Основной проблемой осуществления защиты в суде первой инстанции, на мой взгляд, можно назвать перманентно осложняющийся процесс доказывания. Практика показывает, что при исследовании доказательств нередки случаи, когда некоторые суды отдают приоритет доказательствам обвинения, а доказательства защиты зачастую ставят под сомнение. Фактически наблюдаются «презумпция достоверности и приоритета» материалов предварительного следствия, несмотря на некоторую порочность происхождения части таких материалов, а также «повышенная» юридическая сила показаний сотрудников правоохранительных органов и свидетелей обвинения.
Разумеется, человек крайне редко оказывается на скамье подсудимых случайно. Если лицо подвергается уголовному преследованию, то, как правило, этому предшествуют события, в которых он в той или иной форме принимал участие. Здесь важными являются умысел, степень участия и наличие состава преступления в его действиях. При наличии состава преступления, в свою очередь, нужно определить квалификацию преступления, вокруг чего чаще всего разворачиваются споры в суде первой инстанции.
Вместе с тем самые «непримиримые» процессуальные споры между сторонами защиты и обвинения возникают из-за того, что подсудимый не признает вину в инкриминируемом ему деянии. В таких случаях защите приходится трудно ввиду сложности восприятия судом иной – противоположной обвинению – версии произошедшего и квалификации содеянного, предлагаемой защитой.
Практикующие по уголовным делам адвокаты выделяют несколько причин такой позиции судов, включая «обвинительный уклон». Не могу не согласиться с мнением коллег, однако хотел бы остановиться на другом – возможно, более глубинном, аспекте.
Основываясь на собственных практических наблюдениях, помимо прочего выделю психологическую причину, а именно – недоверие некоторых судей к защите в целом. По всей видимости, для части судей характерна внутренняя убежденность в заведомой лживости доводов адвоката, приводимых им в качестве доказательств.
В соответствии со ст. 6 УПК РФ назначением уголовного судопроизводства является не только защита прав и законных интересов потерпевших от преступлений, но и личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. В соответствии с ч. 4 ст. 7 Кодекса определения суда, постановления судьи должны быть законными, обоснованными и мотивированными. В связи с этим приоритет должен отдаваться защите не только потерпевшего, но и невиновного лица – то есть не правам отдельных участников уголовного процесса, а назначению и основным принципам уголовного судопроизводства.
Однако практика показывает, что суды не стали реже рассматривать другую квалификацию – кроме той, которая указана в обвинительном заключении, – не говоря уже об исследовании вопроса об отсутствии в действиях подсудимого состава преступления либо иных оснований для прекращения уголовного преследования.
В качестве примера приведу выдержку из обвинительного приговора в отношении моего подзащитного, в котором суд указал, что «защита не представила бесспорных доказательств, опровергающих версию государственного обвинителя». То есть получается, что с обвинения снимается обязанность доказывать наличие события, квалификацию деяния и вину в совершении преступления.
Приведенная формулировка становится распространенной, что вызывает тревогу, поскольку свидетельствует о том, что судья изначально убежден в виновности подсудимого и именно в той квалификации, которую определило следствие и утвердила прокуратура. Данное обстоятельство дает повод полагать, что на подсознательном уровне часть судей уже изначально не расположены разрешать дело по существу, чтобы вынести законный, обоснованный и мотивированный приговор, что подразумевает подвергание критике доводов как защиты, так и обвинения при соблюдении фундаментального принципа презумпции невиновности. При этом данный принцип подразумевает более критичный подход к доказательствам именно стороны обвинения.
Изложенное приводит к тому, что стороне обвинения не составляет сложности приобщить к материалам дела новые доказательства; практически все ее ходатайства удовлетворяются, включая ходатайства о назначении экспертизы. Ходатайства обвинения подвергаются критике преимущественно стороной защиты.
В то же время обоснованность ходатайств защиты ставит под сомнение не только обвинение, которое делает это, исходя из собственной позиции, но и суд, нередко отказывающий защите в приобщении к делу собранных ею доказательств, допросе свидетелей, специалистов, назначении экспертиз, в том числе в постановке вопросов, которые могли бы внести ясность в рассматриваемое уголовное дело.
Чтобы добиться удовлетворения заявленных ходатайств, защите приходится выстраивать целую цепочку предпосылок к тому, чтобы суд назначил экспертизу. Куда сложнее с приобщением к материалам дела письменных и вещественных доказательств, а также с допросом свидетелей. Кроме того, защита часто бывает не услышанной судом при возражениях на ходатайства стороны обвинения. В итоге в 95% случаев суды удовлетворяют ходатайства прокуратуры и в таком же процентном соотношении отказывают в удовлетворении ходатайств защиты, если против удовлетворения данных ходатайств выступает обвинение. К сожалению, ходатайства обвинения суд удовлетворяет из соображений проверки обоснованности приведенных этой стороной доводов.
Противоположная ситуация с ходатайствами защиты. Для проверки версии защиты суд редко удовлетворяет ее ходатайства либо удовлетворяет частично. Классический пример –частые отказы в ходатайствах об истребовании материалов по другому делу, подтверждающих заинтересованность свидетелей обвинения либо действительность событий, на которые ссылается защита. Другой случай – отказ защите в приобщении к материалам дела заключения специалиста под тем предлогом, что специалист не был предупрежден об уголовной ответственности, и в то же время приобщение к материалам дела заключения другого специалиста, также не предупрежденного об уголовной ответственности, но чье заключение вынесено в пользу обвинения. При этом в одной ситуации специалист может быть допрошен в суде, но в приобщении заключения может быть отказано, а в другой – специалист допрашивается после приобщения его заключения к материалам дела.
Некоторые адвокаты полагают, что отказ в удовлетворении ходатайств защиты и препятствование в постановке вопросов допрашиваемым лицам обусловлены нежеланием суда «пошатнуть» позиции обвинения. Исходя из приведенного тезиса, полагаю возможным говорить о такой причине, как нежелание части судей пересматривать свою убежденность в виновности подсудимого.
Так, коллеги-защитники нередко сталкиваются с использованием типовых мотивировок, носящих преимущественно обвинительный характер, в частности: «нет основания не доверять», «суд критически оценивает показания свидетеля, данные им в суде, поскольку на стадии предварительного следствия свидетель давал показания, изобличающие подсудимого», «суд расценивает доводы обвиняемого как способ защиты с целью уменьшения степени ответственности», «показания свидетелей защиты вызваны их знакомством с подсудимым и желанием помочь ему избежать уголовной ответственности, в связи с чем суд относится к ним критически» и т.п.
Например, в моем производстве находится дело, по которому ключевые свидетели обвинения являются родственниками потерпевшего, а свидетели защиты полностью состоят из родственников подсудимого. Все они также были участниками происходящих событий. Оценивая показания свидетелей, суд отнесся критически к показаниям свидетелей защиты, поскольку они, – как посчитал суд, – тем самым пытаются помочь своим родственникам и (!) не соответствуют показаниям свидетелей обвинения. Вместе с тем суд принял за основу показания ключевых свидетелей обвинения, мотивируя это тем, что они подтверждают вину подсудимых.
Негативное отношение некоторых судов к активной защитительной позиции нашло отражение в п. 18 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» (далее – Постановление Пленума ВС № 29), согласно которому может считаться законным отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий защитника, если они обусловлены явно недобросовестным использованием этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса.
Однако уголовный процесс является, по сути, противостоянием двух сторон, двух разных позиций. Он сам по себе предполагает оппонирование сторон друг другу, в ходе которого каждая сторона, реализуя свои права, как правило, наносит ущерб интересам другой стороны.
Позиция подсудимого, настаивающего на своей невиновности (непричастности к совершению преступления), обусловливает активную защитительную работу адвоката, предполагающую подачу большого количества ходатайств, возражений на действия стороны обвинения и заявляемые ею ходатайства, более детальный подход к исследованию доказательств и т.д. Активная работа защитника может вызвать раздражение председательствующего по делу судьи, если тот склонен считать подсудимого виновным. Из позиции ВС, изложенной в Постановлении Пленума ВС № 29, а также отсутствия четких критериев недобросовестности вытекает, что «злоупотреблением права на защиту» могут быть признаны практически любые действия и ходатайства защитника.
Исходя из анализа собственной адвокатской практики и практики коллег, отмечу, что наибольшая эффективность работы защитника в предоставлении доказательств и законные, обоснованные и мотивированные приговоры и постановления суды выносят в тех случаях, когда председательствующий по уголовному делу судья не закрыт к доводам защиты и внимательно анализирует их, не отказывает безосновательно в удовлетворении ее ходатайств и дает возможность осуществлять защиту в соответствии с требованиями УПК.
Уровень открытости судьи сказывается и на судьбе доказательств, представленных стороной обвинения. Увы, судебная практика такова, что идентичные нарушения одни суды признают недопустимыми, а другие – «несущественными». Так, доказательства расцениваются судами в качестве недопустимых, как правило, в том случае, когда судьи «слышат» сторону защиты, в то время как отказы в признании доказательств недопустимыми зачастую содержат странные мотивировки.
Безусловно, открытое отношение председательствующего не свидетельствует однозначно о том, что судья не убежден в виновности подсудимого, как и о том, что в приговоре не будут использованы «антизащитные» мотивировки, и не гарантирует, что суд вынесет решение, которое защите видится соответствующим закону. Однако это способствует правильной оценке доказательств, что может повлиять на выводы суда о виновности или невиновности подсудимого или об иной квалификации содеянного, аргументы в пользу которой приводит защита.
