблемой института морального вреда. Она связана с отсутствием четких критериев для расчета, что приводит к повышению степени судейского усмотрения и зачастую – к принципиально разным суммам компенсации в схожих случаях.
Согласно результатам научно-аналитического исследования судебной практики по делам о компенсации морального вреда, медианное значение размера компенсации морального вреда за причинение вреда жизни составляет 70 тыс. руб., а за причинение вреда здоровью, повлекшего инвалидность, – 111 тыс. руб. При этом разрыв между крайними размерами компенсации составляет 51 раз; в случае инвалидности – 25 раз. Средний размер компенсации морального вреда в расчете на одного истца за первое полугодие 2019 г. составил 84 047 руб.1 Например, размер базовой компенсации за самый тяжелый вид постоянного дефицита здоровья – полный паралич конечностей – предлагается установить на уровне 4,5 млн руб., за временный дефицит здоровья на период лечения – 5000 руб. в день; за боль и страдания, возникшие в результате посягательств на физическую неприкосновенность человека, но не сопряженные с причинением вреда здоровью, – 1 млн руб., за страдания, связанные с потерей близкого человека, – 2 млн руб. Это максимальные предлагаемые значения для самых страшных сценариев причиненного вреда, которые при необходимости можно конкретизировать с учетом обстоятельств дела с применением уточняющих коэффициентов.
Оценивая решение суда в части взыскания морального вреда, отмечу, что мы добились неплохих результатов.
Ответчик с вынесенным решением не согласился, подав апелляционную жалобу. Однако Приморский краевой суд оставил решение в силе, изменив его по представлению прокуратуры в части взыскания размера утраченного истцом заработка.
В заключение отмечу, что необходимость совершенствования правового регулирования способов защиты неимущественных прав граждан назрела давно – она очевидна не только для представителей научной среды, но и для законодателя. Пути развития законодательства и судебной практики в части компенсации морального вреда эксперты связывают не только с совершенствованием правовых норм – определением условий назначения компенсации и четких критериев расчета ее размера, – но и с формированием единых ориентиров для судов. Пока такие ориентиры содержатся только в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда», а также в отдельных решениях ВС – в частности, в Определении Судебной коллегии по гражданским делам ВС от 9 марта 2021 г. № 18-КГ20-120-К4.
1 Такие данные приведены в разработанных Специальной комиссией АЮР в марте 2020 г. Методических рекомендациях по определению размера компенсации морального вреда при посягательствах на жизнь, здоровье и физическую неприкосновенность человека.
