Впервые залог как мера пресечения был введен в уголовно-процессуальное законодательство России в 1864 г. Устав уголовного судопроизводства Российской Империи считал его одной из самых строгих мер пресечения – сразу после заключения под стражу.
Норма ч. 1 ст. 106 УПК РФ гласит, что залог состоит во внесении или передаче подозреваемым, обвиняемым либо другим физическим или юридическим лицом на стадии предварительного расследования в орган, в производстве которого находится уголовное дело (а на стадии судебного производства – в суд), недвижимого и движимого имущества в виде денег, ценностей и допущенных к публичному обращению в России акций и облигаций в целях обеспечения явки подозреваемого (обвиняемого) к следователю, дознавателю или в суд, предупреждения совершения им новых преступлений, а также действий, препятствующих производству по делу.
Согласно ч. 3 данной статьи вид и размер залога определяются судом с учетом характера преступления, данных о личности подозреваемого (обвиняемого) и имущественного положения залогодателя. Предусмотрен также минимальный размер залога: для преступлений небольшой и средней тяжести – не менее 50 тыс. руб., а в случае тяжких и особо тяжких преступлений – не менее 500 тыс. руб.
В преамбуле Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» подчеркнуто, что в уголовно-процессуальном законодательстве РФ в соответствии со ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах и ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод предусмотрено право каждого, кто лишен свободы или ограничен в ней в результате заключения под стражу или домашнего ареста, на применение залога или иной меры пресечения.
Для использования залога в уголовном процессе созданы необходимые законодательные предпосылки, а граждане, несмотря на известные экономические сложности, готовы изыскивать требуемые денежные средства, чтобы их родные до завершения суда находились дома.
К сожалению, судебная практика последних 10 лет превращает залог в «вымирающую» меру пресечения.
Рассмотрим динамику применения судами мер пресечения в виде залога, а также заключения под стражу и домашнего ареста согласно данным статистики Судебного департамента при Верховном Суде РФ.
| Год | Залог | Заключение под стражу | Домашний арест |
|---|---|---|---|
| Первое полугодие 2019 | 44 | 53 373 | 3529 |
| 2018 | 108 | 102 205 | 6329 |
| 2017 | 133 | 113 269 | 6442 |
| 2016 | 269 | 135 010 | 6857 |
| 2015 | 199 | 140 457 | 3133 |
| 2014 | 225 | 133 755 | 3333 |
| 2013 | 367 | 206 968 | 2683 |
| 2012 | 275 | 132 923 | - |
| 2011 | 113 | 136 850 | 1346 |
| 2010 | 629 | 148 689 | 668 |
| 2009 | 598 | 187 793 | 146 |
В дальнейшем использование залога носило колебательный характер, но с 2016 г. наметилось поступательное снижение: с 269 случаев в 2016 г., 133 – в 2017 г., 108 – в 2018 г. до 44 (первая половина 2019 г.).
За первое полугодие 2019 г. на один случай применения залога суды отвечали 1213 случаями заключения под стражу.
Чтобы понять, насколько это мизерное количество, достаточно разделить 44 на количество судов субъектов Федерации. Получается, что один областной (республиканский, краевой) суд со всеми районными судами избирал меру пресечения в виде залога 0,5 раза за полгода, или примерно один раз за год.
Учитывая такую грустную статистику, сторона защиты старается не предлагать суду данную альтернативу, ограничиваясь просьбой об избрании домашнего ареста, – как правило, без особенного оптимизма (на один домашний арест приходится 15 заключений под стражу).
Чем же можно объяснить стойкую «нелюбовь» судей к данной вполне действенной мере пресечения?
Правильный ответ дал еще в 2011 г. Дмитрий Медведев, который на тот момент был Президентом РФ: «Считаю, что это набор неких стереотипов, которые присутствуют в уголовной практике, когда судьи боятся применять альтернативные меры пресечения, полагая, что нужно действовать, исходя из прежних жестких консервативных правил. Но иногда это происходит и по вполне очевидным причинам: иногда гораздо проще получить нужные показания, чем если лицо, совершившее экономическое преступление, пребывает под домашним арестом».
Там же отмечалось: «Здесь есть опасность сговоров, о чем предупреждают прокуроры и следственные работники, но весь мир пользуется такого рода мерами пресечения, и достаточно эффективно».
Действительно, в США залог считается одной из самых распространенных мер пресечения. В чистом виде он применяется редко, чаще в совокупности с домашним арестом, ограничениями определенных действий, поручительством и т.д.
Восьмая поправка к Конституции США гласит, что сумма залога не может быть неразумной и чрезмерной. Однако на практике назначаемый размер залога часто весьма высок, особенно когда задержанные подозреваются в совершении серьезных преступлений. Например, обвинявшийся в создании огромной «финансовой пирамиды» американский финансист Бернард Мэдофф на время следствия в 2009 г. был освобожден под залог в 10 млн долл. Экс-глава Международного валютного фонда Доминик Стросс-Кан в Нью-Йорке несколько лет назад был выпущен судом под залог в 1 млн долл.
Рекордсменом по сумме залога в США стал Радж Раджаратнам, менеджер группы Galleon и управляющий хеджевым фондом, арестованный по обвинению в использовании инсайдерской информации. Судья назначил ему залог в 100 млн долл.
Представляет интерес относимое законодательство Великобритании.
Так, ст. 4 Закона Великобритании 1976 г. содержит ключевое положение: «Лицо имеет право на свободу, кроме случаев, прямо предусмотренных настоящим законом».
Это означает, что при решении вопроса о заключении под стражу правилом является освобождение лица под залог под определенными условиями или без таковых, заключение под стражу – исключение. В государстве действует презумпция применения института залога в конкретном уголовном деле, а в случае ее опровержения (невозможности избрания данной меры) – заключение под стражу.
Во Франции вместе с залогом могут устанавливаться различные ограничительные меры: подписка о невыезде, обязанность периодической явки в органы власти для регистрации, надзор за профессиональной деятельностью обвиняемого, запрещение контактов с определенными лицами (группами лиц) и др. В отношении каждого обвиняемого могут быть назначены как одна, так и несколько ограничительных мер.
Считаю, что залог может быть эффективнее иных мер пресечения, поскольку страх потерять большую сумму денег может оказаться сильнее, чем опасность содержания под стражей. Находясь под такой угрозой, обвиняемые вынуждены соблюдать процессуальные обязанности.
Хотя в открытом доступе нет статистики нарушения обвиняемыми меры пресечения в виде залога, мне представляется, что такие факты единичны и, если это все-таки случается, ничто не мешает избрать более суровую меру пресечения, обратив одновременно сумму залога в доход государства.
Для пущей убедительности по тяжким и некоторым категориям особо тяжких преступлений можно одновременно использовать не только залог, но и запрет определенных действий (ст. 105.1 УПК РФ) или домашний арест (ст. 107 УПК РФ), чтобы следователь не переживал, что обвиняемый может «скрыться... продолжить… угрожать…».
Но следователь к такому выбору, скорее всего, не стремится, потому что именно в тяжелых условиях следственного изолятора – тем более когда неторопливое досудебное производство ведется месяцами или даже годами – появляется хорошая возможность «дождаться» признательных показаний.
Обвинительные устремления правоохранителей вполне понятны, но не ясно, почему суд должен им в этом потворствовать.
В связи с этим, думается, настало время реального возрождения залога как меры пресечения, иначе при нынешней динамике скоро забудется, что УПК РФ содержит столь важную и гуманную норму. То же самое относится и к использованию меры пресечения в виде домашнего ареста.
Для кардинального изменения практики необходим единственный «циркуляр» из Верховного Суда РФ, чтобы альтернативные меры пресечения обрели «вторую жизнь».
Уверен, что интересы предварительного следствия не пострадают, если часть наших сограждан в досудебный период будут находиться со своими семьями в нормальных человеческих условиях. Это и будет способствовать реализации важного принципа уголовного судопроизводства – уважения чести и достоинства личности!
