12 июля вступили в силу поправки в Закон об информации (Федеральный закон от 1 июля 2021 г. № 260-ФЗ). Закон дополнен ст. 15.1-2, наделяющей гражданина, обнаружившего в информационно-телекоммуникационных сетях, включая Интернет, информацию, порочащую его честь и достоинство или подрывающую репутацию и связанную с обвинением в совершении преступления (далее – порочащая информация), правом направить прокурору субъекта РФ заявление о принятии мер по удалению такой информации и ограничению доступа к ресурсам, ее распространяющим, в случае неудаления (ч. 1).
В течение 10 рабочих дней прокурор или его заместитель обязаны провести проверку содержащихся в заявлении сведений и составить заключение о наличии оснований для принятия мер по удалению порочащей информации или уведомить заявителя об отсутствии таких оснований (ч. 4). При их наличии заключение вместе с копией заявления и прилагаемыми документами направляется Генпрокурору России, который (лично или заместитель) проверяет обоснованность заключения и принимает решение об обращении в уполномоченный федеральный орган исполнительной власти с требованием о принятии мер по удалению порочащей информации либо ограничению доступа к информационным ресурсам, ее распространяющим (ч. 5). Далее аналогичные требования направляются иным лицам до тех пор, пока не дойдут непосредственно до владельца ресурса, где размещена такая информация (ч. 6–7). Тот в течение суток с момента получения уведомления обязан удалить данную информацию, иначе доступ к ресурсу будет заблокирован (ч. 8). Он также вправе обжаловать это решение в судебном порядке (ч. 15).
Исходя из пояснительной записки к законопроекту, необходимость его разработки и принятия была обусловлена отсутствием действенного механизма непосредственной оперативной защиты граждан от распространения информации, порочащей их честь и достоинство или подрывающей репутацию.
Между тем, вопреки мнению разработчиков поправок, анализ положений Закона № 260-ФЗ в совокупности с иными нормативными правовыми актами и судебной практикой позволяет прийти к выводу, что предложенный способ не решает проблему, а создает новые трудности.
О наделении прокурора правом принятия решений об удалении информации, содержащей порочащие сведения, во внесудебном порядке
В подтверждение приведу следующие аргументы.
В первую очередь, понятия «честь», «достоинство» и «репутация» носят во многом оценочный характер, чем и обусловлено отсутствие их определений в законодательстве. Обратившись к научной литературе, мы увидим, что эти термины представляют собой некие нематериальные блага – специфическую положительную оценку личности и ее качеств (например, деловых) в глазах как этой личности, так и общества1. При таких обстоятельствах отнести информацию к разряду «порочащей» указанные блага зачастую весьма непросто. Для этого требуется скрупулезно изучить обстоятельства конкретного дела и учесть множество факторов.
В России право каждого на защиту чести, достоинства и репутации от любых порочащих их сведений – как в настоящее время, так и ранее – признавалось и гарантировалось среди прочего применением к нарушителям мер уголовного, административного и гражданско-правового характера. Так, распространение одним физическим лицом в отношении другого заведомо ложных сведений, порочащих указанные нематериальные блага последнего, признается клеветой и влечет уголовную ответственность по ст. 128.1 УК РФ. Те же действия, совершенные юридическим лицом, образуют объективную сторону правонарушения по ст. 5.61.1 КоАП РФ. Кроме того, согласно ст. 152 ГК РФ распространение порочащих сведений позволяет пострадавшему требовать их опровержения, признания не соответствующими действительности, пресечения или запрещения дальнейшего распространения, удаления соответствующей информации, компенсации морального вреда, а также наделяет правом совершения иных предусмотренных законом действий. При этом для защиты прав в гражданско-правовом порядке не требуется, чтобы распространенные сведения носили для распространившего их лица заведомо недостоверный характер.
Это означает, что еще до принятия Закона № 260-ФЗ у любого физического лица, пострадавшего в результате распространения в отношении него порочащих сведений, был внушительный арсенал средств, с помощью которых оно могло защитить свои нарушенные права, при этом применение некоторых из них вообще не требовало каких-либо активных действий2. Другая часть средств, относящихся к нормам гражданского права с господствующим в нем принципом диспозитивности, могла быть реализована только путем совершения сознательных волевых действий – например, обращения в суд3. Более того, еще до вступления в силу Закона № 260-ФЗ законодательство наделяло (как, впрочем, и сейчас) иных лиц, включая прокурора, правом обращения в суд с заявлением в защиту прав, свобод и законных интересов гражданина, в том числе с заявлением о защите его чести, достоинства и репутации, если гражданин по уважительным причинам (например, из-за болезни) не может сделать это самостоятельно (ст. 46 ГПК РФ).
Ввиду того что ст. 15.1-2 Закона № 260-ФЗ подразумевает два вида недостоверной информации (порочащей честь и достоинство физического лица; подрывающей его репутацию и связанной с обвинением в совершении преступления без указания на то, что недостоверность такой информации должна носить для распространителя заведомый характер4), введенное правовое регулирование представляет собой некую альтернативу способу защиты, предусмотренному ст. 152 ГК, но фактически позволяющую перекладывать бремя совершения всех действий, которые ранее требовались от гражданина, на прокурора. Это, полагаю, может свидетельствовать о законодательном распространении полномочий прокуроров на сферу частных правоотношений, несколько расходящемся с целями, задачами и функциями прокуратуры, которые определены в ст. 1 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации».
В подтверждение необоснованности такого подхода, а также того, что разрешение подобных конфликтов, по общему правилу, должно проходить без постороннего вмешательства, уместно сослаться на разъяснения, содержащиеся в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» (далее – Постановление Пленума ВС № 3).
В постановлении указано, что при предъявлении гражданского иска о защите чести, достоинства и репутации (единственно возможный ранее вариант) факт распространения сведений лицом, к которому предъявлен иск, а также их порочащий характер должен доказать истец. На ответчика же возлагается обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений (п. 9).
Такой подход в части распределения бремени доказывания в полной мере соответствует требованиям о необходимости обеспечения состязательности и равноправия сторон, при котором у лица, распространившего сведения, существует возможность доказать их истинность либо то, что сказанное представляет собой оценочные суждения, которые, будучи выражением субъективного мнения и взглядов, не могут быть проверены на предмет соответствия действительности. Кроме того, в этом же пункте постановления акцентируется внимание на том, что в соответствии со ст. 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в СМИ, принятой 12 февраля 2004 г. на 872-м заседании Комитета Министров Совета Европы, политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым сами соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в СМИ, а государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в СМИ в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими полномочий. Учитывая приведенное толкование, подход к порочащей информации, распространяемой в отношении различных категорий граждан, определенно не может быть одинаков.
Схожей точки зрения придерживается и ЕСПЧ, признавший публикацию российского журналиста, содержавшую неоднократно высказанные в адрес губернатора фразы: «вокруг каждого депутата начинается торгово-посредническое клубление», «будут обещать золотые горы» «черногоровские представители», «больше, чем губернатором, депутатам никто не предложит» – «каждый из них получит свою пайку и втихаря схрумает свою долю», – высказываниями, не вышедшими за пределы приемлемой критики, а утверждения автора статьи – слишком неточными и только намекающими на то, что губернатор оказывал влияние на законодателей, без каких-либо уточнений, чего для обвинения в даче взяток явно недостаточно5. Результатом разбирательства стала констатация нарушения Россией ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция), притом что национальные суды признали журналиста виновным в клевете.
К такому выводу ЕСПЧ пришел благодаря тому, что принял во внимание и такие факторы, как положение заявителя и лица, против которого была направлена критика, предмет публикации, характеристика оспариваемых утверждений внутригосударственными судами, формулировка, использованная заявителем, и т.п., а не буквальное содержание публикации. Кроме того, вынесению вердикта предшествовало длительное судебное разбирательство, явно превышавшее 10 дней, отведенных ч. 4 ст. 15.1-2 Закона об информации на составление прокурором заключения.
Учитывая, что распространенная информация может быть доведена до сведения третьих лиц различными способами (образно, иносказательно, оскорбительно и т.д.), в ряде случаев для решения вопроса об отнесении ее к категории порочащей требуется наличие специальных познаний, для чего целесообразно назначение экспертизы (например, лингвистической) либо привлечение специалистов (в частности, психолога). На это обращал внимание Верховный Суд6. Однако прокурор, думается, не станет принимать названные меры (да и не сможет в силу полномочий, установленных Законом о прокуратуре).
При таких обстоятельствах порядок, предусматривавший разрешение подобного рода конфликтов исключительно в судебном порядке с соблюдением всех принципов справедливого разбирательства, в отсутствие необоснованного вмешательства со стороны органов публичной власти видится более оправданным. Напротив, наделив прокурора правом принятия решений об удалении информации, содержащей порочащие сведения о физическом лице, во внесудебном порядке, законодатель не только избавил «пострадавшего» от обязанностей, возлагаемых на истца в гражданском процессе, но и наделил прокурора дискреционными полномочиями по оценке представленных заявителем доказательств, без обязанности выслушать противоположную сторону, привлечь при необходимости к проведению проверки специалистов, назначить экспертизу и т.д. (что в рамках состязательного судебного разбирательства было бы немыслимо).
Более того, новое правовое регулирование вообще не требует от прокурора извещать владельца информационного ресурса, как и автора порочащих сведений, о поступлении жалобы. После получения требования об удалении единственный выбор, который есть у владельца информационного ресурса, – удалить информацию с возможностью обжаловать данное решение в суд или дожидаться блокировки, с чем, полагаю, нельзя согласиться.
Подход к рассмотрению судами исков о защите чести, достоинства и репутации кардинально изменен
Другой недостаток Закона № 260-ФЗ заключается в установленной им процедуре обжалования. Как отмечалось, в случае несогласия с требованием прокурора владелец информационного ресурса вправе обжаловать его в суд (ч. 15 ст. 15.1-2 Закона об информации) – очевидно, по правилам административного судопроизводства7.
Сразу бросается в глаза, что автор порочащих сведений, если он не является владельцем ресурса, не наделен правом оспаривать требование прокурора. В лучшем случае он может рассчитывать на участие в судебном разбирательстве в качестве заинтересованного лица (ст. 47 КАС) при условии, что владелец информационного ресурса подаст соответствующий иск.
Данное правовое регулирование кардинально меняет подход, применяющийся при рассмотрении исков о защите чести, достоинства и репутации в судах. Так, согласно п. 5 Постановления Пленума ВС № 3 надлежащими ответчиками по искам о защите чести, достоинства и деловой репутации являются авторы не соответствующих действительности порочащих сведений, а также лица, их распространившие. Это означает, что автор порочащих сведений в случае инициирования соответствующего судебного разбирательства ранее автоматически становился бы ответчиком (соответчиком) со всеми предусмотренными законом правами и обязанностями, в том числе обязанностью доказать соответствие распространенных сведений действительности, что следует признать более правильным.
Вдобавок к этому предъявление иска к прокурору переворачивает процедуру доказывания «с ног на голову». Так, если в рамках гражданского судопроизводства факт распространения сведений лицом, к которому он предъявлен, а также порочащий характер сведений должен доказать истец, то теперь это должен будет делать прокурор, выступающий уже в качестве ответчика. Инициатор процесса, в свою очередь, будет обязан доказывать соответствие действительности распространенных сведений, что ранее всегда возлагалось на ответчика. При этом если владелец ресурса не является одновременно автором порочащих сведений, доказать их соответствие действительности порой может быть непросто. Сам же автор, будучи привлеченным к участию в деле в качестве третьего лица, может попросту уклониться от участия в нем, заставив «отдуваться» за себя владельца информационного ресурса, что способно стать для таких лиц серьезным сдерживающим от публикации различных спорных материалов фактором.
Стоит отметить, что схожий перекос будет наблюдаться и в случае оспаривания уведомления об отсутствии оснований для принятия мер прокурорского реагирования (ч. 4 ст. 15.1-2 Закона об информации) лицом, обратившимся с заявлением к прокурору, что также нельзя исключать. В таком случае в силу п. 2 ч. 2 ст. 62 КАС бремя опровержения того, что сведения, об удалении которых просило физическое лицо, не носят порочащий характер, а потому принятия мер для их удаления не требовалось, видимо, должен будет нести уже прокурор, а не лицо, непосредственно их распространившее, как было бы в рамках гражданского процесса. Представляется, что подобные изменения относительно распределения бремени доказывания способны существенно усложнить и без того непростую категорию дел.
Риск недобросовестного противодействия праву на свободное распространение достоверной информации
Еще один аспект – срок, в течение которого порочащие сведения, требование об удалении которых заявлено прокурором, будут закрыты для всеобщего доступа.
Даже в случае успешного обжалования решения прокурора, учитывая среднюю продолжительность любого разбирательства в суде первой инстанции до момента вступления итогового решения в законную силу (с учетом возможной апелляции), с момента удаления сведений до возможности их нового опубликования пройдет несколько месяцев, что может привести к утрате актуальности информации. В связи с этим существует риск использования данной нормы с целью недопущения либо «придержания» распространения достоверной, но невыгодной кому-либо информации (например, в период избирательных кампаний, при назначении на ответственные должности, ведении переговоров о заключении важных сделок и т.п.). Несложно догадаться, что наибольшую опасность – соответственно, и ценность – достоверная, но «порочащая» информация будет представлять в относительно небольшой промежуток времени, по истечении которого смысл в ее обнародовании может быть утрачен. Например, до принятия Закона № 260-ФЗ единственным способом заблокировать распространение информации на период судебного разбирательства было принятие судом обеспечительных мер в виде ограничения доступа к ресурсу, для чего требуются веские основания.
При таких обстоятельствах Закон № 260-ФЗ рискует быть использованным в качестве инструмента недобросовестного противодействия праву на свободное распространение достоверной информации, что также не соответствует целям, провозглашенным в пояснительной записке к законопроекту.
Впрочем, введенная Законом процедура могла бы быть задействована при условии, что право прокурора на составление заключения о необходимости удаления «порочащей информации» будет – по модели приказного судопроизводства (например, гл.11 ГПК) – уравновешено правом владельца информационного ресурса подать прокурору соответствующие возражения, содержащие утверждения о достоверности размещенной информации. Это влекло бы автоматическую отмену заключения с разъяснением заявителю права обратиться в суд с соответствующим исковым заявлением.
При таком подходе с помощью мер прокурорского реагирования, с одной стороны, можно было бы защитить во внесудебном порядке права физических лиц на защиту от распространения информации, порочащий характер которой признается самими владельцами информационных ресурсов. С другой – в случае несогласия данных лиц с предъявленными к ним требованиями это помогло бы обеспечить рассмотрение возникших разногласий именно в той процедуре, в которой они и должны рассматриваться, – по правилам гражданского (арбитражного8) судопроизводства.
Как меры прокурорского реагирования могут помочь в защите права на неприкосновенность частной жизни
Несмотря на критику Закона № 260-ФЗ, предложенная в нем идея о возможности внесудебного удаления информации может быть продуктивно использована для защиты права на неприкосновенность частной (личной) жизни, семейной тайны и т.д.
Сегодня перечень средств, с помощью которых гражданин способен защитить свое право на защиту информации, связанной с его личной жизнью, фактически ограничен ст. 152.1 ГК, предоставляющей физическому лицу право требовать удаления, а также пресечения или запрещения дальнейшего распространения его изображения, незаконно полученного или используемого и распространяемого в Интернете, а также требовать от оператора поисковой системы прекращения выдачи сведений об указателе страницы сайта, позволяющих получить доступ к информации о заявителе, распространяемой с нарушением законодательства РФ9, являющейся недостоверной, а также неактуальной, утратившей значение для заявителя в силу последующих событий или действий и т.п. (ч. 1 ст. 10.3 Закона об информации).
Однако бывают ситуации, когда имеющихся средств защиты прав у гражданина явно недостаточно. Например, отказ оператора поисковой системы в удовлетворении заявления об удалении информации о личной жизни гражданина потребует от последнего обращения в суд, что определенно займет время, на протяжении которого (если суд не примет обеспечительных мер в отношении спорной информации) все сведения будут находиться в открытом доступе. Вместе с тем предоставление гражданину права обратиться с заявлением к прокурору в порядке, аналогичном предусмотренному ст. 15.1-2 Закона об информации, позволило бы решить проблему гораздо оперативнее, а поскольку речь идет об информации, относящейся исключительно к личной жизни человека, вмешательство органов публичной власти в данном случае представляется вполне допустимым.
Это подтверждается правовой позицией ЕСПЧ, который неоднократно подчеркивал, что, хотя ст. 8 Конвенции защищает физическое лицо от своевольного вмешательства органов государственной власти, она не просто заставляет государство воздерживаться от такого вмешательства. Помимо этого основного негативного обязательства у государства могут возникать положительные обязательства, необходимые для эффективного обеспечения уважения частной или семейной жизни, включающие меры по обеспечению уважения частной жизни даже в сфере отношений лиц между собой10. Реализация предложенного варианта, полагаю, поможет решить эту задачу.
В заключение отмечу, что предусмотренный Законом № 260-ФЗ внесудебный порядок защиты физического лица от информации, порочащей его честь и достоинство или подрывающей репутацию и связанно й с обвинением в совершении преступления, представляет собой очередную попытку вторжения органов публичной власти в сферу частных правоотношений, где присутствие государства без крайней необходимости видится не вполне уместным, а процедура реализации прав представляет собой необоснованный перевод в сферу публичных отношений категорий споров, подлежащих рассмотрению в порядке гражданского (арбитражного) судопроизводства.
В то же время новое правовое регулирование, на мой взгляд, вызвало бы меньше нареканий при условии, что право прокурора на составление заключения о необходимости удаления порочащей информации будет – по модели приказного судопроизводства – уравновешено правом владельца информационного ресурса подать прокурору возражения, содержащие утверждения о достоверности размещенной информации. Это влекло бы автоматическую отмену заключения с разъяснением заявителю права обратиться в суд.
Кроме того, указанная внесудебная процедура успешно могла бы быть использована для удаления неправомерно обнародованной информации о личной жизни человека, что, в отличие от процедуры, предусмотренной в ст. 15.1-2 Закона об информации, больше соответствовало бы духу социального государства, которое в России, к сожалению, еще не построено.
1 См., например, Власов А.А. Проблемы судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации. М., 2000. С. 100; Малеина М.Н. Защита личных неимущественных прав граждан. – М., Статут. 2005. С. 58; Молочков Ю.В. Защита чести и достоинства в гражданском процессе. Автореферат дисс. канд. юр. наук. – Екатеринбург, 1993. С. 8; Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1989, и др.
2 Например, клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 5 ст. 128.1 УК РФ), относится к категории публичного обвинения, что говорит об автоматическом возбуждении уполномоченным лицом уголовного дела по данной статье при обнаружении достаточных к этому оснований, независимо от наличия заявления потерпевшей стороны. Аналогичным образом решается вопрос и о возбуждении дела по ст. 5.61.1 КоАП РФ.
3 Например, предусмотренное ст. 152 ГК РФ право гражданина требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений.
4 Как уже было отмечено, распространение заведомо недостоверных сведений, порочащих честь, достоинство либо подрывающих репутацию физического лица, влечет возбуждение уголовного дела либо дела об административном правонарушении.
5 См. Постановление по делу «Красуля против России» от 22 февраля 2007 г.
6 Пункт 5 Обзора практики рассмотрения судами дел по спорам о защите чести, достоинства и деловой репутации (утв. Президиумом ВС 16 марта 2016 г., далее – Обзор).
7 Такой вывод следует из п. 2 ч. 2 ст. 1 КАС РФ.
8 Такое возможно, например, если предметом спора является защита деловой репутации в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности (п. 2 Обзора ВС).
9 Поскольку право на неприкосновенность личной жизни гарантировано каждому ст. 23 Конституции РФ, можно утверждать, что любая информация о личной жизни физического лица, распространяемая без его согласия, является распространяемой с нарушением законодательства РФ.
10 См., mutatis mutandis, решение Европейского Суда в деле «X и Y против Нидерландов» (X and Y v. Netherlands) от 26 марта 1985 г., Series A, № 91, стp. 11, п. 23; решение в деле «Стьерна против Финляндии» (Stjerna v. Finland) от 25 ноября 1994 г., Series A, N 299-B, pp. 60–61, § 38; решение Европейского Суда в деле «Ферлире против Швейцарии» (Verliere v. Switzerland), дело № 41953/98, ECHR 2001 – VII.
