Не просто техническое действие

Вопрос о праве и, более того, о целесообразности подачи адвокатом (представителем) потерпевшего заявления о возбуждении уголовного дела от имени и в интересах доверителя, поднятый в статье Арсена Багряна «Подача адвокатом заявления о возбуждении уголовного дела в интересах третьего лица (доверителя)», опубликованной в «АГ», остается предметом оживленных дискуссий в юридическом сообществе. Несмотря на существующие опасения, связанные с возможными рисками для адвоката, представляется, что такая форма реализации права на защиту является не только легитимной, но и зачастую единственно возможным способом обеспечить потерпевшему доступ к правосудию и оказать эффективную юридическую помощь. Настоящая статья призвана обосновать данную позицию, опираясь на действующее законодательство, актуальную правоприменительную практику и доктринальные подходы.

Актуальность этой темы обусловлена как необходимостью усиления гарантий прав потерпевших в уголовном судопроизводстве, так и наличием различных, порой диаметрально противоположных, взглядов на правомерность и риски действий адвоката как представителя при инициировании уголовного преследования. В профессиональной среде существует мнение о потенциальных негативных последствиях для адвоката, вплоть до риска привлечения к уголовной ответственности или отвода от участия в деле. Однако такая позиция, на мой взгляд, не в полной мере учитывает системные связи правовых норм и конституционные права граждан.

Нормативно-правовые основы полномочий адвоката

Фундаментом для определения полномочий адвоката при подаче заявления о преступлении служат конституционные гарантии и нормы отраслевого законодательства.

Ключевое значение имеет ст. 48 Конституции РФ, закрепляющая право каждого на получение квалифицированной юридической помощи. Эта норма прямого действия лежит в основе всей адвокатской деятельности, нацеленной на защиту прав и законных интересов граждан. Подача заявления о преступлении, инициирующая механизм уголовного преследования для защиты нарушенных прав потерпевшего, является одним из важнейших способов реализации этого конституционного права. Как справедливо отмечается в юридической литературе, ограничение возможности адвоката совершать такие действия, особенно когда потерпевший сам не может эффективно защитить свои интересы (в силу возраста, состояния здоровья, недостаточной правовой грамотности или иных причин), может рассматриваться как необоснованное ущемление гарантированного Конституцией права на квалифицированную юрпомощь¹. Эффективность юридической помощи для потерпевшего зачастую начинается именно с грамотного и своевременного инициирования уголовного дела.

Центральной нормой, регламентирующей права представителя, является ч. 3 ст. 45 УПК РФ, которая прямо устанавливает, что законные представители и представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя имеют те же процессуальные права, что и представляемые ими лица. Данная норма не содержит исключений или ограничений. Поскольку право подать заявление о преступлении является неотъемлемым процессуальным правом потерпевшего (закрепленным в ст. 42 УПК и реализуемым через механизм ст. 141 Кодекса), оно в силу прямого указания ч. 3 ст. 45 УПК переходит и к его представителю, в том числе адвокату. Утверждения о «различии статусов», которые могут приводить к выводу об отсутствии у адвоката права подавать заявление, фактически игнорируют эту норму, устанавливающую равенство процессуальных прав.

Логика законодателя здесь очевидна: потерпевший имеет право подать заявление (ст. 42, 141 УПК). Представитель имеет те же процессуальные права (ч. 3 ст. 45 УПК) – следовательно, он вправе подать заявление от имени потерпевшего.

Статья 141 УПК, регламентирующая порядок подачи заявления о преступлении, требует, чтобы письменное заявление было подписано заявителем. При подаче заявления адвокатом, действующим на основании соглашения об оказании юридической помощи и\или доверенности, он выступает не от своего имени, а от имени и по поручению доверителя. Подпись адвоката на заявлении удостоверяет волеизъявление потерпевшего, оформленное надлежаще. Таким образом, адвокат является уполномоченным лицом заявителя (потерпевшего), и его подпись в данном контексте юридически легитимирует заявление, поданное от имени доверителя. Отсутствие в ст. 141 УПК прямого запрета на подачу заявления представителем – при наличии общей разрешающей нормы в ст. 45 Кодекса – должно толковаться в пользу допустимости таких действий – безусловно, при соблюдении всех критериев работы с персональными данными.

Статья 6 Закона об адвокатуре наделяет адвоката широкими полномочиями, включая право представлять интересы доверителя в органах государственной власти (к которым относятся и правоохранительные органы), собирать сведения, необходимые для оказания юрпомощи, а также совершать иные действия, не противоречащие законодательству. Подача заявления о преступлении в интересах потерпевшего соответствует этим полномочиям и является одним из законных способов оказания юридической помощи. Статьей 8 закона установлен режим адвокатской тайны, защищающий сведения, связанные с оказанием юридической помощи, что имеет важное значение при оценке риска допроса адвоката и его возможного отвода.

Правомерность подачи заявления представителем подтверждается и подзаконными актами правоохранительных органов. Так, Инструкция о порядке приема, регистрации и разрешения в территориальных органах Министерства внутренних дел РФ заявлений и сообщений о преступлениях, об административных правонарушениях, о происшествиях (утвержденная Приказом МВД России от 29 августа 2014 г. № 736) прямо предусматривает возможность приема заявления о преступлении от представителя заявителя или потерпевшего (п. 2.1.1 Инструкции). Инструкция обязывает сотрудника проверить документ, удостоверяющий личность представителя, и документ, подтверждающий его полномочия (например, доверенность), копии которых приобщаются к заявлению. Аналогичные по смыслу положения, допускающие участие представителя, содержатся и в инструкциях Следственного комитета РФ. Тот факт, что ведомства, непосредственно осуществляющие прием и проверку сообщений о преступлениях, во внутренних инструкциях предусмотрели процедуры работы с заявлениями, поданными представителями, свидетельствует о признании ими легитимности такой практики на правоприменительном уровне.

Анализ и минимизация рисков

Опасения, высказываемые противниками активной роли адвоката на стадии инициирования уголовного дела, как правило, связаны с несколькими ключевыми рисками. Рассмотрим их подробнее.

«Несовместимость статусов» и осведомленность адвоката. Утверждение, что адвокат, подавая заявление, становится «заявителем» в смысле источника первичной информации, представляется не вполне корректным. Адвокат действует не от своего имени, а от имени и по поручению доверителя, реализуя его процессуальные права на основании предоставленных полномочий (доверенность, соглашение). Его статус – представитель потерпевшего (ст. 45 УПК), а не самостоятельный заявитель – очевидец. Ключевым контраргументом здесь вновь выступает ч. 3 ст. 45 УПК, наделяющая представителя теми же процессуальными правами, что и представляемое лицо.

Риск уголовной ответственности по ст. 306 УК (заведомо ложный донос). Этот риск для добросовестного адвоката минимален. Во-первых, субъективная сторона данного преступления характеризуется исключительно прямым умыслом на сообщение заведомо ложных сведений. Адвокат, добросовестно передающий информацию, полученную от доверителя, и не осведомленный о ее ложности, не имеет такого умысла. Ответственность за заведомо ложный донос должен нести тот, кто сообщил ложные сведения с прямым умыслом, – т.е., как правило, недобросовестный доверитель.

Во-вторых, судебная практика исходит из того, что если заявитель добросовестно заблуждался относительно сообщаемых сведений, даже если они не подтвердились, состав преступления по ст. 306 УК отсутствует. Анализ практики показывает, что случаи привлечения адвокатов к ответственности по ст. 306 УК крайне редки и обычно связаны не с фактом подачи заявления по поручению доверителя, а с активными действиями по фальсификации доказательств или иными формами соучастия в преступлении. Реальный риск для адвоката лежит скорее в плоскости профессиональной этики и возможной дисциплинарной ответственности за недобросовестность или грубую неосмотрительность при работе с информацией доверителя, нежели в сфере уголовного права.

Риск отвода по ст. 72 УПК (адвокат в статусе свидетеля). Опасения относительно неизбежного отвода адвоката в случае его допроса как свидетеля также не учитывают ряд важных моментов. Пункты 2 и 3 ч. 3 ст. 56 УПК прямо запрещают допрашивать адвоката об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с обращением за юридической помощью или ее оказанием. Это положение подкрепляется ст. 8 Закона об адвокатуре. Попытка следователя допросить адвоката о содержании сведений, полученных от доверителя и изложенных в заявлении, с целью его последующего отвода является незаконной. Факт подачи заявления не превращает адвоката в свидетеля по существу дела (об обстоятельствах преступления). Теоретически адвокат может быть опрошен или допрошен только по факту подачи заявления и источнику своей осведомленности (доверитель), что является процедурным действием и не должно затрагивать адвокатскую тайну. Такой допрос не может служить основанием для отвода на основании п. 1 ч. 1 ст. 72 УПК, так как адвокат не дает показаний об обстоятельствах дела, ставших ему известными от доверителя. Риск отвода зачастую является не столько юридической проблемой, сколько тактическим приемом недобросовестных должностных лиц для устранения активного представителя потерпевшего.

Преодоление практических трудностей. Аргумент о возможном отказе в возбуждении дела из-за недостатка у адвоката информации преодолевается путем тщательной досудебной подготовки. Адвокат должен максимально полно изложить в заявлении все известные доверителю фактические обстоятельства, приложить копии имеющихся документов и указать на готовность доверителя дать подробные объяснения или показания. Отказ адвоката от дачи пояснений по существу сведений, полученных от доверителя, является законным (в силу адвокатской тайны) и не может служить единственным основанием для отказа в возбуждении уголовного дела.

Судебная практика: тенденции и акценты

Анализ судебной практики последних лет по вопросам, непосредственно связанным с подачей заявления о преступлении адвокатом, действующим в качестве представителя, показывает, что суды регулярно сталкиваются с делами, в которых затрагиваются права и обязанности представителей потерпевших. Хотя опубликованных решений, где центральным вопросом была бы именно правомерность подачи адвокатом заявления, не так много, общие тенденции позволяют сделать определенные выводы.

Так, по делам, связанным с ответственностью по ст. 306 УК, суды последовательно придерживаются позиции о необходимости установления прямого умысла на совершение заведомо ложного доноса. Например, в постановлении Президиума Ивановского областного суда от 22 сентября 2017 г. № 44у-26/2017 подчеркивается, что для состава преступления, предусмотренного ст. 306 УК, необходимо, чтобы лицо осознавало ложность сообщаемых им сведений о совершении преступления. Добросовестное заблуждение заявителя, даже если сообщенные им сведения не нашли объективного подтверждения в ходе проверки, исключает уголовную ответственность. Применительно к адвокатам это означает, что если адвокат действует на основании информации, предоставленной доверителем, и не имеет оснований сомневаться в ее правдивости (или его сомнения не достигают степени уверенности в ложности), прямой умысел отсутствует.

В контексте применения ст. 72 УПК и отвода адвоката практика более противоречива, однако ключевым аспектом остается соблюдение положений об адвокатской тайне (ст. 56 УПК). Конституционный Суд РФ неоднократно указывал на недопустимость использования информации, полученной от адвоката в ходе его допроса в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с оказанием юридической помощи, в качестве основания для его отвода (напр., определения КС от 9 ноября 2010 г. № 1573-О-О; от 6 марта 2003 г. № 108-О). Хотя данные определения напрямую не касаются ситуации подачи заявления, они формируют общий подход к защите адвокатской тайны. Если адвокат допрашивается исключительно по процедурным моментам подачи заявления (кто обратился; когда; какие документы, подтверждающие полномочия, представлены), не раскрывая при этом содержания конфиденциальных бесед с доверителем, основания для его отвода как свидетеля по существу дела представляются сомнительными.

Встречаются и решения, когда суды признают правомерность действий представителей по инициированию процедур проверки заявления о преступлении. Например, в апелляционном постановлении Московского городского суда от 7 марта 2017 г. № 10-3712/2017 рассмотрена жалоба на отказ в возбуждении уголовного дела, в котором заявление было подано представителем потерпевшего юрлица. Суд, принимая решение, исходил из полноты прав представителя, действовавшего на основании доверенности, что в полной мере соответствует позиции Верховного Суда РФ². Схожая ситуация рассмотрена в Постановлении Президиума Верховного суда Республики Бурятия от 11 декабря 2015 г. № 44У-92/2015.

Таким образом, хотя судебная практика не дает исчерпывающих ответов на все нюансы, в целом она не содержит принципиальных препятствий для подачи адвокатом заявления о преступлении в интересах доверителя, особенно если адвокат действует добросовестно и в строгом соответствии с требованиями закона, касающимися адвокатской тайны.

Целесообразность и необходимость участия адвоката

Помимо формально-юридической правомерности подача заявления о преступлении адвокатом во многих ситуациях является не только допустимой, но и целесообразной и необходимой мерой. Это особенно актуально, когда:

• потерпевший уязвим: лицо может быть не в состоянии самостоятельно обратиться в правоохранительные органы в силу тяжелого физического или психологического состояния, преклонного возраста, несовершеннолетия, языкового барьера или страха;
• дело имеет юридическую сложность: обстоятельства преступления могут требовать точной юридической квалификации и грамотного изложения доказательств уже на стадии подачи заявления;
• требуется обеспечить контроль и оперативность: адвокат может проконтролировать своевременную регистрацию заявления, соблюдение сроков проверки, и оперативно обжаловать незаконные решения;
• потерпевший находится в другом месте (городе/стране) или его личное участие затруднено.
• необходимо сэкономить время и ресурсы доверителя.

Таким образом, представляется, что подача заявления адвокатом – не просто техническое действие, а элемент квалифицированной юридической помощи, гарантированной ст. 48 Конституции. Участие адвоката на самой ранней стадии уголовного процесса способствует реализации принципа процессуального равенства, помогая потерпевшему, не обладающему специальными знаниями, эффективно отстаивать его права.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о правомерности и целесообразности подачи адвокатом, действующим в качестве представителя, заявления о возбуждении уголовного дела от имени и в интересах доверителя. Эта позиция основывается на:

• конституционной гарантии права на квалифицированную юридическую помощь (ст. 48 Конституции);
• прямом указании ч. 3 ст. 45 УПК, наделяющей представителя потерпевшего теми же процессуальными правами, что и самого потерпевшего;
• полномочиях адвоката, установленных Законом об адвокатуре;
• признании такой практики ведомственными инструкциями МВД и СКР.

Аргументы о «несовместимости статусов» и высоких рисках для адвоката представляются спорными при системном толковании законодательства. Риск привлечения к ответственности по ст. 306 УК для добросовестного адвоката минимален, а риск отвода по ст. 72 УПК при попытке допроса адвоката по существу сведений, полученных от доверителя, нивелируется институтом адвокатской тайны.

Резюмируя, отмечу, что подача адвокатом как представителем заявления о преступлении, на мой взгляд, является правомерным, допустимым и во многих случаях необходимым действием, направленным на эффективную защиту прав потерпевших и обеспечение их реального доступа к правосудию. Потенциальные риски при условии соблюдения адвокатом высоких стандартов профессиональной этики и добросовестности, а также при активном использовании механизмов защиты профессиональных прав являются управляемыми. Отказ от использования этого инструмента может необоснованно ограничить права потерпевших на получение своевременной и квалифицированной юридической помощи.

Для дальнейшего снижения частоты спорных ситуаций представляется целесообразным рассмотреть возможность внесения дополнений в УПК, четко регламентирующих статус адвоката как представителя при подаче заявления, и продолжить формирование единообразной положительной судебной практики по вопросам защиты профессиональных прав адвокатов.