Объективное банкротство: в какой момент оно возникает?

Одним из важнейших механизмов защиты нарушенных прав кредиторов должника, в отношении которого возбуждено дело о банкротстве, является институт субсидиарной ответственности контролирующих лиц, в рамках которого в настоящее время вырабатываются эффективные подходы к выявлению как конечных бенефициаров, виновных в доведении хозяйствующих субъектов до банкротства, так и неправомерных действий контролирующих лиц, приведших к банкротству должника.

Вместе с тем, несмотря на стремление усовершенствовать механизм субсидиарной ответственности для установления действительных причин банкротства хозяйствующего субъекта и виновных в этом лиц, некоторые вопросы, имеющие существенное значение для рассмотрения таких споров, не получили однозначного решения как на законодательном, так и на правоприменительном уровне.

О категории «объективное банкротство» и моменте его возникновения

Одной из важнейших категорий, используемых при рассмотрении споров о привлечении к субсидиарной ответственности, является «объективное банкротство», применяемое при установлении периода, в рамках которого определяется круг контролирующих лиц, а также момента возникновения обязанности единоличного исполнительного органа должника (субсидиарно – иных контролирующих его лиц) обратиться в суд с заявлением о банкротстве.

Внедрение категории «объективное банкротство» в рассмотрение споров о привлечении к субсидиарной ответственности, несомненно, соответствует целям установления действительных обстоятельств несостоятельности должника в сравнении с ранее действовавшим регулированием и практикой. В частности, такие категории, как «неплатежеспособность» и «неоплатность», очевидно, не могут свидетельствовать о реальной невозможности хозяйствующего субъекта исполнить обязательства перед кредиторами и зачастую присутствуют в деятельности большинства компаний, привлекающих заемные денежные средства и имеющих кассовые разрывы.

Отсутствие единообразия в определении момента возникновения объективного банкротства породило существенные сложности, влияющие на обоснованность судебных актов по спорам о привлечении к субсидиарной ответственности.

Первоначально термин «объективное банкротство» был введен Верховным Судом РФ в Определении от 20 июля 2017 г. № 309-ЭС17-1801 по делу № А50-5458/2015, в котором объективное банкротство определялось как критический момент, когда должник из-за снижения стоимости чистых активов утратил способность удовлетворить требования кредиторов в полном объеме.

Позднее, в Постановлении Пленума ВС от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление Пленума ВС № 53) под объективным банкротством подразумевался момент, когда должник стал неспособным в полном объеме удовлетворить требования кредиторов, в том числе касающиеся уплаты обязательных платежей, из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов.

Таким образом, в указанном постановлении ВС изменил правовую позицию об определении объективного банкротства, связав невозможность удовлетворения требований кредиторов в полном объеме не с размером чистых активов должника, определяемых по данным бухучета¹, а с реальной (рыночной) стоимостью его активов.

Представляется, что такое толкование целесообразнее, чем определение момента возникновения объективного банкротства на основании размера чистых активов по данным бухучета, которые могут быть умышленно искажены либо отражать стоимость активов, не соответствующую действительности, в силу объективных причин.

Вместе с тем, несмотря на принятие Постановления Пленума ВС № 53, закрепившего определение момента возникновения объективного банкротства на основании реальной стоимости активов должника, единообразия судебной практики достичь не удалось. Например, по-прежнему распространено сопоставление размеров обязательств должника с чистыми активами², что сохраняет существенный риск неверного определения момента возникновения объективного банкротства с учетом указанных проблем. При этом проблема единообразного определения момента возникновения объективного банкротства значима не только для лиц, в отношении которых уже подано заявление о привлечении к субсидиарной ответственности по обязательствам контролируемого ими должника, но и для руководства юридических лиц, в отношении которых дело о банкротстве пока не возбуждено.

Как отмечалось, определение момента объективного банкротства важно для установления обязанности руководителя юридического лица – должника (субсидиарно – иных контролирующих лиц) обратиться в суд с заявлением о банкротстве. При этом неподача руководителем такого заявления при возникновении объективного банкротства является противоправным бездействием и основанием для привлечения к субсидиарной ответственности. Вместе с тем отсутствие единообразия в определении момента возникновения объективного банкротства влечет крайне негативные последствия для лиц, не оценивших должным образом риски и последствия их управленческих решений с позиции оснований для последующего привлечения к субсидиарной ответственности.

С учетом этого одним из важнейших направлений совершенствования института субсидиарной ответственности представляется выработка единообразного подхода к определению момента возникновения объективного банкротства на основании реальной стоимости активов должника. Несмотря на то что определение объективного банкротства таким способом, на наш взгляд, более корректно, правовые позиции, сформированные Верховным Судом, не раскрывают подробно алгоритм, которым должны руководствоваться суды, определяя размер денежных обязательств и реальных активов, а также не поясняют, каким образом суд должен устанавливать действительные причины объективного банкротства.

Более того, несмотря на указание ВС о необходимости определения объективного банкротства на основании реальной стоимости активов, в его правовых позициях по другим делам отмечается, что обстоятельства, подтверждающие объективное банкротство подконтрольного лица, могут быть установлены и по косвенным признакам – например, прекращение платежей по обязательствам и т.п.³.

Кроме того, согласно п. 16 Постановления Пленума ВС № 53, в котором раскрывается, что понимается под действиями (бездействием) контролирующего лица, приведшими к невозможности погашения требований кредиторов, определение существенности влияния действий (бездействия) контролирующего лица на положение должника, а также наличия причинно-следственной связи между ними и объективным банкротством возложено на суд. Неопределенность и отсутствие единообразных критериев определения момента и причин объективного банкротства влекут для судов необходимость самостоятельно устанавливать объективное банкротство в каждом конкретном случае с учетом надлежащей оценки специфики деятельности должника, его бухгалтерских и иных документов, а также экономических и иных факторов, повлиявших на возникновение объективного банкротства, включая степень влияния каждого из них.

Исходя из судебной практики, при определении размера денежных обязательств, с которыми в дальнейшем сопоставляется размер реальных активов, суды зачастую учитывают следующие строки пассива баланса должника: кредиторская задолженность (код строки 1520); краткосрочные заемные средства (код строки 1510); долгосрочные займы (код строки 1410). Вместе с тем само по себе превышение размера обязательств над реальными активами не может априори свидетельствовать о возникновении объективного банкротства – например, с учетом высокой «закредитованности» российских компаний или возможности получения прибыли (активов) только на определенном этапе деятельности⁴. На практике это приводит к тому, что судьи, не обладающие специальными познаниями в области экономики и финансов, зачастую определяют момент возникновения объективного банкротства на основании позиций лиц, участвующих в обособленном споре о привлечении к субсидиарной ответственности, а не исходя из собственной оценки фактических обстоятельств банкротства должника.

В условиях действующих в рамках споров о привлечении к субсидиарной ответственности презумпций, применяемых к контролирующим лицам, отсутствие опровержения ими обстоятельств, указанных в заявлении о привлечении к субсидиарной ответственности, может толковаться как признание таковых (что в том числе может применяться к моменту определения объективного банкротства).

Вместе с тем в условиях опровержения контролирующим лицом доводов заявителя о моменте возникновения объективного банкротства и его причинах, в том числе со ссылкой на документы бухучета, иные документы и экономические факторы, суду необходимо критически оценивать заявленные доводы и представленные документы. Это, в свою очередь, вызывает сложности на практике, в связи с чем Верховный Суд вынужден в каждом конкретном случае давать судам указания о необходимости установления момента возникновения объективного банкротства, исследования его причин и их влияния на возникновение признаков банкротства, а также оценки действий контролирующих лиц и их причинно-следственной связи с наступлением объективного банкротства.

Предлагаемые меры для преодоления отсутствия единообразия судебной практики

С учетом изложенного представляется целесообразным издание более подробного разъяснения ВС (с обязательным привлечением при его подготовке лиц, обладающих специальными познаниями в сфере экономики и финансов) относительно алгоритма определения объективного банкротства, а также оценки экономических и иных факторов, повлиявших на его возникновение, и степени влияния каждого из них.

Вместе с тем очевидно, что такие разъяснения или рекомендации общего характера дадут судам определенный ориентир, в то время как для установления причин конкретного банкротства и момента его возникновения полагаем целесообразным привлечение специалистов в сфере экономики. Например, в уголовном судопроизводстве при рассмотрении дел по таким преступлениям, как неправомерные действия при банкротстве, преднамеренное банкротство, фиктивное банкротство, широко используется экспертиза признаков банкротства. В целях соблюдения баланса прав и интересов кредиторов и привлекаемых к ответственности контролирующих лиц необходимо, на наш взгляд, активнее использовать институт судебной экспертизы для установления объективного банкротства. Нельзя также не отметить, что на практике лица, участвующие в деле, обращаются к институту судебной и внесудебной экспертизы не для разъяснения возникающих при рассмотрении дела вопросов, требующих специальных знаний, а для подтверждения их позиции экспертом.

Указанная проблема присуща институту судебной и внесудебной экспертиз в целом, а не только применительно к рассмотрению споров определенной категории. Учитывая это, для беспристрастного анализа момента и причин возникновения объективного банкротства представляется целесообразным выбор эксперта на основании кандидатур, определяемых судом, а не предлагаемых лицами, участвующими в деле.

Альтернативным вариантом обеспечения беспристрастного анализа момента и причин возникновения объективного банкротства могло бы стать создание единого реестра экспертов, управомоченных проводить его в рамках споров о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц, с возложением функций по его ведению на Федеральную службу государственной регистрации, кадастра и картографии как контрольный (надзорный) орган в рамках дела о банкротстве. Такой реестр, формируемый на основе соответствия экспертов определенным критериям квалификации и опыта, позволит, на наш взгляд, установить реальные причины и момент возникновения объективного банкротства в каждом конкретном случае и избежать злоупотреблений со стороны участвующих в деле лиц при выборе кандидатур экспертов, обеспечить их независимость и объективность при назначении в качестве эксперта для конкретного дела на основе случайной выборки (по аналогии с назначением судом временного управляющего при представлении его кандидатуры аффилированным с должником лицом).

Создание реестра вряд ли решит все возникающие на практике вопросы, связанные с установлением объективного банкротства в рамках споров о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности, но в то же время позволит минимизировать риск заинтересованности эксперта по отношению к лицам, участвующим в деле. Кроме того, привлечение экспертов для подготовки заключения по вопросам, связанным с установлением объективного банкротства, предполагает их комплексное исследование на основе не только данных бухучета, но и всей финансовой документации должника, касающейся совершенных им сделок. Это, в свою очередь, может повлечь неполноту или неточность выводов экспертов относительно действительного момента и причин объективного банкротства – например, в случае непередачи документов бывшим руководителем должника конкурсному управляющему.

Полагаем, в таких случаях в интересах кредиторов (помимо возможности их защиты путем привлечения к субсидиарной ответственности бывшего руководителя должника за непередачу документов) эксперту (как и суду в случае самостоятельного определения им момента и причин объективного банкротства) неизбежно придется делать выводы на основании представленных документов и исходить из презумпции их достаточности.

В заключение отметим, что в настоящее время определение объективного банкротства на практике вызывает сложности, обусловленные как отсутствием у судей специальных познаний в области экономики, так и пробелами в регулировании на уровне разъяснений Верховного Суда. Вместе с тем значимость объективного банкротства для споров о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности неизбежно требует решения вопросов, возникающих в судебной практике, и совершенствования правового регулирования данной категории в целом.