По версии органа предварительного расследования – следственного отдела УФСБ России по Ярославской области, предприниматели М. и З., а также П., сотрудник одного из ярославских государственных образовательных учреждений, в период с начала января 2013 г. до конца января 2014 г., действуя в составе группы лиц по предварительному сговору, совершили мошенничество в особо крупном размере, то есть хищение денежных средств Департамента образования Ярославской области на сумму 23 166 151,52 руб.
Построение обвинения
Следствие утверждало, что обвиняемые М. и З., возглавлявшие ООО «К.Н.», предприняли от его имени умышленные действия по формированию завышенной цены на цифровые лаборатории производства «Data Harvest» (Великобритания), поставляемые в рамках программы модернизации образования путем проведения аукционов в учебные заведения г. Ярославля и Ярославской области. При этом обвиняемый П., ответственный за разработку технических заданий к цифровому оборудованию, якобы заведомо «подогнал» технические требования именно к тем цифровым лабораториям, которые намеревались реализовать М. и З., а также якобы «умышленно скрыл» от руководства государственного учреждения, то есть от своего работодателя, коммерческое предложение ООО «В.», а затем не представил его в Департамент образования Ярославской области. По мнению следствия, именно это предложение и содержало сведения о действительной рыночной стоимости цифровых лабораторий производства «Data Harvest», якобы значительно более низкой по сравнению с той, что предложили М. и З.
Обвинение полагало, что если бы информация о предложенных ООО «В.» ценах не была сокрыта, государство затратило бы на приобретение указанного оборудования на 23 166 151,52 руб. меньше. По этой причине следствием был сделан вывод о том, что бюджетные денежные средства на названную сумму были похищены именно обвиняемыми путем мошенничества. При этом М. и З., действуя от имени ООО «К.Н.», не являвшегося участником торгов по закупке цифровых лабораторий, проводимых в 2013 г. Департаментом образования Ярославской области, ввели в заблуждение непосредственного участника таких торгов – ЗАО «Фирма К.», сообщив данной организации недостоверные сведения о ценах на цифровые лаборатории.
По утверждению следствия, М. и З., действуя от имени ООО «К.Н.», затратили на приобретение цифровых лабораторий в Великобритании лишь около 10,5 млн руб., реализовали их по фиктивным, с точки зрения следствия, сделкам ЗАО «Фирма К.» за 29 525 324 руб. В свою очередь ЗАО, став победителем торгов, осуществило самостоятельную наценку на оборудование в размере 65%–70% от своих затрат, заключило по итогам торгов государственные контракты и получило в результате их исполнения порядка 48,5 млн руб. бюджетных денежных средств. При этом следствие в составе материального ущерба вменило обвиняемым одновременно как сумму наценки, произведенной ООО «К.Н.» при продаже цифровых лабораторий в адрес ЗАО «Фирма К.», так и сумму наценки, полученной исключительно самим ЗАО при продаже цифровых лабораторий в рамках исполнения государственных контрактов. Обвиняемым был предъявлен гражданский иск на сумму 22 816 152, 52 руб.
Несмотря на то что ЗАО «Фирма К.» как участник торгов действовало самостоятельно и произвело собственную наценку, следствие, по нашему мнению, предпочло «не заметить» указанных обстоятельств и возложило вину целиком и полностью на обвиняемых, не включив в число обвиняемых по делу работников ЗАО «Фирма К.».
Для расчета ущерба в качестве так называемых «действительных рыночных цен» на цифровые лаборатории следствие использовало некий прайс-лист ООО «В.», хотя данная организация, во-первых, не намеревалась участвовать, в торгах; во-вторых, не имела для этого реальной возможности, поскольку не являлась официальным дилером компании «Data Harvest» и не располагала соответствующим товаром; в-третьих, ранее реализовывала лишь единичные образцы этой продукции, но по ценам, значительно превосходившим цены, указанные в их собственном прайс-листе, носившем исключительно информационный характер.
Дополнительную сложность для нас (адвокатов АП Костромской области Э.Г. Лебедева и П.В. Пашутина – защитников М., а также А.В. Гусакова и А.В. Клушина – защитников З.) представляло то обстоятельство, что мы приняли на себя защиту обвиняемых лишь в мае 2016 г., по сути, в момент окончания предварительного расследования. К этому времени следствие располагало, среди прочего, явками с повинной М. и З., подкрепленными их неоднократными, развернутыми «признательными» показаниями, данными в присутствии иных предыдущих защитников. Защиту обвиняемого П. в период всего расследования дела и в суде осуществлял адвокат АП Ярославской области И.В. Зайцев. При этом П. лишь частично признал вину, хотя фактически давал показания с отрицанием таковой.
Судебное рассмотрение
Уголовное дело рассматривалось в Кировском районном суде г. Ярославля свыше года (судья Е.А. Сергеева). При этом более 1/3 части всех судебных заседаний заняло исследование доказательств, представленных стороной защиты.
Участвовавшие в деле прокуроры полагали, что все обстоятельства, необходимые для признания названных лиц виновными в совершении инкриминируемого им общественно опасного деяния, в ходе судебного разбирательства нашли подтверждение.
Три «кита», на которых зиждились аргументы обвинения:
1. Заключение эксперта, проведенное на основании постановления следователя. Приняв за основу цены на цифровое оборудование, содержащиеся во все том же пресловутом прайс-листе ООО «В», эксперт пришел к выводу, что если бы государство закупало цифровые лаборатории не у ЗАО «Фирма К.» – победителя торгов (которое, в свою очередь, приобрело это имущество у М. и З.), а напрямую у ООО «В.», то бюджет сэкономил бы порядка 23 млн руб.
2. Показания сотрудников ЗАО «Фирма К.», которые якобы сами были введены в заблуждение М. и З. относительно реальной стоимости цифровых лабораторий и той наценкой, которую обвиняемые произвели относительно закупочных цен у производителя оборудования в Великобритании.
3. Доказательства обвинения, содержащие, в числе прочего, переписку и телефонные разговоры М., З. и П., из которых якобы следовало, что П. специально разработал технические задания под выгодные М. и З. цифровые лаборатории, заведомо исключив таким образом победу в предстоящих аукционах участников торгов с иным цифровым оборудованием, а также одновременно, имея доступ к прайс-листу ООО «В.», якобы скрыл его от руководства государственного учреждения, чем создал условия для неучастия этой организации в будущих конкурсах.
Естественно, государственный обвинитель уповал и на «признательные» показания М. и З., данные обвиняемыми на следствии, считая их «царицей доказательств», и недоумевал, о чем тут еще можно рассуждать.
Необходимо отметить, что к чести судьи, рассматривавшей дело, суд занимал абсолютно беспристрастную позицию, не вмешиваясь в допрос сторонами свидетелей и в процесс представления ими иных доказательств по делу, не чинил участникам уголовного судопроизводства препятствий в реализации их процессуальных прав и обязанностей. Оценивая сам ход судебного разбирательства и решения, выносимые судом, сторона защиты пришла к мнению, что судья проявила высший профессионализм и ответственный подход к рассматриваемому делу. И это несмотря на определенные трения, возникшие между защитниками и судьей на начальных стадиях процесса, когда защитники М. и З. даже были вынуждены дважды заявлять отвод председательствующей.
Позиция защиты
Защитниками М. и З. аргументированно оспаривались доводы обвинения, доказывалась их несостоятельность. Были представлены многочисленные доказательства, свидетельствующие в пользу подсудимых, а в весьма обширных прениях мы привели более 30 развернутых выводов, полностью опровергающих версию обвинения.
Ввиду ограниченности объема газетной статьи хотелось бы остановиться на ключевых доводах, приведенных нами в суде в пользу утверждений о невиновности обвиняемых.
Так, в ходе рассмотрения дела не была объективно установлена заведомая разработка П. соответствующих технических требований под характеристики цифрового оборудования производства компании «Data Harvest». Какие-либо технические экспертизы, могущие оспорить это обстоятельство, следствием не проводились. В деле также отсутствовали фактические данные, подтверждающие версию следствия о том, что обвиняемый П. намеренно подбирал дорогостоящую модель цифровых лабораторий, которую могли бы поставить М. и З.
Стороне защиты удалось доказать, что подсудимые З. и М., вопреки утверждению обвинения, никакого влияния на решения компании «Data Harvest», связанные с ограничением прав других участников рынка, никогда не оказывали и оказать таковое возможности не имели. Подсудимые не скрывали технической информации либо наименования планируемых к поставке цифровых лабораторий «Data Harvest» от работников ЗАО «Фирма К.» и Департамента образования Ярославской области.
Вывод следствия о том, что якобы цифровые лаборатории «Data Harvest» на самом деле значительно дешевле цифровых лабораторий с аналогичными характеристиками иных производителей, также был опровергнут защитниками М. и З., поскольку представленными в суд фактическими данными была подтверждена примерно одинаковая стоимость этих лабораторий в России.
Обвинение не подкрепило доказательствами свое утверждение о заведомом обладании подсудимыми достоверной информацией о точных закупочных ценах на оборудование у компании «Data Harvest», которая стала известна только после победы ЗАО «Фирма К.» в торгах в сентябре 2013 г., что исключало признак какого-либо преступного сговора. При этом ни М., ни З. никогда не вводили Департамент образования Ярославской области в заблуждение относительно действительных рыночных цен на оборудование производства компании «Data Harvest» в России.
Версия следствия о так называемом «намеренном введении в заблуждение» работников ЗАО «Фирма К.» относительно действительной стоимости комплектов цифровых лабораторий, являвшихся предметом закупок Департаментом образования Ярославской области в 2013 г., противоречила установленным по делу данным. Это обстоятельство защитники М. и З. выявили в суде путем кропотливых допросов работников названной фирмы.
Удалось доказать, что подсудимые никогда не обсуждали при продаже цифровых лабораторий в РФ наценки относительно себестоимости цифровых лабораторий «Data Harvest» в Великобритании в размере 300–400%. Завышение начальной максимальной цены контрактов на указанные комплекты цифровых лабораторий было осуществлено именно работниками ЗАО «Фирма К.» без какого-либо участия М. и З. Обвинением не был доказан факт искусственного формирования подсудимыми цен на предстоящие государственные контракты и создание упомянутыми лицами условий, направленных на исключение какой-либо конкуренции при проведении аукционов на право заключения государственных контрактов с Департаментом образования Ярославской области. Ни М., ни З. не имели объективной возможности оказывать влияние на цены контрактов, по которым Департамент образования Ярославской области приобрел цифровые лаборатории «Data Harvest».
Ни М., ни З. не могли заранее знать о том, какую ориентировочную прибыль ЗАО «Фирма К.» планировало извлечь и фактически извлекло из поставки приобретенных у них цифровых лабораторий при их последующей перепродаже Департаменту образования Ярославской области.
Обвинением не был доказан факт сокрытия подсудимыми и непредставления в Департамент образования Ярославской области так называемого «коммерческого предложения» ООО «В.», содержащего сведения о розничных ценах на цифровые лаборатории «Data Harvest». Более того, достоверность цен прайс-листа ООО «В.» на продукцию «Data Harvest» не была установлена. Стороне защиты удалось доказать, что этот документ не был ответом на ценовой запрос Департамента образования Ярославской области, а представлял собой лишь справочную информацию, в связи с чем не мог применяться для расчета начальных максимальных цен контрактов и, соответственно, стать основой расчета какого-либо ущерба.
В суде были представлены доказательства, согласно которым сделки купли-продажи продукции «Data Harvest» по ценам, указанным в прайс-листе ООО «В.», никогда не совершались, что ни при каких обстоятельствах не позволяло считать цены прайс-листа рыночными. Суд согласился с позицией, что только реальные цены ООО «В.» на цифровые лаборатории «Data Harvest», сформированные по итогам открытых аукционов на поставку данной продукции в образовательные учреждения иных регионов (не в Ярославскую область), могли считаться достоверными и рыночными. При этом такие цены почти на 40%–60% превышали цены прайс-листа ООО «В.», что подтверждалось представленным в суд защитниками М. и З. заключением специалиста в области финансового анализа с приведением соответствующих стоимостных коэффициентов.
Защитники М. и З. пригласили в суд еще одного специалиста в области госзакупок, который разъяснил, что даже если бы ООО «В.» участвовало в торгах, проводимых для нужд Департамента Ярославской области, то его предложения с ценами, указанными в прайс-листе, не могли бы в соответствии с действовавшим в 2013–2014 гг. законодательством применяться для расчета начальных максимальных цен контрактов, в том числе и по причине так называемых «экстремально низких цен».
Сторона защиты представила в суд официальный ответ от руководства британской компании – производителя цифровых лабораторий, согласно которому в 2013 г. ООО «В.» не являлось официальным дистрибьютором «Data Harvest» и не было уполномочено реализовывать данную продукцию на территории РФ, не обладало правом определять цены на продукцию «Data Harvest» в России. Кроме того, эти цифровые лаборатории, за исключением демо-комплекта, ООО «В.» никогда у компании «Data Harvest» не закупались, в РФ не ввозились, по указанным в прайс-листе ценам на территории РФ не продавались. Какими-либо товарными запасами продукции «Data Harvest» ООО «В.» не располагало. Также удалось доказать, что действиями подсудимых не ограничивалось право ООО «В.» участвовать в аукционах, проводимых Департаментом образования Ярославской области на закупку цифрового оборудования в 2013 г.
Защитники М. и З. сослались в суде на фактические данные о том, что объективно ООО «В.» не только никогда не планировало участия в открытых аукционах на поставку цифрового оборудования, но и не могло планировать и осуществить подобное участие, поскольку не было официальным дистрибьютором «Data Harvest» и никогда не закупало продукцию указанной марки, за исключением штучных демо-комплектов.
Наконец, посредством допроса в суде представителя ООО «В.» было установлено, что организация не имела намерений участвовать в аукционах на территории Ярославской области. Этот очень важный для разрешения уголовного дела вопрос следствием не выяснялся.
Все изложенные выводы защиты позволили стороне защиты утверждать об отсутствии в действиях М., З. и П. признаков состава преступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ, поскольку имеющимися в деле доказательствами объективно не подтверждалось наличие обмана либо злоупотребления доверием потерпевшего лица со стороны подсудимых. Также не был доказан сам факт какого-либо противоправного и безвозмездного изъятия денежных средств подсудимыми у Департамента образования Ярославской области либо лишение потерпевшего какой-либо имущественной выгоды в будущем.
Фактические же обстоятельства, приведенные в выводах защитников М. и З., вовсе исключали причинение какого-либо ущерба со стороны подсудимых, что влекло за собой и отрицание инкриминируемого им состава преступления. И действительно, отсутствие у ООО «В.» права устанавливать цены на продукцию «Data Harvest» на территории РФ, а также соответствующих товарных запасов не давало возможности оперировать теми ценами, к которым прибегало следствие для расчета стоимости причиненного ущерба.
Тот факт, что у ООО «В.» не было намерений участвовать в аукционах, проводимых для нужд Департамента Ярославской области, полностью исключал признак реальности ущерба, необходимый для любого вида хищения, и, по сути, даже не принимая во внимание иные обстоятельства дела, аннулировал обвинение в его основе.
То обстоятельство, что ООО «В.» не собиралось выходить на торги в Ярославской области, означало и отсутствие у Департамента образования этого субъекта РФ реальной возможности приобрести цифровые лаборатории по тем ценам, которые были предложены следствием в качестве отправных данных для установления размера ущерба. Основывать же обвинение на гипотетических данных недопустимо.
Признательные показания
Отдельно хотелось бы остановиться на исследованных в суде так называемых «признательных» показаниях М. и З., первоначально данных ими в ходе предварительного расследования по делу.
Еще в период следствия следователь следственного отдела УФСБ Ярославской области искренне выражал недоумение в связи с резкой сменой позиции обвиняемых М. и З. при вступлении в дело новых защитников. К тому времени двое из трех обвиняемых неоднократно подтвердили в протоколах допроса свои явки с повинной, полностью признали себя виновными в предъявленном им обвинении по ч. 4 ст. 159 УК РФ и «искренне раскаялись в совершенном ими мошенничестве». Взамен, как поясняли сами М. и З., со стороны следствия им были обещаны скорое правосудие в особом порядке судебного разбирательства и условный срок в случае выплаты в бюджет большей части «похищенных» у государства денежных средств. Анализ же обстоятельств дела, который нам изначально был известен к моменту вступления в дело, по крайней мере, со слов подзащитных, позволил сделать однозначный вывод, что в их действиях состава преступления нет. При ознакомлении же с материалами уголовного дела, объем которого составил более 50 томов, уверенность защитников М. и З. в необъективности расследования и необоснованности обвинения только укрепилась.
Явки с повинной М. и З. были написаны исключительно потому, что в противном случае, как обещали следователи, их из служебного кабинета прямиком переведут в ИВС, а затем и в СИЗО. Сотрудничество же со следствием и полное признание вины должны были способствовать, уверяли следователи, адекватному наказанию в суде. Неотвратимость обвинительного приговора у следствия сомнений не вызывала, поскольку к делам, расследуемым ФСБ, у судов, как пояснили фигурантам дела, никаких вопросов по объективности и качеству расследования не возникает.
С начала судебного следствия в Кировском районном суде г. Ярославля государственный обвинитель заявил, что подсудимые, изменив свою позицию с признания вины на отрицание таковой, поплатятся за это при вынесении обвинительного приговора, который, по мнению представителя прокуратуры Ярославской области Н., неминуем. После подобных высказываний прокурора защита заявила отвод государственному обвинителю, оставленный, впрочем, судом без удовлетворения.
В дальнейшем в ходе судебного следствия наступила череда отказов от дачи показаний со стороны ряда свидетелей обвинения, на показаниях которых отчасти и строилось само обвинение. Несколько ключевых свидетелей обвинения давать какие-либо показания в суде по существу дела и отвечать на какие-либо вопросы сторон отказались, сославшись на положения ст. 51 Конституции РФ. После этого судом было удовлетворено ходатайство государственного обвинителя и принято решение об оглашении выгодных обвинению показаний данных свидетелей, которые они давали в ходе предварительного расследования. Несмотря на возражения стороны защиты о том, что речь идет о показаниях свидетелей в отношении подсудимых, а не против себя, суд не нашел оснований отказать прокурору в оглашении показаний свидетелей и подтвердил их право воспользоваться положениями данной нормы закона, что, естественно, вызвало наше недоумение.
После подобных «допросов» свидетелей защитники М. и З., как уже упоминалось ранее, дважды заявляли отвод председательствующей, который, так же как и в случае с отводом государственному обвинителю, удовлетворен не был.
Интересен сам по себе факт, что свидетели, являющиеся работниками ЗАО «Фирма К.» – непосредственного участника описываемых событий, в обмен на свое освобождение от уголовного преследования и от гражданско-правовой ответственности (что нам было совершенно очевидно) дали недостоверные, но столь необходимые следствию показания для получения хотя бы формальных оснований как для привлечения подсудимых к уголовной ответственности, так и в целях искусственного вменения им квалифицирующего признака – «группы лиц по предварительному сговору». При этом из материалов дела неопровержимо следовало, о чем было достоверно известно и сотрудникам ЗАО «Фирма К.», что организация исключительно в результате собственных манипуляций, направленных на завышение стоимости цифровых лабораторий, получила из бюджета Ярославской области порядка 20 млн руб. от реализации данного оборудования и по настоящее время эти денежные средства государству не вернула. В связи с этим сотрудников ЗАО «Фирма К.», безусловно, устраивало то, что ответственность, в том числе и гражданско-правовая, целиком и полностью была возложена на подсудимых, к которым, в числе прочего, предъявлено требование о возврате и тех денежных средств – свыше 20 млн руб., которые они никогда не получали и не получить не могли.
Следствие же вместо того, чтобы надлежащим образом выяснить указанные и иные юридически значимые обстоятельства, то есть попросту установить истину, предпочло их проигнорировать, придумав, по сути, абсолютно абсурдную версию о том, что ЗАО «Фирма К.» получило прибыль от сделки в обозначенном размере, «будучи введенным в заблуждение подсудимыми» и т.п. и фактически против собственной воли, что абсолютно противоречит как материалам дела, так и здравому смыслу. При этом якобы «введенные в заблуждение» сотрудники ЗАО «Фирма К.» следствием были выставлены в роли неких лиц, не понимающих значения и последствий совершаемых ими действий, что, конечно же, не соответствовало действительности.
Данные факты наряду с иными свидетельствовали о том, что версия следствия, положенная в основу обвинения М., З. и П., родилась от безысходности, когда сотрудникам УФСБ по Ярославской области стало ясно, что иначе сконструировать вину подсудимых не удастся. При этом подобная версия полностью укладывалась и в ход самого следствия, особенно после того как обвиняемые М. и З. были вынуждены подписать необходимые следствию и заранее заготовленные сотрудниками правоохранительных органов показания (что фактически при допросе в суде подтвердил и сам следователь Б.) в обмен на неизбрание в отношении них меры пресечения в виде заключения под стражу и обещание рассмотрения дела в особом порядке судебного разбирательства. Учитывая эту судебную процедуру, проводимую без исследования и оценки судом доказательств, следствие, очевидно, позволяло себе заниматься подобным «творчеством» в надежде, что все истинные обстоятельства дела останутся без внимания.
В связи с изложенным следствие намеренно предпочло «не заметить» факты, имеющие отношение к истинной роли ЗАО «Фирма К.», действиям работников которого следователи надлежащей юридической оценки дать не пожелали.
Защитники М. и З. при рассмотрении уголовного дела заявляли суду о признании недопустимыми доказательствами явок с повинной М. и З. и их первоначальных допросов, в которых они признавали факт совершения мошеннических действий.
Следователь Б., который был также допрошен в судебном заседании по инициативе стороны обвинения, подтвердил, что при отказе дать по делу так называемые «признательные» показания он принял бы меры к избранию в отношении М. и З. меры пресечения в виде заключения под стражу, однако давлением данный факт он не считал. В своих показаниях следователь не отрицал, что действительно давал рекомендации по написанию текста явок с повинной подсудимым, разъяснял им интересующие следствие вопросы, а также желательные ответы, которые необходимо было отразить при написании явок. Текст в явках им корректировался, так как в нем необходимо было в обязательном порядке изложить сведения, которые определило следствие.
Защитники М. и З. также обратили внимание суда, что после принятия явки с повинной следователь зачитал М. и З. с экрана монитора набранный на компьютере текст «показаний», задал несколько уточняющих вопросов и получил на них ответы в контексте оговоренных до этого условий. После этого протокол был распечатан и предъявлен на подпись. Текст в протоколах допроса обоих обвиняемых был абсолютно одинаков, вплоть до имевшихся в нем грамматических ошибок.
Суд при постановлении приговора явки с повинной З. и М. признал недопустимыми доказательствами ввиду обстоятельств, при которых они были получены следствием, то есть согласился с нашими доводами о том, что нельзя признать легитимными явки, текст которых фактически диктовал следователь под угрозой, как подтвердил он сам, принятия мер к задержанию М. и З.
Вместе с тем при рассмотрении вопроса о недопустимости способа получения первоначальных показаний подсудимых на следствии суд при постановления приговора их ненадлежащими доказательствами не признал. В то же время примечательно, что в приговоре суд отметил, что совокупность исследованных по делу доказательств в полной мере опровергает признание подсудимыми вины в ходе предварительного следствия и позволяет суду критически отнестись к их показаниям, которые были даны первоначально, поскольку они вступают в противоречие с установленными судом фактическими обстоятельствами и не были подтверждены обвиняемыми в суде.
Как указал суд в приговоре, данные доказательства, на которые ссылался, в числе прочего, и государственный обвинитель, невозможно использовать в качестве обоснования виновности подсудимых, поскольку они не только не подтверждаются совокупностью исследованных судом доказательств, но и вступают в явное противоречие с ними, тогда как все сомнения в виновности подсудимых должны толковаться исключительно в их пользу. При этом доводы, которые приводились в защиту подсудимых в ходе рассмотрения уголовного дела, стороной обвинения объективными и достоверными доказательствами не опровергнуты.
Оправдательный приговор
Представляется необходимым описать и весьма интересные моменты, нашедшие отражение в судебных актах в связи с позицией защиты.
Примечательно, что суд первой инстанции, в том числе соглашаясь с доводами защитников М. и З., с учетом установленных обстоятельств дела дал следующую оценку «правомерности» привлечения занимающихся предпринимательской деятельностью М. и З. к уголовной ответственности.
Отмечая несостоятельность позиции стороны обвинения, суд, кроме всего прочего, отметил, что какие-либо установленные законом запреты и требования, ограничивающие для предпринимателей, осуществляющих поставки товаров для государственных нужд, возможность установления той или иной цены на товар, отсутствуют. Поскольку в рассматриваемом случае речь шла о рынке товаров, в отношении которых государственное регулирование цен не осуществляется, установление цены на определенный товар подчиняется закону спроса и предложения, то есть сделка заключается по той цене, которая одновременно удовлетворяет и покупателя, и продавца (равновесная цена). Это утверждение в полной мере относится и к начальной максимальной цене контракта. Вопреки утверждению государственного обвинителя, стремление к максимизации действовавшими в интересах коммерческой организации М. и З. прибыли, то есть планирование реализации цифровых лабораторий с любой наценкой, никак не может свидетельствовать о наличии у подсудимых умысла, направленного на хищение бюджетных денежных средств, а гарантирует лишь возможность ведения коммерческой организацией в условиях рынка финансово-хозяйственной деятельности, получения дохода и обеспечивает источник финансирования. Иное толкование противоречило бы самой сути предпринимательской деятельности, основной целью которой как раз и является систематическое получение прибыли.
1 февраля 2018 г. суд первой инстанции, согласившись с доводами защиты, постановил оправдательный приговор в отношении всех подсудимых за отсутствием в их действиях состава преступления. Текст приговора занял 409 страниц печатного текста.
Приведенные и иные выводы суда первой инстанции поддержал и Ярославский областной суд, отметив, в частности, что доказываемая стороной обвинения формулировка способа хищения – путем умышленного завышения стоимости поставляемого цифрового оборудования относительно его рыночной стоимости – не предусмотрена уголовным законом, сама по себе она не указывает на завладение имуществом преступным путем. При этом суд апелляционной инстанции отметил, что рассматриваемое обвинение содержит недостоверные сведения и некорректные формулировки, которые и привели сторону обвинения к ошибочному выводу о факте хищения. Читателям «АГ» несложно догадаться, что стоит за этими словами.
Таким образом, все «титанические» усилия, предпринятые стороной обвинения в направлении искусственной криминализации предпринимательской деятельности М. и З., успехом не увенчались.
Не является откровением тот факт, что уголовные дела, тем более в отношении предпринимателей, когда в обвинительном заключении содержатся различные недостоверные сведения и некорректные формулировки, – отнюдь не исключение из правил, они встречаются довольно часто. Сложившийся же в настоящее время формальный подход судов к рассмотрению соответствующих жалоб защиты в порядке ст. 125 УПК РФ еще в период предварительного расследования, а также поголовное избрание судами жестких мер пресечения в отношении не сотрудничающих со следствием обвиняемых (подозреваемых) по экономическим преступлениям позволяют недобросовестным следователям, особенно в случаях, когда для подкреплении версии следствия имеющихся доказательств недостаточно, использовать заключение под стражу для оказания давления на неугодных «виновников торжества». При этом возможность избрания либо неизбрания в отношении подозреваемых или обвиняемых в качестве меры пресечения заключения под стражу ставится следствием в прямую зависимость от согласия подозреваемых или обвиняемых дать некие «признательные показания», которые зачастую являются самооговором, что и произошло в данном уголовном деле.
Представляется, что во многом решению изложенных и иных проблем послужило бы введение института следственных судей с обязательным наделением их, помимо иных полномочий, еще и возможностями осуществления контроля за законностью и обоснованностью возбуждения стороной обвинения уголовного преследования (уголовного дела) против конкретного лица и привлечения лица в качестве обвиняемого; отказа в согласии с возбуждением уголовного преследования (дела) в случае недостаточности доказательств, приводимых стороной обвинения. Кроме того, необходимо расширять и компетенцию суда присяжных, предоставив возможность рассмотрения дел с их участием по некоторым категориям дел о преступлениях в сфере экономики.
