Двойная ответственность КДЛ или эффективная реализация права на судебную защиту?

Верховный Суд РФ 23 ноября 2023 г. вынес Определение Судебной коллегии по экономическим спорам № 307-ЭС20-22591 (3,4) по делу № А05-8798/2018, в котором затронута проблема двойной ответственности контролирующих должника лиц (далее – КДЛ).

В указанном деле конкурсный управляющий пытался фактически дважды привлечь КДЛ к ответственности. Однако прежде чем анализировать подробности спора, стоит вспомнить, как по случаям двойной ответственности складывается судебная практика.

Положение о запрете двойной ответственности за совершение одного и того же правонарушения/преступления следует из ст. 50 Конституции РФ и продублировано в отраслевых кодексах (ст. 6 УК РФ, ч. 5 ст. 4.1 КоАП РФ). Однако ни в ГК РФ, ни в Законе о банкротстве не содержится прямого запрета на привлечение лица к ответственности дважды за одно и то же правонарушение, что приводит к тому, что до Верховного Суда периодически доходят споры о двойном взыскании убытков/неустойки.

В настоящее время в практике российских судов существует общее понимание, что запрет на привлечение к двойной ответственности за одно и то же гражданское правонарушение вытекает из смысла ст. 25 ГК¹.

Одним из ключевых дел, в котором ярко раскрылась проблема двойной ответственности, стало так называемое дело Ахмадеевой. В Постановлении от 8 декабря 2017 г. № 39-П Конституционный Суд РФ затронул проблему двойной ответственности за одно и то же правонарушение. Рассмотрев жалобу троих заявителей (Галины Ахмадеевой, Станислава Лысяка и Александра Сергеева), КС пришел к важным для практики выводам, один из которых – о недопустимости предъявления требований о взыскании одних и тех же налоговых недоимок как к юридическим, так и к физическим лицам – бывшим работникам правонарушителя.

Конституционный Суд, используя аккуратные формулировки, указал: «возмещение физическим лицом вреда, причиненного неуплатой организацией налога в бюджет или сокрытием денежных средств организации, в случае привлечения его к уголовной ответственности может иметь место только при соблюдении установленных законом условий привлечения к гражданско-правовой ответственности и только при подтверждении окончательной невозможности исполнения налоговых обязанностей организацией-налогоплательщиком. В противном случае имело бы место взыскание ущерба в двойном размере (один раз – с юридического лица в порядке налогового законодательства, а второй – с физического лица в порядке гражданского законодательства), а значит, неосновательное обогащение бюджета, чем нарушался бы баланс частных и публичных интересов, а также гарантированные Конституцией Российской Федерации свобода экономической деятельности и принцип неприкосновенности частной собственности (статья 8; статья 34, часть 1; статья 35, часть 1)».

В то же время Суд прямо не исключил возможность двойного привлечения к ответственности за одно и то же правонарушение, указав на необходимость подтверждения окончательной невозможности исполнения налоговых обязанностей организацией-налогоплательщиком. Возможно, именно осторожность использованных в постановлении формулировок привела к появлению дел, в которых суды все же допускали привлечение к двойной ответственности, мотивируя это эффективной реализацией права на судебную защиту.

В 2023 г. Конституционный Суд не просто подтвердил позицию, изложенную в «деле Ахмадеевой», но и расширил ее, запретив в Постановлении от 30 октября № 50-П взыскивать с КДЛ в составе субсидиарной ответственности суммы штрафов за налоговые правонарушения, наложенные на организацию-налогоплательщика.

Периодически подход судов к рассмотрению вопросов, касающихся двойной ответственности КДЛ, менялся. Например, Определением Судебной коллегии по экономическим спорам от 4 июля 2019 г. № 305-ЭС19-1626 по делу № А41-50686/2018 Верховный Суд отменил постановление Десятого арбитражного апелляционного суда, дважды взыскавшего с поставщика лекарственных средств неустойку за одну просрочку исполнения обязательств по договору.

Попытку пресечь порочную практику привлечения к двойной ответственности ВС предпринял в Определении от 3 июля 2020 г. № 305-ЭС19-17007 (2) по делу № А40-203647/2015.

В указанном деле Верховному Суду пришлось ответить на вопрос соотношения субсидиарной ответственности и требований о взыскании убытков с КДЛ.

Вкратце напомню фабулу данного дела. Юрий Дьячков был привлечен к ответственности в рамках гражданского иска в уголовном деле об уклонении от уплаты налогов. Позднее уже взысканная в пользу налогового органа сумма была предъявлена в составе субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве лица, подконтрольного Ю. Дьячкову. Нижестоящие суды не усмотрели проблемы в двойном взыскании, однако Верховный Суд, проанализировав природу гражданского иска в уголовном деле и требования о привлечении к субсидиарной ответственности, пришел к выводу о взаимозаменяемом и взаимодополняемом характере рядового требования о возмещении убытков и требования о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности.

Что вкладывается в понятия взаимозаменяемости и взаимодополняемости, ни в Определении № 305-ЭС19-17007(2), ни в Постановлении Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 53 не раскрывается, однако можно предположить, что указанная позиция является развитием выводов КС из Постановления от 8 декабря 2017 г. № 39-П.

Верховный Суд регулярно обращался к проблеме двойной ответственности, но при этом прямо не отказывался от позиции об «эффективной» судебной защите, когда КДЛ несколько раз предъявлялись требования о взыскании одних и тех же убытков с расчетом на то, что хотя бы по одному судебному акту получится дойти до реального взыскания. Отсутствие определенности привело к тому, что суды зачастую не замечали, как двойное взыскание нарушает права ответчиков в делах о банкротстве. К сожалению, порой даже в юридическом сообществе иск о взыскании убытков и требование о привлечении к субсидиарной ответственности сравнивают с позиции того, что быстрее позволит достичь результата.

Причиной такого, на мой взгляд, заблуждения может быть отсутствие единого в судебной практике понятия гражданско-правовой ответственности.

В поле зрения Верховного Суда находились споры, в которых нижестоящие суды неверно истолковывали природу гражданско-правовой ответственности. Так, в Определении от 27 декабря 2021 г. № 308-ЭС17-15907 (7) по делу № А53-1203/2016 ВС допустил взыскание с одного лица задолженности по договору поручительства и одновременное привлечение его к субсидиарной ответственности по долгам компании, поручителем которой указанное лицо являлось.

Разрешая спор, ВС разграничил ответственность по разным основаниям, в частности по договору поручительства и деликтную (субсидиарную) ответственность.

Тем не менее в качестве гарантий прав привлеченного к ответственности лица Верховный Суд подчеркнул необходимость предотвращения двойного взыскания присужденных сумм. Указанная позиция с политико-правовой точки зрения может быть оценена как правильная, но и в этот раз Суд не ответил на вопрос о том, как разграничить случаи двойной ответственности, которая ни при каких условиях не допустима, и случаи «эффективной» судебной защиты, к которой суды регулярно прибегали на практике.

Отсутствие четких ориентиров в законе и позиции ВС по данному вопросу приводило к обратному эффекту: суды нередко усматривали ответственность там, где ее нет. Под видом соблюдения правила о запрете двойной ответственности пострадавших лиц лишали возможности защитить их права в полной мере и надлежащим образом.

В делах о банкротстве регулярно встречаются случаи, когда к моменту рассмотрения спора о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности в обособленных спорах уже признаны недействительными сделки по выводу активов должника и применены последствия недействительности в виде возложения на КДЛ обязанности по возврату выведенных активов либо компенсации их стоимости.

При рассмотрении спора о привлечении к субсидиарной ответственности КДЛ заявляют о двойной ответственности, ссылаясь на уже имеющуюся обязанность вернуть в конкурсную массу часть денежных средств, которые, по их мнению, неправомерно заявлены в составе субсидиарной ответственности.

И в литературе, и в судебной практике превалирует позиция о необходимости разделении способов защиты и ответственности, поэтому возврат сторон недействительной сделки в первоначальное положение мерой ответственности не является.

Высший Арбитражный Суд РФ в п. 8 Постановления от 30 июля 2013 г. № 62 разграничил способы защиты и случаи привлечения лица к ответственности, что не стало препятствием к появлению судебной практики с противоположной позицией. Например, Арбитражный суд Московского округа в постановлении от 21 марта 2019 г. № Ф05-6095/2018 по делу № А40-172410/2016 указал: «…сумма задолженности была взыскана с Коробкова М.А. в качестве последствий недействительности сделки. Привлечение же Коробкова М.А. к субсидиарной ответственности повлечет за собой двойную ответственность за одно и то же правонарушение, установленную вступившим в законную силу судебным актом, что недопустимо в силу положений действующего законодательства».

Остается надеяться, что подобные судебные акты носят единичный характер и превалирующей в практике является позиция о допустимости использования нескольких способов защиты.

В судебной практике² встречается формула, которой стоит придерживаться для разграничения способов защиты и случаев привлечения к ответственности:

• требование о признании сделки недействительной и применении последствий ее недействительности направлено на восстановление положения, существовавшего до того, как сделка привела к негативным последствиям;
• в отличие от реституционных требований, заявление о привлечении к субсидиарной ответственности представляет собой иск, направленный на компенсацию последствий негативных действий лица по доведению должника до банкротства.

И заявление о признании сделки недействительной, и заявление о привлечении к субсидиарной ответственности преследуют цель возместить вред, причиненный кредиторам, однако если при реституции вред возмещается за счет восстановления статус-кво, то к субсидиарной ответственности приходится прибегать в случаях, когда реституция не поможет, в связи с чем требуются дополнительные средства, применение которых вынуждает лицо претерпевать негативные имущественные последствия. Учитывая изложенное, реституцию, на мой взгляд, нельзя признать мерой ответственности, так как восстановление положения, существовавшего до совершения сделки, не является ограничением прав.

Таким образом, одновременное применение реституции и взыскание убытков не являются случаем двойной ответственности – в отличие от ситуаций, когда суды прибегают к «эффективной» судебной защите и допускают взыскание убытков дважды. То есть в целях повышения эффективности реализации права на судебную защиту суды игнорируют тот факт, что убытки за одни действия взысканы более одного раза, объясняя такой подход тем, что исполнение потребуется лишь единожды.

Указанного подхода «эффективной» защиты придерживается в своей практике и Верховный Суд (см., например, Определение от 3 июля 2020 г. № 305-ЭС19-17007 (2)).

Указанная позиция представляется спорной, причем в первую очередь не с точки зрения догматических представлений о недопустимости двойной ответственности.

Действительно, на первый взгляд может показаться, что наличие нескольких судебных актов о взыскании убытков за тождественные действия не сильно ограничивает права, если исполнение хотя бы одного судебного акта зачитывает долг по остальным. Между тем неоднозначность подобного подхода, по моему мнению, заключается в неверном понимании экономической природы предъявляемых требований, что рано или поздно приведет к случаям реального двойного взыскания, с чем ВС столкнулся в деле № А05-9798/2018, о котором упомянуто в начале публикации.

Фабула дела следующая. Супруги Силины являлись КДЛ. В 2017 г. был заключен договор-купли продажи, по которому Николай Силин продал должнику недвижимое имущество по цене в несколько раз выше рыночной. Договор купли-продажи был признан недействительным, а с Николая Силина взыскана разница между рыночной ценой имущества и фактически полученной от сделки выгодой. Впоследствии право требования к Силину уступлено с большим дисконтом, а конкурсный управляющий в состав субсидиарной ответственности включил скидку, с которой требования были уступлены.

Верховный Суд справедливо указал, что удовлетворение заявления о привлечении к субсидиарной ответственности будет являться фактическим привлечением лица к двойной ответственности, так как нельзя возлагать на ответчиков риск того, что требования к ним проданы с дисконтом. Указанная позиция ВС представляется верной с точки зрения понимания природы гражданско-правовой ответственности, но может привести к тому, что в будущем конкурсные управляющие откажутся от практики уступки требований о взыскании убытков с КДЛ, так как без большого дисконта их реализовать крайне сложно, и шансы кредиторов на удовлетворение их требований снизятся еще больше.

Что можно предложить в таком случае? Представляется, что судам в делах о банкротстве необходимо выяснять и правовую природу заявленных требований, оценивать их экономическое содержание. С экономической точки зрения убытки, которые взыскиваются не в качестве субсидиарной ответственности, а по общим основаниям, являются компенсацией вреда, который не привел к банкротству. Следовательно, если с КДЛ взысканы убытки в виде причиненного должнику вреда, не являющегося причиной банкротства, указанную сумму убытков ни при каких обстоятельствах нельзя включать в состав субсидиарной ответственности – независимо от того, получено ли реальное исполнение.

Субсидиарная ответственность за доведение должника до банкротства, полагаю, должна включать только убытки, причиненные исключительно прямыми действиями КДЛ и возникшие с момента доведения должника до состояния имущественного кризиса, при котором он был уже не в состоянии удовлетворить требования кредиторов.

Безусловно, указанный подход усложнит работу конкурсным управляющим, но он позволит отойти от порочной практики взыскания одних и тех же убытков по нескольку раз, а субсидиарная ответственность перестанет использоваться как «палочка-выручалочка» банкротного законодательства.