О несгибаемых президентах и одноразовых адвокатах

О НЕСГИБАЕМЫХ ПРЕЗИДЕНТАХ И ОДНОРАЗОВЫХ АДВОКАТАХ

Предложения по дальнейшему усовершенствованию КПЭА

Закономерным развитием дискуссии по поводу возможного расширения полномочий руководства ФПА РФ, состоявшейся между первым вице-президентом ФПА Ю.С. Пилипенко и вице-президентом АПСО Н.Н. Изюровым и («АГ» № 17 (130)), был бы вывод о необходимости предоставления Комиссии по этике ФПА РФ права пересмотра решений квалификационной комиссии либо совета адвокатской палаты субъекта РФ, а руководителям ФПА РФ – права пересмотра решений президентов адвокатских палат субъектов в части возбуждения или отказа в возбуждении дисциплинарного производства.

Возбуждение дисциплинарного производства
Н.Н. Изюров считает, что предоставление президенту ФПА полномочий по возбуждению дисциплинарного производства может ограничить независимость адвокатуры от государства. Ю.С. Пилипенко совершенно справедливо отмечает, что поскольку такими полномочиями в любом случае кто-то должен наделяться и на сегодняшний день ими наделены руководители палат субъектов РФ, то предоставление тех же полномочий руководителям ФПА принципиально не изменит корпоративный дух адвокатского сообщества.

Стоит упомянуть, что с Н.Н. Изюровым своими мыслями о необходимости большей централизации адвокатского сообщества я делился уже несколько лет назад, и уже тогда он высказал мне в ответ соображения, изложенные в его публикации в «АГ» № 17. Вообще Николай Николаевич – самый последовательный знаток и защитник традиций русской адвокатуры среди всех людей, с которыми я встречался. И в этом качестве Н.Н. Изюров, являясь вице-президентом АПСО, безусловно, выступает неким гарантом этической соразмерности решений Совета палаты, принимаемых у нас в области. Однако в данном случае вопрос следования традициям, на мой взгляд, вступает в противоречие с динамикой общества XXI в. И в этой связи и позиция вице-президента ФПА Ю.С. Пилипенко представляется мне недостаточно радикальной.

Ю.С. Пилипенко подчеркивает, что на обсуждение сообщества вынесено предоставление руководителю ФПА права всего лишь возбуждать дисциплинарное производство, в то время как решение по нему в любом случае будет приниматься палатой субъекта. И вот здесь мне видится некая логическая незавершенность.

Полагаю закономерным развитием обозначенной дискуссии вывод о необходимости предоставления Комиссии по этике ФПА права пересмотра решений квалификационной комиссии палаты адвокатов субъекта РФ либо непосредственно совета палаты адвокатов субъекта, а руководителям ФПА – права пересмотра решений руководителей адвокатских палат субъектов в части возбуждения или отказа в возбуждении дисциплинарного производства (или хотя бы в части отказа). И кстати, представляется, что логичнее право руководителей ФПА на возбуждение дисциплинарного производства закрепить в Кодексе не в качестве отдельного полномочия, а именно в рамках пересмотра решения президента палаты адвокатов субъекта об отказе в возбуждении дисциплинарного производства – подобный механизм позволит избежать не вполне понятного дублирования полномочий президентов ФПА и палаты адвокатов субъекта.

Введение в Кодекс профессиональной этики адвоката положений, позволяющих адвокату обжаловать решение совета палаты субъекта, ее квалификационной комиссии или ее президента, с одной стороны, предоставит адвокатам новые инструменты для работы, с другой – будет способствовать повышению авторитета всей корпорации. Более того, такое решение нельзя назвать своевременным – только потому, что необходимость в его принятии назрела уже несколько лет назад.

Чаще всего ситуации, в которых очень желательно вмешательство ФПА, возникают, когда «карманные» адвокаты следствия и суда вступают в процесс на место адвокатов, работающих по соглашению, и своим однократным киванием легализуют незаконные действия правоохранителей. Как правило, подобные одноразовые адвокаты появляются в ситуациях, когда следствие пытается продлить срок содержания под стражей обвиняемого с нарушением процессуальных норм. При этом зачастую руководство адвокатских палат субъектов РФ уклоняется от принципиальной оценки действий таких адвокатов.

Приведу конкретные примеры.

В 2008–2010 гг. я и мои партнеры защищали в Ямало-Ненецком автономном округе предпринимателя С. Возможно, я не прав, но моим главным процессуальным принципом является стремление закончить дело на каждом текущем этапе судопроизводства и не «пропустить» его на следующий этап. Этим принципом мы руководствовались и в деле С. В какой-то момент после возвращения уголовного дела прокурору и производства дополнительных следственных действий обвинение попало в процессуальный цейтнот. На выполнение требований ст. 217 УПК РФ у них оставалось дней пять-шесть, что практически невозможно при отсутствии доброй воли защитника. Сроки следствия были продлены уже свыше года, и повторно в Москву обратиться следователь не успевал (да и, как говорят знающие люди, такие обращения проходят болезненно). Даже арестовать С. в качестве аргумента в пользу ускорения ознакомления следователь не мог, потому что ранее его уже арестовывали и кассация эту затею не одобрила.

При таких обстоятельствах мы, естественно, никуда не торопясь, в строгом соответствии со сроками, установленными ст. 50 УПК РФ, собираемся в командировку, чтобы приступить к ознакомлению. Все понимают, что закончить мы его в пределах срока следствия не успеем и дело, возможно, придется прекращать.

И вдруг появляется местный адвокат Р., которая по назначению следователя за три дня якобы ознакомилась с 20 томами дела и от имени обвиняемого отказалась от ознакомления с вещественными доказательствами, а это несколько огромных коробок с документами, на которых, собственно, построено обвинение. Также адвокат указала, что обвиняемый не желает воспользоваться правами, предусмотренными ч. 5 ст. 217 УПК РФ. При этом мнение обвиняемого относительно того, желает ли он воспользоваться этими правами, адвокат не спросила. Она вообще ни разу не встретилась с С.! По итогам своего трехдневного квазиознакомения адвокат Р. не составила ни одного ходатайства, ни в одном протоколе не отразила своего отношения к предъявленному обвинению.

На наш взгляд, здесь налицо ненадлежащее осуществление защиты, то есть нарушение требований КПЭА.
Благодаря содействию адвоката Р., дело было направлено в суд, который приговорил С. к наказанию в виде 7,5 лет лишения свободы.

В кассационной жалобе мы в качестве одного из аргументов привели нарушение права на защиту на стадии выполнения требований ст. 217 УПК РФ. Для того, чтобы нарушение было понятнее суду кассационной инстанции, мы порекомендовали С. обратиться в АП ЯНАО с жалобой на Р. При этом нам было абсолютно безразлично, насколько мягкое взыскание будет наложено на Р. – хоть устное внушение, не предусмотренное КПЭА! Нам было важно другое – представить в кассацию постановление о возбуждении дисциплинарного производства, которым будет зафиксирован факт нарушения права на защиту.

Нам казалось очевидным, что, когда по вине адвоката человек осужден на 7,5 лет, палата должна сделать все возможное для отмены такого приговора. Однако мы ошибались. АП ЯНАО несколько месяцев не давала никакой информации о судьбе жалобы, а потом, уже после отмены приговора в кассации по нашим доводам, прислала ответ об отсутствии оснований для возбуждения дисциплинарного производства.
Другой пример – 2012 г., Тюмень. Адвокат К., защищавший гр-на Б. в судебном заседании по ходатайству следователя об избрании в отношении обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу, не подал кассационную жалобу. Вот просто не подал, и все. Обвиняемый, естественно, на него рассчитывал. Нарушение КПЭА, на мой взгляд, также налицо. После того как мы вступили в дело, мы обратились с ходатайством о восстановлении срока на кассационное обжалование. Б. обратился в АП Тюменской области с жалобой на действия адвоката К. Естественно, нам было важно к моменту судебного заседания по восстановлению срока иметь на руках и представить суду заключение президента АП Тюменской области о ненадлежащей защите Б., вследствие которой срок и был пропущен. И здесь нам казалось очевидным, что, когда человек оказался в тюрьме в результате небрежности адвоката, президент палаты должен принять все возможные меры, чтобы помочь исправить ситуацию. Ответа из АП Тюменской области Б. не получил до сих пор.

Таким образом, представляется в высшей степени целесообразным, чтобы в КПЭА был включен процессуальный механизм, позволяющий обращаться к президенту ФПА с заявлением о возбуждении дисциплинарного производства в случаях, когда президент палаты субъекта РФ в возбуждении производства отказал либо когда решение по жалобе не принято в срок, установленный ст. 21 КПЭА.

Обжалование решения совета
Второй момент, который коснулся уже меня лично.

В настоящее время решение совета палаты по дисциплинарному производству является окончательным и может быть обжаловано только в суд. Представляется, что судебный механизм не всегда эффективен – как в силу того, что суд в принципе может иметь предубеждение против адвокатов, так и в силу определенных местных условий, связанных с конкретным делом и конкретным адвокатом.

В свете сказанного представляется весьма разумным создание внутри адвокатской корпорации механизма, позволяющего обеспечить справедливое разрешение спора за рамками палаты адвокатов субъекта.

Приведу конкретные примеры.

Так получилось, что в отношении меня Советом АП Свердловской области дважды проводилось дисциплинарное производство. Ничего в этом страшного нет, за 11 лет трудно избежать необоснованных претензий со стороны «контрагентов» – органов суда и следствия. Однако участие в этих процедурах заставило меня призадуматься о необходимости расширения полномочий Совета ФПА, и вот почему.

Первый раз, в 2004 г., Совет АПСО принял решение о прекращении моего статуса адвоката. Данное решение было абсолютно неправильным, а продиктовано оно было личной неприязнью бывшего президента АП Свердловской области и некоторых членов Совета палаты. В течение недели решение о прекращении статуса адвоката по моему исковому заявлению было признано незаконным Кировским районным судом г. Екатеринбурга. На том, в принципе, дело и закончилось.

Но четыре года спустя возникла новая ситуация, которая и заставила меня крепко призадуматься. В 2005 г. президентом АПСО был избран И.В. Михайлович. А в 2007 г. мы встретились с Игорем Властимировичем по разные стороны в одном из самых резонансных дел региона. И.В. Михайлович возглавлял группу представителей потерпевшего из нескольких адвокатов. Я в этом процессе был защитником подсудимого. Дело рассматривалось в том же Кировском суде, который, по мнению прессы, был явно на стороне потерпевшего, то есть против нас. Обстановка в зале была крайне накаленной. При одном из допросов свидетеля обвинения я, руководствуясь интересами защиты, был вынужден привести некие нелицеприятные факты, которые относятся к личной жизни свидетеля. Противоположная сторона, под руководством И.В. Михайловича, выразила бурное негодование. Кроме того, от одного из представителей потерпевшего я услышал обещание, что палата примет в отношении меня меры, предусмотренные законодательством об адвокатуре.

В 2008 г. начальник следственной части ГУ МВД по УрФО направил в Совет АПСО жалобу на мои действия. Вице-президент АПСО возбудил дисциплинарное производство. Параллельно с этим в Кировском суде прокурор при интенсивной поддержке представителей потерпевшего под руководством И.В. Михайловича принимал активные меры по выведению меня из продолжающегося скандального процесса.

Сложив два и два, я подумал, что вот оно, началось. Я предположил, что сейчас Совет АПСО, как и четыре года назад, примет в отношении меня совершенно незаконное решение, поскольку в позиции президента палаты сомневаться не приходилось, судя по тому, как он смотрел на меня в зале суда. Однако я допускал, что уже не смогу добиться победы при обжаловании решения Совета в Кировском суде, поскольку именно в данном суде я создал серьезные помехи в гладком рассмотрении резонансного дела. Также у меня были все основания полагать, что в этой ситуации и областной суд поддержит неверную позицию суда районного.

И я почувствовал себя относительно беззащитным. Относительно – потому, что безвыходных положений не бывает и я все равно бы что-нибудь придумал. Однако в этот момент я очень пожалел, что решение Совета палаты может быть обжаловано только в суд, а не в Совет ФПА.

Но заседание квалификационной комиссии АПСО меня поразило. После доклада вице-президента слово взял президент АПСО И.В. Михайлович. Неожиданно для меня Игорь Властимирович полностью и достаточно резко опроверг доводы начальника следствия. После выступления президента палаты в мою поддержку комиссия приняла решение об отсутствии в моих действиях признаков дисциплинарного проступка.

Когда все закончилось, я не мог не спросить Игоря Властимировича, что произошло. Президент АПСО мне ответил, что просто он не смешивает активную работу в процессе на разных сторонах и защиту интересов адвокатского сообщества в целом при работе в органах этого сообщества.

Однако в данном случае я хотел бы оставить в стороне в высшей степени достойный поступок президента АПСО И.В. Михайловича и обозначить проблему.

Полагаю, что приведенные примеры наглядно иллюстрируют необходимость предоставления Совету ФПА права по жалобе адвоката проверять правильность действий и решений как советов палат субъектов РФ, так и правильность действий президентов этих палат. Так, в случае 2004 г. мы наблюдали ситуацию, когда пристрастность президента палаты повлекла принятие Советом палаты незаконного решения. Случай 2008 г. заставляет задуматься о том, что не всегда неправильное решение совета палаты субъекта РФ может быть справедливо проверено судом по месту нахождения палаты.

Вообще разрешение спора между адвокатами в суде ничего, кроме удовольствия разнообразным противникам адвокатуры, принести не может. Нет, отвергать судебный порядок разрешения спора нельзя, это как минимум противоречит Конституции РФ. Однако хотелось бы, чтобы в системе российской адвокатуры существовал некий механизм, позволяющим адвокатам разрешать проблемы, не решенные на региональном уровне, путем привлечения внимания наиболее опытных и уважаемых представителей адвокатского сообщества страны.

Во всех описанных мной случаях Комиссия по этике при Совете ФПА могла бы выступить арбитром и разрешить спор как в полном соответствии с формальными требованиями законодательства об адвокатуре, так и исходя из нравственных традиций российской адвокатуры.

Таким образом, я предлагаю:

1) обсудить внесение в КПЭА механизма, позволяющего Комиссии по этике инициировать пересмотр решения квалификационной комиссии либо совета адвокатской палаты субъекта РФ;

2) ввести в КПЭА процедуру, позволяющую руководителям ФПА отменять решение руководителей адвокатских палат субъектов об отказе в возбуждении дисциплинарного производства, а также принимать решение о возбуждении в случае непринятия руководителями палаты адвокатов субъекта решения в установленные КПЭА сроки.

Другие предложения
И еще несколько замечаний относительно предлагаемой редакции КПЭА.

Часть 4 ст. 9 устанавливает, что «сотрудничество с органами, осуществляющими ОРД, несовместимо со статусом адвоката». Мне понятны этические соображения, которыми вызвано введение данного пункта, однако, на мой взгляд, здесь необходима некоторая конкретизация.

Участвуя в корпоративных и экономических спорах на стороне обвиняемого, я постоянно наблюдаю действия адвокатов – представителей потерпевшего, – которые в интересах доверителя так или иначе сотрудничают с органами, осуществляющими ОРД. Зачастую мне лично не нравится поведение этих адвокатов, но здесь нужно различать поведенческие и процессуальные моменты.

Конечно, мне было неприятно откровенное злорадство и хихиканье адвоката – представителя потерпевшего, владельца одной из крупнейших строительных компаний города, – которая собрала явно фальсифицированные (на мой взгляд) документы о том, что мой будущий доверитель организовал на потерпевшего нападение (доверитель – рядовой депутат городской думы, лидер регионального «Яблока», т.е. человек, по определению на физические нападения не способный, тем более нападения на богатейших людей города), и представила эти материалы органам, осуществляющим ОРД, на основании чего человек был арестован. Однако тот факт, что адвокат забыла, кто она сейчас, и по-прежнему ощущает себя следователем – это действительно вопрос этики.

Но право адвоката на обращение к органам, осуществляющим ОРД, в интересах доверителя – потерпевшего – это очевидное и необходимое право, которое может быть поставлено под сомнение предлагаемыми изменениями. Многие игроки и геймеры, несомненно считают игры приколы видео свободное время.

Таких примеров я мог бы привести множество, думаю, большинство адвокатов – тоже. Кроме того, нельзя исключать ситуацию, когда адвокат сам становится жертвой преступления.

Поэтому предлагаю данное изменение дополнить оговоркой – «…за исключением случаев, когда такое сотрудничество необходимо для надлежащего исполнения принятого на себя поручения либо для защиты самого адвоката от преступного посягательства».

Еще раз подчеркиваю, что во всех уголовных делах экономической направленности я как-то оказываюсь с противоположной стороны и лично меня проблема сотрудничества с органами, осуществляющими ОРД, совершенно не касается, однако справедливость требует предложить данное уточнение. Иначе любой адвокат, составивший для доверителя заявление в милицию, может быть признан нарушителем КПЭА.

Согласно п. 7 ст. 19 КПЭА отзыв жалобы может повлечь прекращение дисциплинарного производства.

Непонятно, во-первых, для чего вводится диспозитивность взамен безусловного прекращения, предусмотренного действующей редакцией Кодекса. Во-вторых, непонятно, по каким критериям будет решаться вопрос о прекращении либо непрекращении дисциплинарного производства. Таким образом, это изменение полагаю либо ненужным, либо нуждающимся в конкретизации. Скорее, все-таки ненужным и даже вредным.

В п. 5 ч. 1 ст. 20 указано, что поводами для возбуждения дисциплинарного производства могут являться «иные поводы, предусмотренные настоящим Кодексом».

Какие «иные» поводы? Почему в ст. 20 нельзя дать их исчерпывающий список? Полагаю, что данный пункт не только бессмыслен, но и опасен. Здесь действительно возникает риск неких субъективных решений, не способствующих укреплению адвокатской корпорации.

В ч. 2 ст. 25 установлено, что решение совета палаты адвокатов может быть обжаловано адвокатом в месячный срок. Куда может быть обжаловано? Здесь, на мой взгляд, необходима конкретизация, причем желательно в соответствии с предложениями, изложенными мной выше.