Крайности смыкаются и отторгаются, а безответственность и безнаказанность всегда способствуют злоупотреблениям

– Вадим Владимирович, будучи избранным вице-президентом ФПА РФ вы остаетесь заместителем председателя Комиссии Совета ФПА по защите прав адвокатов?

– Да, остаюсь.

– Хотелось бы начать нашу беседу именно с этой острой темы. Начну издалека. Будучи членом Конституционной комиссии, вы непосредственно участвовали в подготовке и обсуждении статей нашего основного закона, согласно которым права и свободы человека являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием. При этом все равны перед законом и судом. Каким образом верховенствующие нормы Конституции РФ были выхолощены в пользу стороны обвинения, которая теперь пытается навязать защите совсем другие правила игры?

– Дополню вас: парадокс в том, что если не в каждом, то во многих незаконных и неправосудных правоприменительных актах есть ссылки на эти нормы. А еще одна важнейшая конституционная гарантия – презумпция невиновности на практике зачастую оборачивается презумпцией полного доверия к обвинительной власти и достоверности всего, что ее представители говорят и пишут. Проблема, разумеется, не в нормах Конституции РФ – в них все хорошо и правильно сказано (недавнюю «реновацию» основного закона сейчас не обсуждаю). Проблема – в извращении смысла этих норм, его выхолащивании нормативными актами более низкого уровня и особенно правоприменительной практикой. И в приоритетах, задаваемых силовым крылом исполнительной власти, фактически главенствующим сейчас.

– Почему на практике не всегда принимаются во внимание решения Конституционного Суда РФ, в которых уже не раз подтверждалась правовая позиция об обязанности государства создавать лицам, оказывающим юридическую помощь, включая адвокатов, надлежащие условия для эффективного осуществления деятельности без ущерба для их достоинства, чести и деловой репутации?

– Во-первых, по причинам, названным в предыдущем ответе. Во-вторых, из-за недостаточной определенности, половинчатости и переменчивости некоторых правовых позиций Конституционного Суда РФ. В-третьих, из-за того, что другие суды при разрешении конкретных дел не всегда руководствуются этими позициями и нормами самой Конституции РФ. Тем самым они посылают силовикам сигнал, что и им можно так поступать…

– В отсутствие ответственности за воспрепятствование адвокатской деятельности правоприменители безнаказанно нарушают права адвокатов, осуществляющих уголовную защиту: не пускают их на допросы, применяют к ним физическую силу, проводят повальные обыски в адвокатских помещениях. Как можно с этим успешно бороться?

– Примеры успешной борьбы с этими нарушениями есть, о них сообщает «АГ». К сожалению, есть и обратные примеры, и их немало. Слагаемые успеха здесь, на мой взгляд, такие: с одной стороны, грамотное профессиональное поведение адвоката при реагировании на нарушение (включая фиксацию) и при его обжаловании; с другой – честное судебное разбирательство и правосудное решение. Одно без другого не срабатывает. И, как правило, борьба с такими нарушениями – нелегкий и небыстрый путь. Консолидированный опыт, накопленный в нашем сообществе, поддержка органов адвокатского самоуправления – ценное подспорье в этой борьбе.

А вот давно подготовленные и лежащие на всех «руководящих столах» проекты законодательных норм об ответственности (включая уголовную) за воспрепятствование адвокатской деятельности по-прежнему обездвижены. Это, конечно, никак не отвечает приоритетам правового государства, а безответственность и безнаказанность всегда способствуют злоупотреблениям.

– Еще вопрос – как свести на нет случаи вызова адвоката для допроса в качестве свидетеля по обстоятельствам, ставшим ему известными при оказании юридической помощи? Кто может остановить эту порочную практику?

– Благодаря недавним законодательным новеллам и решениям¹ Конституционного Суда РФ, инициированным и во многом достигнутым усилиями адвокатского сообщества, ситуация с посягательствами на адвокатскую тайну и незаконным устранением адвокатов из дел путем их допросов постепенно улучшается. Попытки таких действий, конечно, продолжаются, но их эффективность намного ниже, опять же – при условии грамотной позиции адвоката. В корпорации разработаны типовые рекомендации о действиях в подобных ситуациях, ими стоит пользоваться. Попутно напомню: разглашение адвокатской тайны в необходимом объеме по просьбе или с согласия доверителя и в его интересах либо для защиты самого адвоката от выдвигаемых обвинений допустимо, а иногда и необходимо. Разумеется, только добровольно и при обязательном соблюдении всех установленных на этот случай требований и ограничений.

– Особняком стоит проблема криминализации адвокатских гонораров. Может ли ее решить суд, если будет выносить оправдательные приговоры, или нужен закон, подтверждающий свободу договора при заключении соглашений юридических лиц с адвокатами?

– Такой закон есть – ст. 25 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». В ней прямо сказано: соглашение об оказании юридической помощи – это гражданско-правовой договор. Следовательно, на него в полной мере распространяется законодательно закрепленный цивилистический принцип свободы договора. Более того, наши соглашения конфиденциальны, включая сам факт их заключения и их условия. И если гонорар выплачен за фактически выполненную адвокатом работу, предусмотренную соглашением об оказании юридической помощи, то никто со стороны не вправе входить в оценку того, зачем это соглашение понадобилось, почему оно заключено именно с этим адвокатом и на таких условиях. Каждое адвокатское соглашение, его предмет и условия индивидуальны, никаких «тарифов» нет и быть не может в силу специфики адвокатской деятельности. А конституционное право каждого на получение квалифицированной юридической помощи не подлежит никаким ограничениям даже в условиях чрезвычайного положения. И оно подразумевает, в том числе, свободный выбор адвоката, с которым заключается соглашение.

Органы адвокатской корпорации неоднократно высказывали эту принципиальную позицию в том числе и в связи с необоснованным уголовным преследованием адвокатов, и в связи с рассмотрением вопроса об адвокатском гонораре Конституционным Судом РФ. Его недавнее решение по этому вопросу и некоторые позиции² Верховного Суда РФ (правда, пока не по уголовным делам) вызывают осторожный оптимизм. Так что и здесь вопросы и ожидания – к правоприменительной практике, прежде всего судебной. Незаконные попытки криминализации гонорара прекратятся, если суды не будут их поддерживать. Адвокат же должен быть в состоянии при необходимости доказательно подтвердить, что свои обязательства по соглашению он выполнил. При этом предмет поручения должен быть сформулирован в соглашении конкретно и ясно.

– Кстати, сталкивались ли вы лично или ваши коллеги из Pen&Paper со случаями, когда приходится доказывать, что гонорар по соглашению был получен за действительно выполненную работу?

– Да, сталкивались, доказывали. И доказали.

– Как вы можете оценить деятельность комиссий по защите прав адвокатов (в ФПА и региональных палатах). Достаточно ли у них полномочий, чтобы эффективно исполнять свои функции?

– Комиссии работают активно и все более эффективно. С недавнего времени их деятельность регламентирована Порядком, утвержденным Советом ФПА РФ. В рамках корпорации полномочия комиссий вполне достаточны, тем более что они реагируют только на обращения адвокатов. Если адвокат не просит помощи, комиссия не может вмешиваться. Есть неопределенность в вопросе о праве и пределах полномочий комиссий и их представителей выступать в интересах корпорации в суде при рассмотрении дел о нарушении профессиональных прав адвокатов. В одних регионах суды, пусть и не очень охотно, но признают это право, в других – не признают, ссылаясь на отсутствие прямой нормы закона. Эта проблема обсуждается в сообществе и в профессиональной прессе, высказываются различные предложения и их обоснования. Полагаю, что это правильная и полезная дискуссия, поскольку проблема действительно требует осмысления и решения.

– Возможно, в дисциплинарной практике АП г. Москвы вы сталкивались со случаями, когда адвокаты используют определенные приемы для затягивания процесса, злоупотребляя правом. Должны ли органы палаты, руководствуясь презумпцией добросовестности адвоката, всегда быть на его стороне, или иной раз лучше проявить излишнюю строгость для того, чтобы пресечь нарушения и сохранить репутацию адвокатуры в целом?

– Это очень непростой вопрос, совсем не «черно-белый». Напомню для начала: Конституция РФ предоставляет каждому право защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Аналогичное право предоставлено законом и защитнику в уголовном судопроизводстве. Поэтому применимость самого термина «злоупотребление правом на защиту» к оценке действий адвоката вызывает у меня сомнение, несмотря на то, что Конституционный Суд РФ его использовал в своих решениях. Кстати, сейчас и цивилисты высказывают серьезную обеспокоенность чрезмерно широким применением института злоупотребления правом в гражданско-правовых отношениях, говорят о девальвации этого института в правоприменительной практике. Наконец, сама по себе тактика исполнения поручения, избранная адвокатом, не является предметом оценки в дисциплинарном производстве. Иначе оказался бы под угрозой законодательно закрепленный статус адвоката как независимого профессионального советника по правовым вопросам.

По этим причинам основанием дисциплинарной ответственности в этой сфере может быть только недобросовестное поведение адвоката, направленное на дезорганизацию судопроизводства, либо неуважение к суду. Такое поведение запрещено, и если оно доказано, а следовательно – презумпция добросовестности адвоката опровергнута, то дисциплинарная ответственность наступает. Порой адвокаты ссылаются на то, что такое их поведение было исполнением желания или требования доверителя. Но это несостоятельный довод: никакие незаконные или нарушающие этические правила профессии пожелания доверителя не могут быть исполнены адвокатом. Выбор же между презумпцией добросовестности каждого адвоката и репутацией адвокатуры в целом считаю ложным: одно без другого не может существовать. И еще одно замечание, важное для правильного баланса в оценке этой проблемы: в отличие от стороны защиты ее процессуальным оппонентам и суду разрешено делать только то, что прямо предусмотрено законом. Несмотря на это, они в своих интересах, а то и просто из-за волокиты, неэффективной организации работы, высокой нагрузки «балуются» процессуальными сроками как минимум не меньше защитников. И с их стороны это точно злоупотребления, а то и прямо незаконные действия.

– Хотелось бы узнать ваше мнение о случаях «протестного поведения адвокатов». Допустимо ли оно в качестве попытки реализации ими своих конституционных прав? И что вы можете сказать о протестных акциях целых палат, имевших место в случае конфликта с отдельными правоохранительными органами? Такие случаи были несколько лет назад в связи с огромной задолженностью по оплате защиты по назначению.

– Протестное поведение – форма самозащиты прав, в том числе профессиональных. Крайняя форма, вынужденная, острая, но, по моему убеждению, основанному в том числе и на собственном опыте, в определенных ситуациях допустимая и даже необходимая. Допустимые способы и пределы протестного поведения как при исполнении адвокатом поручения по оказанию профессиональной помощи доверителю, так и при защите интересов корпорации – предмет открытой и серьезной профессиональной дискуссии, которая, по моему мнению, назрела.

Ваш пример с предзабастовочной ситуацией в ряде палат из-за длительного неисполнения государством обязанности по оплате защиты по назначению очень показателен. Как мы знаем, этот протест, правильно подготовленный и реализованный, оказался эффективным, и больше необходимость в нем не возникала. Более того, после этих событий и в результате дальнейших усилий Федеральной палаты адвокатов и всего адвокатского сообщества размер оплаты защиты по назначению существенно увеличился. Но есть и другие ситуации, требующие, по моему мнению, анализа и адекватного ответа. Они видны и в дисциплинарном производстве, и в работе комиссий по защите прав адвокатов, и, к большому сожалению, в уголовных делах в отношении адвокатов.

– 12 октября на конференции «Адвокатура. Государство. Общество» во многих выступлениях речь шла об адвокатской этике. Считаете ли вы, что адвокаты не должны заниматься политикой даже в тех случаях, когда это может усилить выбранную тактику защиты?

– Такой емкий и важный вопрос требует развернутого ответа. Прежде всего, поддержу ваш подход к политическим аспектам адвокатской деятельности во взаимосвязи с нашей профессиональной этикой. Хотя бы потому, что само обсуждение этой очень непростой и разносторонней темы должно вестись по-адвокатски: уважительно, по-товарищески. К большому сожалению, это далеко не всегда так, причем со стороны представителей обеих конфликтующих позиций. А крайности, как известно, смыкаются и отторгаются. Грубость и категоричность, порой нарочитые, подмена обсуждения позиции обсуждением личностей, навешивание ярлыков – все это признаки отсутствия добросовестных аргументов и наличия серьезных этико-культурных проблем у тех, кто считает возможным так вести дискуссию с коллегами. В подобной тональности нет шансов не только на консенсус, даже на компромисс. Более того, адвокатскому сообществу органически чужды погромные настроения, «охота на ведьм», травля, доносительство, сыск – в любых проявлениях. Тем, кто требует от дисциплинарных органов корпорации инициативного изобличения и преследования сторонников иной позиции или авторов неугодных высказываний, стоит помнить об эффекте бумеранга и не провоцировать войну всех против всех. Впрочем, уверен, что наша корпорация достаточно здорова, чтобы этого не допустить.

Далее, напомню фрагмент Правил поведения адвокатов в интернете, поскольку вижу в этих словах универсальный алгоритм: «…Принадлежность к адвокатскому сообществу как институту гражданского общества предполагает наличие у членов этого сообщества активной гражданской позиции, выражаемой ими, в том числе, публично как по правовым, так и по иным социально значимым проблемам. Проявление этой позиции должно осуществляться с неукоснительным соблюдением принципов профессионального поведения адвокатов и традиций российской адвокатуры, способствовать укреплению доверия как к конкретным адвокатам, так и к адвокатскому сообществу в целом, росту их авторитета. Вступая в адвокатское сообщество и принося присягу, адвокат добровольно принимает установленные правила поведения, вытекающие из характера и особенностей избранной им профессии. Поведение адвоката в сети «Интернет» как форма его публичной активности должно отвечать тем же требованиям, что и иные действия адвоката в профессиональной сфере, при условии, что очевидна принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу или это недвусмысленно явствует из его поведения».

Из этого следует, что свои гражданские права, политические предпочтения адвокату следует реализовывать исключительно по-адвокатски и сугубо в личном качестве. Вовлекать в это корпорацию, требовать от нее занимать ту или иную позицию по политическим вопросам неправильно. Корпорация и ее органы самоуправления предназначены для защиты и продвижения профессиональных прав ее членов и не предназначены для политического активизма. При этом ценности права, его верховенства нашей корпорации близки, и она их безусловно отстаивает, в том числе и публично. Если же адвокат хочет стать политиком, законодателем, то в этом нет никакой проблемы, просто это другая профессия. В законодательных органах всегда были и есть адвокаты. Но они действуют там именно как депутаты, без использования адвокатского статуса. Хорошо бы, правда, чтобы, став политиками, парламентариями, они не забывали про нужды адвокатуры и оставались ее друзьями и союзниками, но так бывает не всегда…

Что же касается позиции защиты по делам с политической составляющей, то она вырабатывается всегда индивидуально и исключительно в интересах доверителя, по согласованию с ним. Общее правило здесь, на мой взгляд, одно: политическая составляющая защиты никогда не может быть самоцелью и подменять собственно юридическую защиту. Напротив, именно безупречная правовая позиция защиты, а вовсе не политические лозунги и митинговщина, позволяет убедительно обосновать ненадлежащие (в том числе политические) мотивы преследования доверителя. И это не называется «заниматься политикой», это называется – исполнять профессиональный долг. Порой с изумлением приходится слышать от некоторых коллег до боли знакомый репертуар советских времен: «у нас политических дел нет, и политических статей нет». Невольно вспоминаются слова классика: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!»

– Могут ли адвокаты сотрудничать с правозащитными организациями, совместно работать по некоторым делам? И как отделить реальных правозащитников от мошенников, называющих себя юристами и адвокатами?

– Адвокаты, разумеется, могут и должны сотрудничать и с правозащитным сообществом в различных его ипостасях, и с журналистами, и с другими институтами гражданского общества – всегда, когда это на пользу интересам защиты. Знаю, в том числе и из собственной практики, примеры весьма эффективного сотрудничества такого рода. Вместе с тем адвокат не может ради такого сотрудничества приносить в жертву свою независимость. И, разумеется, должен быть разборчив и осмотрителен в любых своих контактах, уметь распознать проходимцев, кем бы они ни прикидывались, и сторониться их.

– Довольно часто суды, проводя заседания поздним вечером, вынуждают адвокатов работать за пределами рабочего времени. Как вы относитесь к таким нарушениям права адвоката на охрану труда?

– Не вижу в подобных ночных бдениях ни пользы, ни эффективности. Особенно неприемлемы они в качестве «наказания за строптивость» стороны защиты, что, к сожалению, встречается. Бывают исключительные случаи, когда судебные заседания вынужденно длятся долго. Но, во-первых, на это должно быть согласие всех участников, а во-вторых, исключения лишь подтверждают простое правило: работать нужно в рабочее время, а в нерабочее – отдыхать, вести личную жизнь и восстанавливать силы.

– Вы согласны с мнением, что если адвокатские палаты не реагируют должным образом на нарушения адвокатской этики, например на то, что адвокаты публикуют недопустимую с точки зрения адвокатской этики информацию о себе, это влечет риск создания государственной адвокатуры?

– Считаю, что на реальные и доказанные дисциплинарные нарушения нужно реагировать просто потому, что к этому обязывают правила профессии. А в увлечении всевозможными жупелами вижу скорее вред и элемент провокации, чем пользу. Нам надо быть мудрыми, уметь видеть реальные риски, адекватно реагировать на них, не создавать ненужных поводов для обоснованных претензий и, как заповедано, в любой ситуации блюсти достоинство, присущее профессии.

Вот прекрасный пример того, как это делали наши предшественники в подобной ситуации. В 1878 г., когда усилилось административное давление властей на присяжных поверенных, В.Д. Спасович, намекая на проект упразднения самостоятельной адвокатуры(sic!), говорил: «Итак, мы отходящие люди, но... никогда я не чувствовал себя бодрее; никогда еще не ощущал в себе больше гордости, что ношу знак, на котором изображен только столб, но на этом столбе написано мелким шрифтом: «закон» под короною. Никогда еще не гордился я больше тем, что принадлежу к сословию петербургской адвокатуры, что посвятил себя этой опальной ныне профессии и даже, что эта профессия обретается ныне в опале; есть опалы, которые честнее чинов, орденов, знаков отличия... Если бы нас даже раскассировали, вопреки моим предвидениям, то вы знаете, что иногда смерть почетнее всякого существования. Я поднимаю тост за стойкость, за наше дружное отстаивание свободного слова в России, которого мы являемся ныне главными представителями».

Предвидение «короля присяжной адвокатуры» сбылось: ее тогда не «раскассировали», хотя времена для профессии настали непростые. Сейчас все похоже, в том числе и в том, что без независимой адвокатуры по-прежнему никак, а тост за стойкость и отстаивание свободного слова актуален.