Федеральным законом от 24 марта 2021 г. № 52-ФЗ внесены важные изменения в ст. 25.1 Закона о государственной службе. Как известно, предельный возраст пребывания на гражданской службе – 65 лет. Гражданскому служащему категории «помощники (советники)» срок службы с его согласия может быть продлен по решению представителя нанимателя до окончания срока полномочий должностного лица, чью деятельность он обеспечивает. Гражданскому служащему категории «руководители» высшей группы должностей гражданской службы срок гражданской службы с его согласия может быть продлен тем, кто его назначил (но не больше чем до достижения им возраста 70 лет). Вместе с тем на гражданских служащих, замещающих должности гражданской службы, назначение на которые и освобождение от которых осуществляются Президентом РФ, отныне при продлении срока гражданской службы не распространяется ограничение, связанное с достижением ими 70 лет.
Согласно Конституции РФ, Президент назначает на должность председателя правительства, его заместителей, федеральных министров, руководителей силового блока, федеральных судей (за исключением судей Конституционного и Верховного судов, которые назначаются Советом Федерации по представлению Президента), Генерального прокурора, его заместителей, прокуроров субъектов РФ и приравненных к ним прокуроров. Кроме того, глава государства назначает сотрудников своей администрации, включая полномочных представителей. Именно данные ключевые должности в настоящее время могут замещаться без учета возраста должностного лица.
Дискуссия о пользе «омоложения» чиновничества или, напротив, сохранения опытных кадров идет не одно столетие, а на практике данные тенденции сменяют друг друга. В России после революции 1917 г. отмечалось резкое «омоложение» управленцев (вспомним Аркадия Гайдара, который в 17 лет командовал крупными воинскими соединениями). Напротив, вторая половина ХХ в. характеризовалась длительным пребыванием чиновников на государственной службе – прежде всего руководящего состава госслужащих (период 1970–1980 гг. именовался «эпохой кремлевских старцев»).
В новейшей истории также наблюдаются разнонаправленные тенденции. Так, в 2010 г. Дмитрий Медведев, занимавший пост главы государства, инициировал снижение предельного возраста госслужащих до 60 лет. Однако в 2013 г. Президент РФ Владимир Путин поднял эту планку до 65 лет, а для руководящего состава – до 70. Текущая реформа стала продолжением данного курса.
Каковы же аргументы в пользу «омоложения» управленческих кадров и против отмены предельного возраста для любых должностей? Ключевым традиционно называется повышение эффективности публичного управления.
Эффективность в данной трактовке включает как минимум три составляющие.
Первая – сменяемость власти, причем не только в персональном, но и в поколенческом плане. Обновление управленческих кадров препятствует формированию и укреплению коррупционных связей, отсекает «окружение» должностных лиц от публичных проектов, вносит дискуссию во «внутривластные» (внутриведомственные, внутрипартийные) отношения и устраняет «зашоренность» в поиске оптимальных управленческих решений.
Вторая – омоложение управленцев способствует внедрению новых технологий – как технических, так и социальных. В эпоху цифровизации и формирования «электронного государства» данный аспект эффективности управления трудно переоценить. При самых выдающихся управленческих талантах госслужащие не из «эпохи Интернета» не смогут стать «проводниками цифры», развивать «электронное государство».
Третья – длительное нахождение на публичных должностях – прежде всего руководящих, – людей одного поколения приводит к невозможности занять эти должности людьми следующего поколения. Такая ситуация разрушает социальные «лифты», что порождает оппозиционность как в широких слоях общества, так и в самом госаппарате – возникают так называемые «контрэлиты» (группы, обладающие необходимыми качествами и ресурсами для занятия элитных позиций, но не имеющие соответствующих правовых и фактических возможностей). Именно такие группы могут (и будут) стремиться к обретению власти путем смены действующей системы. Причем «демонтаж» «старой» системы государства может осуществиться и как реформа, и как «дворцовый переворот», и как революционное движение. Последние сценарии таят риски человеческих жертв, разрушения экономики и социальной системы, серьезного ухудшения жизни в стране и даже прекращения существования государства.
Очевидно, что происходящие в России корректировки законодательства о госслужбе сами по себе к подобным рискам не ведут, но явно обозначают тенденцию к сохранению опытных кадров – прежде всего руководящего звена (разумеется, с различными исключениями из общей тенденции и частичным «омоложением» управленцев низового и среднего звена).
При этом высказывается немало доводов против «омоложения» чиновничества и за отмену предельного возраста – по крайней мере, для руководящего звена. В качестве центрального аргумента выдвигают ту же эффективность публичного управления, что и в случае с «омоложением» кадров.
Вместе с тем эффективность трактуется принципиально иначе.
Во-первых, именно управленческий опыт видится основой результативности принятия и реализации управленческих решений. Очевидно, что человек, выполнявший те или иные действия много раз, будет делать их лучше, чем новичок. В сопроводительных материалах к поправкам в Закон о госслужбе, когда они находились в стадии законопроекта, отмечалось, что введение данной нормы будет способствовать сохранению на федеральной государственной гражданской службе высококвалифицированных и опытных государственных гражданских служащих, относящихся к руководящему кадровому составу.
Во-вторых, публичная служба на руководящих должностях предполагает некий карьерный путь, занимающий значительное время. Зрелые должностные лица, приближаясь к достижению предельного возраста в той или иной должности, могут оказаться в состоянии «временщиков», когда от результатов их труда, эффективности их работы ничего не зависит: через год-два они будут уволены безотносительно к ним. Даже введение правовых возможностей точечного продления полномочий для эффективных чиновников, достигших предельного возраста, на мой взгляд, проблему не решает. Такой подход ставит госслужащих в очень зависимое положение от вышестоящих должностных лиц, полностью гасит инициативу, подталкивает к конъюнктурности. В целом предельный возраст для занятия публичных должностей может рассматриваться как возрастная дискриминация, снижающая эффективность публичного управления.
В-третьих, эффективность любой деятельности во многом зависит от мотивации. Заинтересованность в занятии той или иной должности весьма зрелым чиновником нередко имеет альтруистические мотивы, является стремлением послужить обществу. Безусловно, во многих случаях нельзя не усмотреть и мотивов самовыражения, самореализации. Учитывая высокое пенсионное обеспечение госслужащих в России, сложно подозревать служащего в стремлении держаться за работу только ради материального благополучия, из-за страха нищеты и т.д.
Полагаю, что во всех перечисленных аргументах присутствует здравый смысл, а сочетание тенденций «омоложения» управленцев и сохранения опытных кадров является единственно возможным решением. Его формы должны определяться конкретной ситуацией и текущими задачами государства. Только диалектическое сочетание «молодости и опыта» способно обеспечить эффективность публичного управления, в то время как доминирование только одной из тенденций станет основой для деградации системы управления и публичной власти в целом.
И все же проблемой современной России видится не сама по себе отмена предельного возраста для руководящих кадров, а господство тенденций противоположной направленности применительно к широким слоям населения (при общем его старении). Дело в том, что руководство государства, его важнейших органов (как и различного рода элит, составляющих топ-менеджмент госкомпаний и госучреждений) в 60, 70 и даже 80 лет считается более мудрым, опытным, квалифицированным и достойным занимать любые должности сколь угодно долго. В ряде случаев, возможно, это действительно так. Одновременно с этим граждане – так называемые «представители народных масс», – работающие в бюджетной или коммерческой сферах, уже после 45–50 лет (а то и после 30) рассматриваются как «неликивид». Людям в 40–50 лет ощутимо сложнее найти работу, так называемые «новые предпенсионеры» (55–65 лет) испытывают еще большие трудности и держатся буквально за любую работу. Не лучше обстоят дела и у работающих пенсионеров, большинство которых трудятся не столько ради творческой самореализации (хотя и таких немало), сколько в связи с невысокими размерами пенсий. Подчас даже в 30–35 лет работник сталкивается с прямой или косвенной дискриминацией по возрасту: ему ставятся «в вину» якобы недостаточная энергичность, незнание некоторых современных технологий и даже «нетоварный» вид.
На мой взгляд, именно очевидные двойные стандарты оценки профпригодности в связи с достижением определенного возраста представителями «элит» и «масс» являются крайне опасной тенденцией. Безусловно, есть профессии (в частности, спортсмены), которые исключают возможность профессионального долголетия в привычном понимании (то есть с юности до старости). Вместе с тем в большинстве сфер профессиональной деятельности подходы к возрасту должны укладываться в общую тенденцию омоложения либо профессионального долголетия, а лучше всего – их разумного сочетания.
При определенном превалировании тенденции профессионального долголетия и кадрового сбережения для большинства сфер, включая публичное управление, руководящий состав может иметь некоторые привилегии в части возрастных рамок. Но эти привилегии не должны вести к так называемому «поколенческому разрыву», когда на смену пожилым руководителям приходят их дети (нередко в буквальном смысле), а не следующее профессиональное поколение.
Остается надеяться, что публичная власть (и ее органы и должностные лица, и институты гражданского общества) сможет выработать общий подход оптимального сочетания «молодости и опыта» как в публичном управлении, так и в иных сферах профессиональной деятельности. Станет ли отмена возрастных ограничений госслужащих, назначаемых президентом, началом данного пути, удастся ли распространить ценности профессионального долголетия на широкие слои населения и при этом минимизировать возникающие риски – прежде всего «поколенческого разрыва», – покажет время.
