До недавнего времени в российской судебной практике сложился абсолютный запрет какого-либо опроса присяжных заседателей о любых фактах, которые могли стать им известными в ходе выполнения их обязанностей. Нормативной основой такого подхода стали положения ч. 3 ст. 56 УПК РФ о запрете допроса присяжного в качестве свидетеля об обстоятельствах уголовного дела, ставших ему известными в связи с участием в производстве по данному делу.
Достоинством указанной позиции, на мой взгляд, было препятствование использованию непроцессуальных способов для получения сведений от присяжных после вынесения ими вердикта. Недостаток, в свою очередь, заключался в резком снижении объективности проверки фактов незаконного воздействия на присяжных в судах апелляционной, кассационной и надзорной инстанций.
Начало изменения этого подхода было обусловлено появлением позиций ЕСПЧ, высказанных в постановлениях от 14 ноября 2017 г. по делу «Тимофеев против России» и от 8 января 2019 г. по делу «Никотин против России». Сущность выявленного ЕСПЧ нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в первом из названных дел состояла в том, что суд второй инстанции отказался проверять заявление присяжного заседателя о нарушении председательствующим судьей тайны совещания, не указав в своем определении, почему он не мог допросить присяжных или дать поручение правоохранительным органам провести расследование по утверждениям заявителя в период, предшествовавший вынесению решения.
По делу «Никотин против России» председательствующим осуществлялась проверка заявления присяжного заседателя о незаконном воздействии, в т.ч. посредством получения письменного заявления от старшины коллегии и получения справки службы судебных приставов.
Однако, несмотря на фактологические различия с делом Тимофеева, Европейский Суд вновь признал нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции, поскольку проведенная проверка заявления присяжного («расследование») была признана неэффективной (не обеспечивающей заявителю возможность исправления ситуации, противоречащей требованиями Конвенции). Как подчеркнул ЕСПЧ, национальные судебные органы при проведении проверки беспристрастности суда первой инстанции были обязаны использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы развеять любые сомнения относительно реальности и содержания утверждений заявителя. Однако в данном случае проверка свелась к получению письменных заявлений потерпевшей Ч. и старшины коллегии. Европейский Суд подчеркнул, что только опрос присяжных («questioning of the jurors») мог бы обеспечить эффективную проверку факта незаконного воздействия на коллегию со стороны потерпевшей.
Вместе с тем ЕСПЧ сознательно дистанцировался от указания на конкретные судебные следственные действия, при помощи которых должен быть проверен факт незаконного воздействия на присяжных заседателей, отметив лишь, что от присяжных заседателей должна быть получена соответствующая информация (в форме ответов на вопросы).
9 июля 2020 г. Конституционный Суд РФ подтвердил, что адвокат вправе опросить присяжных о нарушениях УПК РФ, допущенных в совещательной комнате (Определение № 1643-О).
И хотя в рассматриваемом определении КС нет ссылок на ratio decidendi упомянутых постановлений ЕСПЧ, оно отражает идею изложенных в них подходов – о необходимости получения объяснений присяжных в суде апелляционной инстанции при наличии обоснованного утверждения о фактах незаконного воздействия на них при вынесении вердикта.
Конечно, форма получения объяснений пока неясна – Конституционный Суд не может подменять законодателя, он лишь указал на ряд гарантий для дающих пояснения присяжных. В частности, их нельзя признавать свидетелями, дача пояснений – их право, они также не могут опрашиваться по существу голосования по вопросам вердикта и т.д.
С указанным подходом КС можно полностью согласиться. УПК содержит императивный (абсолютный) запрет совмещения по одному и тому же уголовному делу статусов судьи и свидетеля, что исключает возможность допроса судьи, равно как и наделение его процессуальными функциями свидетеля по делу. Данный запрет направлен прежде всего на обеспечение независимости судей (в т.ч. присяжных заседателей), охрану свободы их внутреннего убеждения и преследует ту же цель, что и, например, тайна совещательной комнаты.
На мой взгляд, форма опроса присяжных является наиболее приемлемым процессуальным способом проверки как обстоятельств оказанного на них незаконного воздействия, так и ненадлежащего исполнения присяжными их обязанностей. С одной стороны, такой способ не трансформирует процессуальный судейский статус присяжного в статус свидетеля. С другой – позволяет собрать сведения об указанных фактах из первоисточника, что усиливает объективность проверки.
Конституционный Суд особо отметил возможность опроса присяжных с их согласия адвокатом, что бывает необходимо для выявления и фиксации фактов незаконного воздействия на них при вынесении вердикта. Очевидно, что данная позиция Суда исключает привлечение адвоката к дисциплинарной ответственности за подобное действие (как практиковалось и до появления нового подхода).
Вместе с тем адвокату, реализующему подобное полномочие, необходимо быть предельно аккуратным, поскольку в такой ситуации он легко может стать объектом обвинения в оказании давления на присяжных с целью добиться отмены приговора суда.
В связи с этим представляется целесообразным, чтобы органы адвокатского самоуправления дали рекомендации, касающиеся проведения адвокатами опроса присяжных в рассматриваемой ситуации.
В разъяснениях, полагаю, должно быть указано, что предметом опроса не могут быть составляющие тайну суждения присяжных сведения, касающиеся существа и обстоятельств разрешения в совещательной комнате поставленных перед ними вопросов, а лишь факты нарушений уголовно-процессуального закона, которые ставят (могут поставить) под сомнение независимость и беспристрастность присяжных (информация о высказывании присяжными их мнений по рассматриваемому уголовному делу до обсуждения вопросов при вынесении вердикта, об их общении с лицами, не входящими в состав суда, по поводу обстоятельств этого дела, о собирании данных по делу вне судебного заседания, о стороннем воздействии на них при обсуждении вердикта и при голосовании, о присутствии в совещательной комнате помимо присяжных других лиц).
Также в разъяснениях считаю необходимым предусмотреть, что адвокат не должен собирать сведения о месте проживания присяжных, а также иные сведения, составляющие тайну их частной жизни. Опрос целесообразнее всего проводить в помещении адвокатского образования с обязательным использованием аудиозаписи (о чем следует предупредить опрашиваемого) и предварительным получением расписки от присяжного о полной добровольности участия в опросе. Опрашиваемому нужно разъяснить, что по результатам опроса защитник может заявить ходатайство о приглашении присяжного в судебное заседание суда апелляционной инстанции для выяснения указанных обстоятельств.
В заключение отмечу, что защите необходимо как можно скорее адаптироваться к изложенным изменениям в правоприменительной практике и эффективно использовать их для достижения процессуальной цели.
