Мнимые интересы ведомств

МНИМЫЕ ИНТЕРЕСЫ ВЕДОМСТВ

С судейским волюнтаризмом надо бороться всем миром

Адвокатскому сообществу давно пора объединиться в борьбе с судейским волюнтаризмом. Целесообразно на уровне Федеральной палаты адвокатов РФ обобщать практику адвокатов по делам, по которым суды приняли решения, со всей очевидностью противоречащие действующей Конституции РФ и нормам уголовно-процессуального законодательства.

Расширенные полномочия руководителя
Осуществлять защиту своего коллеги – это дело почетное и ответственное. Если твои соратники по оружию признают твое профессиональное мастерство и обращаются в трудную минуту к тебе за помощью,  это дорогого стоит.

Сергей Пивень написал интересное эссе на правовую тему и совершенно очевидно, что он проявляет творческий подход к исполнению своих профессиональных обязанностей.

С выводом Сергея Пивня о том, что руководитель следственного органа Следственного комитета по субъекту РФ без вынесения постановления о принятии дела к своему производству не имел право проводить отдельные следственные действия, и в том числе выносить постановление о привлечении в качестве обвиняемого адвоката Б., нельзя не согласиться.

Не могу не напомнить, что п. 2 ч.1 ст.53 УПК РФ, а также ст. 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» предоставляют адвокату возможность привлекать на договорной основе специалистов для разъяснения вопросов, связанных с оказанием юридической помощи. В ситуации, в которой оказался коллега, я бы попытался получить консультационное заключение (возможно, на кафедре уголовного процесса и криминалистики Алтайского государственного университета) по интересующему вопросу.

Получив данное заключение, его можно было использовать при изложении своей позиции в различных судебных инстанциях.

Противники подобной рекомендации вправе сказать «Зачем это делать, для чего нужно принижать авторитет адвоката, получая подобное заключение специалиста, если сам факт нарушения законности очевиден?». Описанная Сергеем Пивнем история свидетельствует о том, что представители судебной власти очередной раз в открытую, «запросто», бессовестно игнорируют предписания закона. Создается такое впечатление, что порой для российского правосудия принцип законности, закрепленный в ст. 7 УПК РФ, не является обязательным к исполнению.

Правовой нигилизм
То, что правовой нигилизм всосался в кровь судейского корпуса, – факт очевидный. 26 января 2013 г. в российских средствах массовой информации было опубликовано следующее сообщение: «Российские суды выносят по большей части обвинительные приговоры, так как судьям стыдно перед следствием, – заявил премьер-министр Дмитрий Медведев в интервью газете Neue Zürcher Zeitung. – Когда я занимал пост президента, я много размышлял над тем, почему в 95–97% случаев наши суды выносят обвинительные приговоры. Думаю, это проблема политического и правового сознания. Судьям стыдно оправдать человека и тем самым подставить под сомнение работу, проделанную следственными органами», – заявил Медведев.

Из этого следует, что руководству страны прекрасно известно о том, что творится в наших судах. До какой степени дошел цинизм правосудия, если первые лица государства признают, что в нашем государстве судебная система мнимые интересы определенных ведомств, их авторитет, ставит выше конституционных прав граждан!

С этим антигосударственным явлением адвокатское сообщество должно вести бескомпромиссную борьбу.

Я не сомневаюсь, во многих адвокатских досье мы можем найти факты, когда различные судебные инстанции, вплоть до Верховного Суда РФ, вопреки здравому смыслу и предписаниям закона, исходя из ложного понятия «честь мундира» в своих решения на черное говорили белое.

У каждого из нас наверняка найдутся в архиве подобные перлы судебного творчества.

Абонемент на обыск
В связи со сказанным вспоминаю сразу два случая.

В 2000 г. я защищал известного предпринимателя Владимира Гусинского. По этому делу представители Генеральной прокуратуры РФ по одному постановлению о производстве обыска умудрились провести сразу два обыска.

Один из членов следственной бригады Генеральной прокуратуры, закончив обыск, составил соответствующий протокол. Через несколько часов ему старшие товарищи подсказали, что он в ходе обыска «забыл» изъять уставные документы организации. Не утруждая себя получением новой санкции на обыск, следователь вернулся в организацию, где он проводил обыск, и на основании ранее вынесенного постановления произвел второй обыск, составив при этом соответствующий протокол, где искренне изложил все как было.

Таким образом, «высокорангированный» работник прокуратуры ввел ноу-хау в теорию уголовного процесса, признав, что следователь может рассматривать полученную санкцию на обыск как абонемент, дающий право проводить обыски столько раз, сколько это необходимо.
Судья Краснопресненского районного суда г. Москвы Ольга Юрова, рассмотрев мою жалобу, признала подобный подход к толкованию закона со стороны следователя незаконным. Всем известно, что дело Гусинского имело большой резонанс. В итоге решение судьи Юровой было отменено, в действиях следователя не было усмотрено нарушения законности.

Логика вышестоящих судебных инстанций была проста: если признать производство повторного обыска незаконным, то тогда и все доказательства, полученные при проведении указанного следственного действия, надо будет признавать недопустимыми. Кто-то, наверное, посчитал, что негативные последствия такого решения могут подорвать высокий авторитет Генеральной прокуратуры России.
Мне по данному вопросу удалось даже попасть на прием к заместителю председателя Верховного Суда РФ Анатолию Меркушеву, который, как и Мосгорсуд, в официальном ответе пояснил, что следователь нормы УПК РФ не нарушил, а в его действиях имела место техническая ошибка. На вопрос, какая конкретно техническая ошибка была допущена следователем и как ее надо рассматривать с позиции норм действующего уголовно-процессуального закона, я так ни от одного представителя судейского корпуса ответа не получил.

В обратном порядке
Не могу не привести еще один пример казуистического, извращенного подхода представителей российского ареопага к вопросам уголовного процесса.

В 2009 г. мной было принято поручение об осуществлении защиты заместителя прокурора одного из округов г. Москвы. Сторона обвинения утверждала, что мой подзащитный 16 декабря 2008 г. в баре-ресторане «Royal BAR» незаконно получил от знакомого ему предпринимателя 100 тысяч долларов США. Встреча моего подзащитного с потерпевшим была организована как оперативно-розыскное мероприятие, которое фиксировалось на видеозапись.

Защита в ходе судебного разбирательства неоднократно просила суд признать недопустимыми доказательствами как постановление о проведении оперативного эксперимента от 16 декабря 2008 г., так и все другие доказательства, полученные на основе результатов проведенного оперативного эксперимента.

В постановлении о проведении оперативного эксперимента от 16 декабря 2008 г., вынесенном сотрудником Управления собственной безопасности ФСБ России, указывалось, что решение об осуществлении в отношении прокурорского работника оперативно-розыскного мероприятия «оперативный эксперимент», предусматривающего передачу в контролируемых условиях денежных купюр, обработанных криминалистическим идентификационным препаратом, с применением технических средств аудио- и видеодокументирования, принято на основании письма следователя по особо важным делам Следственного комитета при прокуратуре РФ.

Защита обращала внимание всех судебных инстанций на то, что, во-первых, следователь дал поручение о производстве оперативно-розыскных мероприятий, когда уже следственный эксперимент был проведен и окончен, а во-вторых, что следователь Д.В. Никандров 16 декабря 2008 г. вообще не имел правовых оснований давать указание работникам ФСБ РФ о проведении указанных оперативно-розыскных мероприятий.

В соответствии с предписаниями ч. 1 ст. 144 УПК РФ, действовавшими в 2008 г., следователь при проверке сообщения о преступлении вправе был только требовать производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов и привлекать к участию в этих проверках, ревизиях, исследованиях специалистов. Закон в тот момент ничего не говорил о том, что следователь в ходе проверки заявлений и сообщений о преступлениях имел право кому-либо давать указание о проведении оперативно-розыскных мероприятий.

Это предписание уголовно-процессуального закона полностью соответствовало положениям п. 3 ст. 7 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», в котором было записано, что основанием для проведения оперативно-розыскных мероприятий являются поручения следователя по уголовным делам, находящимся в их производстве.

Достаточно было открыть первый лист уголовного дела, чтобы убедиться, что уголовное дело в отношении моего подзащитного было возбуждено только 17 декабря 2008 г., и, соответственно, следователь не имел право 16 декабря 2008 г. давать поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий.

Сейчас Федеральным законом № 433-ФЗ от 29 декабря 2010 г. в ст. 144 УПК РФ внесены изменения, согласно которым лишь с 2011 г. следователям при проверке сообщений о преступлениях предоставлено право давать органу дознания обязательное для исполнения письменное поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий. Аналогичные изменения были внесены в 2010 г. и в Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности».

Головинский районный суд г. Москвы рассмотрел ходатайства защиты о признании ряда доказательств недопустимыми и 21 сентября 2010 г. и 26 октября 2010 г. принял решения об их неудовлетворении. При этом суд не привел правовые и фактические мотивы, по которым он не согласился с доводами защиты. Свои решения суд обосновал одной фразой, что он не видит существенных нарушений УПК РФ при получении доказательств, об исключении которых просит защита.

Нельзя не отметить, что ни высший закон российского государства (Конституция РФ), ни УПК РФ ничего не говорят о том, что недопустимыми доказательства признаются лишь в том случае, когда допущенные нарушения при их сборе были обязательно существенными. Законодатель четко написал, что доказательства, полученные с нарушением требований уголовно-процессуального законодательства, являются недопустимыми.

Вместе с тем из позиции, высказанной Головинским районным судом г. Москвы, вытекает, что если следователь, злоупотребляя своим служебным положением, дает незаконное поручение органу дознания, а орган дознания, превысив свои полномочия, по указанному поручению, не имеющему юридической силы, проводит оперативно-розыскное мероприятие, то подобное квалифицируется как несущественное нарушение законности. При таком подходе можно признать законным содержание под стражей человека при отсутствии возбужденного уголовного дела, ибо и это отступление от предписаний уголовного законодательства тоже ни одним законодательным актом не отнесено к существенным нарушениям закона.

На доказательства, которые были получены с нарушением предписаний уголовно-процессуального законодательства, суд неоднократно сделал ссылки в приговоре, ссылаясь на них как на доказательства, подтверждающие виновность нашего подзащитного. При этом в приговоре суд указал, что «доводы защитников Т… о недопустимости ряда представленных стороной обвинения доказательств были предметом обсуждения в ходе судебного разбирательства. Этим доводам суд дал надлежащую юридическую оценку, изложенную в постановлениях суда».

Однако что является еще более возмутительным – это то, что вышестоящие судебные инстанции согласились с тем, что так походя можно игнорировать предписания Конституции и УПК. Создается впечатление, что работники российской судебной системы, рассматривавшие дело Т.., будто бы вообще никогда ничего не слышали о ст. 50 Конституции РФ, где в категоричной форме записано, что при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда вопреки фактическим обстоятельствам в кассационном определении написала: «Судом проверялись доводы защиты о недопустимости протоколов следственных действий и иных документов, и суд обоснованно признал положенные в основу обвинительного приговора доказательства допустимыми, указав мотивы принятого решения, не согласиться с которыми оснований у судебной коллегии не имеется, поэтому доводы жалоб о недопустимости доказательств судебная коллегия находит необоснованными. Допустимость доказательств, положенных судом в основу своих выводов о виновности осужденных, у судебной коллегии сомнений не вызывает».

Президиум Московского городского суда по этому вопросу в своем постановлении написал: «Вопреки утверждениям адвоката М.В. Бурмистрова судом 1-й инстанции, а затем и судом кассационной инстанции проверялись доводы защиты о недопустимости протоколов следственных действии и иных документов, перечисленных в надзорной жалобе, однако суд обоснованно признал положенные в основу обвинительного приговора доказательства допустимыми, указав мотивы принятого решения, не согласиться с которыми оснований не имеется, поэтому доводы надзорной жалобы о недопустимости доказательств также не могут быть признаны убедительными».

Верховный Суд РФ, возможно, действуя по принципу корпоративной солидарности, мои доводы по этому вопросу также не признал заслуживающими внимания и оценки, с чем я никак не могу согласиться.

По моему убеждению, адвокатскому сообществу давно надо объединиться в борьбе с волюнтаризмом, когда судьи принимают субъективистские произвольные решения, игнорирующие объективно существующие предписания закона.

Теоретически каждый адвокат в одиночку борется по конкретному делу за соблюдение законности, а эти вопросы имеют важное значение для всего российского государства. На мой взгляд, Федеральной палате адвокатов РФ целесообразно обобщать практику адвокатов, связанную с тем, как суды принимают решения, очевидно противоречащие действующей Конституции РФ и нормам уголовно-процессуального законодательства.

Адвокатская палата не имеет достаточных полномочий, чтобы результаты проведенного обобщения были рассмотрены в судебных инстанциях. Однако результаты полученного анализа можно довести до сведения представителей судебной власти через средства массовой информации, представителей депутатского корпуса, различные правозащитные организации. Возможно, и адвокаты, являющиеся членами Общественной палаты РФ, тоже помогут сдвинуть с места эту проблему. Адвокатскому сообществу, совершенно очевидно, целесообразно в борьбе с правовым нигилизмом использовать также возможности как Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, так и Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека.

Главное, эту работу надо вести в первую очередь публично. Несомненно, если это будет сделано, то это скажется положительно как на деятельности адвокатов, так и на престиже нашей очень нужной людям профессии. Как никому другому, адвокатам известно, что под лежачий камень вода не течет. Возможно, голос адвокатуры когда-то услышат и юристы, находящиеся во власти, понимающиеся, что авторитет российской государственности во многом зависит от того, как в нашем отечестве соблюдаются права граждан.

Справка «АГ» Михаил Васильевич Бурмистров неоднократно осуществлял защиту своих коллег по различным делам, в том числе он не раз в судебных процессах представлял интересы адвоката Павла Астахова, который в настоящий момент является детским обдусменом. К адвокату Бурмистрову за оказанием юридической помощи обращались три вице-премьера России, добился он освобождения из-под стражи министра финансов В. Панскова, заместителя министра внешней торговли А. Догаева, первого заместителя министра финансов В. Петрова. Именно по ходатайству адвоката М. Бурмистрова и его коллеги Э. Хайретдинова Московский городской суд изменил меру пресечения арестованной Тамаре Рохлиной, которая обвинялась в убийстве мужа. М. Бурмистров был доверенным лицом в судебных инстанциях министра культуры А. Соколова, чемпиона мира Карпова, артиста Евдокимова. Защищал М. Бурмистров предпринимателя С. Лисовского по делу о выносе коробки из-под ксерокса. Вел он и многие другие интересные и общественно значимые дела.