С большим интересом прочел заметку адвокатов АКМО «Линников и партнеры» на тему «Тайное становится явным?».
Проблема раскрытия информации, составляющей адвокатскую тайну, в указанном коллегами аспекте, безусловно, приобретает опасный и беспрецедентный характер, ставя под угрозу саму суть оказания юридической помощи адвокатами. Как правильно и обоснованно указывается в публикации, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 17 декабря 2015 г. № 33-П подчеркнул, что, будучи независимым профессиональным советником по правовым вопросам, на которого законом возложена публичная обязанность обеспечивать защиту прав и свобод человека и гражданина, адвокат осуществляет деятельность, имеющую публично-правовой характер, реализуя тем самым гарантии права каждого на получение квалифицированной юридической помощи.
В приведенном толковании оказываемая адвокатами правовая помощь имеет присущие лишь ей черты, отличающие ее от простого оказания юридических услуг: во-первых, конституционно значимый характер оказания такой помощи; во-вторых, независимость адвоката при ее оказании; в-третьих, публично-правовой характер деятельности по ее оказанию.
Соответственно, с учетом позиции, высказанной по данному делу судами (вплоть до Верховного Суда РФ, отказавшего в передаче кассационной жалобы на рассмотрение Экономколлегии), именно независимость адвоката ставится под сомнение в угоду интересам кредиторов в делах о банкротстве. И здесь, полагаю, необходимо ставить вопрос о том, что конституционно более значимо: имущественный интерес кредитора, заключающийся в получении наиболее полного удовлетворения своих денежных притязаний, или закрепленное в ст. 48 Конституции право на квалифицированную юридическую помощь, гарантируемую каждому, – т.е. фактически нематериальное право, которое реализуется в том числе через соблюдение требования об обеспечении конфиденциальности информации: как переданной доверителем, так и касающейся непосредственно предмета такой помощи.
В последнее время наблюдается нарастающий тренд пренебрежительной позиции судов, правоохранительных органов и органов государственной власти, выражающейся не только в игнорировании прав адвокатов, а в их попрании: недопуски к подзащитным, отказы в предоставлении ответов на адвокатские запросы, отказ в уменьшении налогового бремени членов адвокатского сообщества и т.д. То есть, с одной стороны, постулируется, что адвокат является субъектом, выполняющим конституционно значимые функции, имеющие публично-правовой характер. С другой стороны, в банкротных спорах защита имущественных интересов кредиторов по неясным причинам ставится выше норм Закона об адвокатуре, основанных на положениях Конституции.
Необходимо понимать, что независимость адвокатуры строится на независимости каждого адвоката, и подобное санкционирование судом получения информации, обладающей грифом «адвокатской тайны», может, в сущности, привести к лавинообразному снижению авторитета не столько адвокатской корпорации, сколько судебной власти, поскольку именно «фривольное» толкование существующих норм права приводит к неоднозначности правоприменительной практики. Полагаю, что развитие судебной практики в указанном направлении способно разрушить фундамент цивилизованной системы оказания квалифицированной юридической помощи, которую адвокатское сообщество пытается выстроить.
Тем печальнее, что ВС в рамках данного обособленного спора по делу о банкротстве не усмотрел оснований для передачи жалобы на рассмотрение Экономколлегии. При этом судья ВС, отказывая в передаче жалобы, указала, что истребуемые конкурсным управляющим документы и сведения необходимы для анализа сделок, связанных с получением денежных средств от должника, а их отсутствие препятствует осуществлению возложенных на него законодательством о банкротстве обязанностей, и несогласие кассатора с выводами судебных инстанций не свидетельствует о неправильном применении судами норм материального и процессуального права, повлиявшем на исход дела.
То есть прямое нарушение указанными судебными актами положений п. 1 ст. 8 Закона об адвокатуре, по мнению Суда, не может являться таким нарушением?!
Безусловно, вопрос риторический, и он должен разрешаться с учетом позиции самого Верховного Суда. Так, например, в Кассационном определении от 11 августа 2021 г. № 67-КАД21-3-К8 Судебная коллегия по административным делам ВС со ссылкой на правовые позиции КС (Постановление от 23 декабря 1999 г. № 18-П, определения от 8 ноября 2005 г. № 439-О, от 15 января 2016 г. № 76-О, от 11 апреля 2019 г. № 863-О) отметила, что государство, призванное гарантировать право каждого на получение квалифицированной юридической помощи, в силу ч. 1 ст. 45 и ч. 1 ст. 48 Конституции обязано создавать надлежащие условия гражданам для его реализации, а лицам, оказывающим юридическую помощь, в том числе адвокатам, – для эффективного осуществления их деятельности.
Как указал Верховный Суд, необходимая составляющая права пользоваться помощью адвоката – обеспечение конфиденциальности сведений, сообщаемых адвокату доверителем, которая является не привилегией адвоката, а гарантией законных интересов доверителя, подлежащих защите в силу ч. 1 ст. 23 и ч. 1 ст. 24 Конституции, предусматривающей право каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, запрещающей сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия.
Одновременно ВС, ссылаясь на подп. 5 п. 4 ст. 6, п. 1 ст. 8 Закона об адвокатуре, п. 2.3 Кодекса поведения для юристов в Европейском сообществе и п. 5 ст. 6 КПЭА, резюмировал, что к основным признакам адвокатской деятельности относится сохранение адвокатом как получателем информации ее конфиденциальности, поскольку без уверенности в конфиденциальности не может быть доверия – то есть того самого фидуциарного характера взаимоотношений между адвокатом и доверителем. При этом полученная адвокатом информация не подлежит передаче третьим лицам, кроме случаев, предусмотренных федеральным законом, без согласия доверителя, а профессиональная тайна адвоката (адвокатская тайна) обеспечивает иммунитет доверителя.
В связи с этим необходимо также отметить, что Девятым арбитражным апелляционным судом высказывалась диаметрально противоположная позиция (в частности, в постановлении от 16 февраля 2021 г. № 09АП-76566/2020 по делу № А40-98386/2015). Указанным постановлением суд апелляционной инстанции поддержал АС г. Москвы, который отказал конкурсному управляющему в удовлетворении ходатайства об истребовании сведений, составляющих адвокатскую тайну, представив, на мой взгляд, безупречную мотивировку вынесенного судебного акта.
Суд, в частности, отметил следующее.
Закон об адвокатуре в части регламентации адвокатской тайны и гарантий независимости адвоката является специальным законом и имеет приоритет над отраслевым законодательством. Указанные правовые позиции сохраняют свою силу в настоящее время и подлежат применению в случае коллизии норм Закона об адвокатуре, Закона о банкротстве и АПК РФ. Нормы как АПК, так и Закона о банкротстве при возникновении коллизии с нормами Закона об адвокатуре признаются законами общими, а приоритет имеют нормы специального закона – об адвокатуре. Арбитражному управляющему ст. 20.3 Закона о банкротстве не предоставлено право требовать предоставления адвокатом сведений, относящихся к адвокатской тайне (не являющейся ни служебной, ни коммерческой, ни банковской).
Нормами специального закона – Закона об адвокатуре – установлен императивный и безусловный запрет на применение в отношении любых сведений и материалов, связанных с оказанием адвокатом юридической помощи, положений процессуальных кодексов об истребовании доказательств, в том числе ч. 4 ст. 66 АПК.
Поскольку заявление об истребовании доказательств у адвоката заявлено в рамках рассмотрения арбитражным судом дела о банкротстве, а все сведения и материалы, которые арбитражный управляющий просит истребовать, относятся к сведениям, не выходящим за рамки оказания квалифицированной юридической помощи, в соответствии с п. 3 ст. 18 Закона об адвокатуре данное заявление удовлетворению не подлежит.
Поскольку конкурсный управляющий должника не является доверителем адвоката, соответственно, он не имеет права доступа к любой информации и документам, связанным с оказанием адвокатом юридической помощи, в силу как императивного запрета Закона об адвокатуре, так и отсутствия соглашения, заключенного с адвокатом. Более того, по мнению суда апелляционной инстанции, данное обстоятельство не препятствует истребованию соответствующих документов у бывшего руководителя должника, который должен обладать запрошенными материалами и сведениями.
Представляется, именно так должны разрешаться подобного рода споры – с такой мотивировкой и таким результатом.
К сожалению, нередки ситуации, когда суды, в том числе одной «ветви», высказывают диаметрально противоположные позиции. Однако означает ли это, что в таком критичном вопросе, как адвокатская тайна, адвокаты должны отступать от защиты своих профессиональных интересов? Ведь, в сущности, формирование столь порочной практики происходит достаточно быстро – нижестоящие суды с высокой степенью вероятности поддержат подобный тренд, и в дальнейшем мы будем говорить не о единичных вопиющих случаях, а о сложившемся подходе в правоприменении. В связи с этим наша задача – максимально сплоченно реагировать на подобные ситуации.
