Удивительно, как иногда простые жизненные истории могут обернуться сложным и длительным судебным процессом, в котором даже судьи не могут прийти к единому мнению о том, кто прав, а кто виноват.
Четыре года назад майским вечером в Санкт-Петербурге произошел банальный случай. Один мужчина прогуливался в сквере со своим щенком, другой с приятелем сидел на лавочке. Мужчины были знакомы. В тот день из-за личной неприязни между ними произошла словесная перебранка, переросшая в конфликт с нанесением побоев.
Стороны в ходе расследования этого дела были принципиальны в том, что произошедшее не являлось дракой, т.е. взаимным нанесением побоев. Кто был потерпевшим, а кто виновным – все четыре года оставалось загадкой. Разгадать ее было непросто в том числе из-за характера повреждений участников конфликта: у В. были установлены повреждения пальца левой руки и ссадины на тыльных поверхностях обеих рук, у Я. – повреждение в области левого глаза. В дальнейшем они были признаны легким вредом здоровью.
Сложно было также разобраться в показаниях свидетелей каждой из сторон. Очевидцы со стороны одного участника указывали на виновность другого, и наоборот.
Возможно, эта история могла завершиться в том же 2014 г., например в связи с примирением сторон, если бы один из участников конфликта не являлся адвокатом АП Санкт-Петербурга В., а второй – ранее судимым Я. История получила широкую огласку. Непримиримость сторон конфликта, для каждой из которых доказать правдивость своей позиции было делом чести, и общественный резонанс стали причиной длительного судебного процесса.
Юридическая сторона истории началась с возбуждения 15 июля 2014 г. руководителем ГСУ СК РФ по Санкт-Петербургу уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 112 УК РФ (в дальнейшем переквалифицировано на ч. 1 ст. 115 УК РФ), в отношении адвоката В. Потерпевшим по данному делу был признан Я.
Справедливости ради следует отметить, что адвокат В. также писал заявление в полицию о привлечении Я. к ответственности. После череды отказов в возбуждении дела его сообщение о преступлении было направлено мировому судье. Дальнейшая судьба сообщения неизвестна даже его автору.
Уголовное дело в отношении адвоката В. расследовалось на протяжении года. За указанное время следствием было собрано немало доказательств его вины в причинении вреда здоровью Я.: были проведены судебно-медицинские экспертизы, изъяты записи с видеокамер наружного наблюдения с места конфликта, на которых было запечатлено, как адвокат В. наносит удары руками и ногами Я., были допрошены свидетели-очевидцы конфликта, подтвердившие, что удары наносил именно В. По каким-то причинам В. не сообщил следствию об имевшихся у него очевидцах конфликта.
Вероятно, суд вынес бы обвинительный приговор, если бы не заявленное В. ходатайство о прекращении дела вследствие акта об амнистии. 13 июля 2015 г. уголовное дело в отношении адвоката В. было прекращено постановлением следователя.
Но поскольку «дело чести» нельзя завершить по нереабилитирующему основанию, а дальнейшее расследование уголовного дела грозило обвинительным приговором, адвокат В., который был нашим оппонентом, избрал иной способ защиты: примерно одновременно с подачей ходатайства о прекращении дела по амнистии им было подано в суд заявление частного обвинения о привлечении Я. к уголовной ответственности за умышленное причинение легкого вреда здоровью В. Так, Я. из потерпевшего в одночасье превратился в подсудимого по тому же делу.
Несмотря на вывод судебно-медицинской экспертизы о том, что телесные повреждения В. могли образоваться как по механизму, описанному В., так и по механизму, описанному Я.; несмотря на истребование и приобщение к материалам этого дела многотомных материалов уголовного дела В. (со всеми доказательствами, включая видеозапись), несмотря на допрос свидетелей защиты, 31 октября 2016 г. мировым судьей был вынесен… обвинительный приговор. Такого результата не ожидал никто, наверное, даже частный обвинитель.
Апелляционная жалоба подсудимого Я. рассматривалась Московским районным судом Санкт-Петербурга три месяца (напомним, что речь идет о деле частного обвинения по ч. 1 ст. 115 УК РФ). Несмотря на то что в суде апелляционной инстанции выяснилось, что из материалов дела исчезла видеозапись, на которой было запечатлено нанесение ударов адвокатом В., апелляционная жалоба подсудимого Я. и его защитника была удовлетворена, но дело было направлено на новое рассмотрение. Ставить точку было еще рано. Стороны конфликта не желали прекратить дело ни в связи с примирением сторон, ни вследствие истечения сроков давности.
21 июня 2017 г. мировым судьей иного судебного участка было вынесено постановление… о прекращении уголовного дела ввиду отсутствия состава преступления, так как частный обвинитель неожиданно для всех не явился в суд и не поддержал частное обвинение. Но после подал апелляционную жалобу на это постановление.
На этот раз Московский районный суд Санкт-Петербурга рассматривал апелляционную жалобу частного обвинителя и счел, что однократная неявка потерпевшего не дает суду оснований для применения ч. 3 ст. 249 УПК РФ. Дело было вновь возвращено на новое рассмотрение. Суд первой инстанции должен был рассмотреть это дело в третий раз.
Никто из участников процесса и не думал сдаваться спустя три с половиной года после описываемых событий, когда от травм давно не осталось и следа, а свидетели уже с трудом вспоминали, зачем их вызвали в суд. Тем не менее это был процесс, в котором, на наш взгляд, нашли практическое разрешение некоторые вопросы теории уголовного процесса.
Так, суд счел необоснованным ходатайство обвинения о назначении судебно-медицинской экспертизы при новом рассмотрении дела для определения степени тяжести и механизмов образования повреждений потерпевшего при наличии в деле ранее полученного судом экспертного заключения. Сторона защиты настаивала на том, что основания для проведения повторной и/или дополнительной экспертизы отсутствовали. И наш довод был услышан судом.
Неоднозначно в судебной практике трактуется и значение постановления о прекращении уголовного дела вследствие акта об амнистии. Несмотря на то что в предыдущем процессе суд не принял во внимание уже имевшееся процессуальное решение относительно того же события, позиция стороны защиты во многом основывалась на этом процессуальном акте как одном из доказательств вины частного обвинителя, а не подсудимого.
Ссылаясь на позицию Конституционного Суда, изложенную в Постановлении от 28 октября 1996 г. № 18-П (аналогичная позиция – в Определении от 19 июля 2016 г. № 1673-О), согласно которой указанный процессуальный акт все же фиксирует наличие доказательств, свидетельствующих о содержании в деянии – в данном случае В. – признаков состава преступления, стороне защиты удалось убедить суд в доказательственном значении этого постановления и всех материалов уголовного дела.
После длительных судебных заседаний, многочисленных ходатайств частного обвинителя, большинство из которых были отклонены судом, многочасовых оглашений материалов дела судом спустя пять месяцев был постановлен оправдательный приговор.
Этот приговор примечателен еще и тем, что за подсудимым было признано право на реабилитацию. Известно, что по делам частного обвинения это право подсудимого отсутствует, ведь необоснованное обвинение исходит не от государства, а от частного лица. Наше дело стало исключением, так как до этого подсудимый уже был незаконно осужден приговором суда. Судебную ошибку исправили и за незаконно осужденным признали право требовать от государства полного восстановления его нарушенных прав.
Добиться этого успеха впервые за четыре года рассмотрения дела помогла прежде всего работа с доказательствами обвинения. При тщательном анализе материалов дела представить суду альтернативную версию произошедшего и убедить в ней суд можно, руководствуясь уже представленными доказательствами обвинения и толкуя их в свою пользу.
Так, суд критически отнесся к показаниям свидетелей обвинения, так как их дискредитировал способ их поиска. Распространенный «трюк» с появлением свидетелей в деле через объявление в газете о поиске очевидцев, данное одной из сторон конфликта, не добавляет убедительности их показаниям, ведь такой свидетель, связываясь впервые по телефону с одним из участников конфликта, априори считает его потерпевшей стороной и все дальнейшие показания дает через призму своего уже сложившегося внутреннего убеждения о том, кто виноват.
Не обошлось в этом процессе и без экспериментов: ходатайство защиты о проведении психофизиологической экспертизы или исследования участников конфликта с помощью полиграфа было оставлено судом без удовлетворения, что не стало для нас неожиданностью. Однако это ходатайство имело иное тактическое значение. Несложно догадаться какое, учитывая, что потерпевший отказался от прохождения такого исследования в рамках судебной экспертизы, а суд принимает решение, основываясь на своем внутреннем убеждении.
Этот процесс еще раз подтвердил наше глубокое убеждение в том, что главная цель защиты в уголовном процессе – представить суду иную, альтернативную версию произошедших событий; убедить суд в том, что предъявленное обвинение – не единственный вариант развития событий, что даст возможность суду применить основной принцип уголовного судопроизводства – презумпцию невиновности. Это и было сделано.
