– Василий Адрианович, Вы были одним из основателей юридической фирмы «АЛРУД», а затем коллегии адвокатов «АЛРУД». Расскажите, как и зачем создавалась «АЛРУД»? Какие сегодня основные направления ее деятельности?
– В 1991 г. я и мой друг и однокурсник Максим Алексеев создали ЗАО «АЛРУД». В то время все что-то создавали, принимая участие в тех изменениях, которые происходили в стране. Нами двигало желание создать что-то новое, начать зарабатывать самостоятельно и выйти из-под родительской опеки. Мы не могли тогда предположить, что через несколько лет «АЛРУД» станет одной из самых крупных юридических фирм. Рано утром 19 августа, в день начала путча мы обсудили, надо ли нам идти по намеченному плану, решили, что надо, пошли к нотариусу и подписали учредительные документы нашего детища. Потом вышли на Ленинградский проспект, по которому уже шла колонна танков, отправились на Мясницкую к Бирже, где проходил большой митинг, а затем уже в составе большой группы людей, которая несла огромный флаг, направились к Белому дому…
В сентябре появился первый офис, а вскоре после этого – первые клиенты. Мы помогали друзьям регистрировать фирмы, в очереди в Регистрационной палате познакомились с людьми, которым оказывали помощь в делах о приватизации. Мы быстро развивались и получали необходимый опыт. А уже через 5 лет мы вели сложные судебные дела, через 10 – выводили на IPO одного из наших клиентов, а через 20 – представляли банки-организаторы IPO Яндекс в Нью-Йорке и Mail.ru в Лондоне, начали представлять клиентов в проектах по слияниям и поглощениям и др. Нам повезло – в стране все так быстро изменялось, что порой мы – вчерашние студенты МГИМО – знали больше, чем уже опытные юристы, так как преподаватели хорошо донесли до нас информацию о правовых основах рыночной экономики развитых капиталистических стран.
С 2001 г. мы начали переход в адвокатуру, была создана коллегия адвокатов «АЛРУД».
Корпоративная практика – самая большая у нас, она фокусируется на сделках по слиянию и поглощению и других корпоративных сделках, далее – практика по разрешению споров, реструктуризации и банкротству, антимонопольная, трудовая и другие, охватывающие почти все направления права.
Мы представляем интересы наших клиентов не только в России, но и за рубежом: в Европе, Африке, Азии, в странах СНГ. В зарубежных проектах наша деятельность связана с инвестициями российских компаний в активы. Мы обязательно сотрудничаем с местными юридическими фирмами, создавая по всему миру сеть партнеров, с которыми мы вместе ведем дела вплоть до их завершения.
В последние годы мы активно работаем для российских и иностранных клиентов с известными именами, среди которых Газпром нефть, Мечел, ВТБ, Вымпелком, Российский Фонд Прямых Инвестиций, Bayer, Uber, Siemens AG, Maersk Line, и многих других, проекты с которыми исчисляются десятками в год, названия которых по причине конфиденциальности мы не можем раскрывать.
– Насколько я понимаю, Вы изначально не собирались заниматься вопросами уголовного права…
– Да, мы даже не рассматривали такую перспективу, ушли в «бизнес» и соприкоснулись с уголовным правом лишь в начале второго десятилетия ХХI в. А собственная уголовная практика в коллегии появилась лишь пять лет тому назад, причем она сфокусирована на консультировании наших корпоративных клиентов. Чаще всего это происходит, когда руководители и сотрудники компаний сталкиваются с уголовным преследованием, а большие корпорации – с «уголовными вызовами». При этом мы обычно не ведем дела физических лиц, так как понимаем, что интересы таких лиц могут не совпадать с интересами компании, в которой они работают. Поэтому мы всегда за то, чтобы у компании и ее сотрудников были разные адвокаты.
– Вы возглавляете в «АЛРУД» направление антимонопольной практики. Насколько эффективно действует у нас в стране антимонопольное законодательство и насколько реально «отбиться» от претензий ФАС?
– Я считаю, что в России за последние годы сформировано одно из самых продвинутых антимонопольных законодательств в мире. Согласно существующему независимому международному рейтингу ФАС входит в десятку ведущих антимонопольных органов мира. Мы видим значительный прогресс по уровню профессионализма и скорости принятия решений. По целому ряду инициатив Россия выступает эдаким лидером в международной антимонопольной «тусовке».
В декабре прошлого года в ФАС произошла смена «команды». Посмотрим, сможет ли новое руководство сохранить ту динамику и вектор развития, который наш антимонопольный орган получил за последние 10 лет. Смогут ли они внести и реализовать идеи рационализации работы, усиления межведомственного и межгосударственного взаимодействия.
По поводу претензий к ФАС России – вопрос очень неоднозначный, и важно понимать, что за такими «претензиями» практически всегда стоит та или иная теория ущерба –страдают либо конкуренты от недобросовестного позиционирования товаров, либо бизнес-партнеры, когда их контрагент злоупотребляет своей рыночной властью, либо потребители, когда уже некому противостоять монополистам. Таким образом, у «медали» антимонопольного расследования всегда две стороны. Безусловно, с одной стороны, претензии ФАС – это административное давление на бизнес, но с другой – защита определенных публичных интересов. Главная задача консультанта – комплексно проанализировать ситуацию. Красота антимонопольного права заключается в том, что практически каждая ситуация, каждое расследование уникально. Даже на одном и том же рынке со временем могут происходить колоссальные изменения, и важно понимать, как проблема развивалась в прошлом, что она представляет собой сейчас и какое решение в будущем является наиболее оптимальным.
В целом я позитивно рассматриваю развитие антимонопольного законодательства, но не буду утверждать, что в нем все идеально.
– Почему же у российского обывателя создается впечатление, что цены постоянно растут, так как никто не борется с картельными сговорами?
– Тут надо понимать, что причиной роста цен могут быть как объективные обстоятельства (товарные рынки очень взаимосвязаны), так и злоупотребления монопольной властью или картели. Да, в России картели действительно распространены, особенно в сфере закупок. Мы знаем много прецедентов, когда такие картели были изобличены и их участники преследовались по закону. За последние годы взаимодействие ФАС с правоохранительными органами выросло, Президент РФ несколько раз подчеркивал важность такого взаимодействия и роль правоохранительных органов в расследовании картельных преступлений. Так что в ближайшие годы мы предвидим рост числа уголовных дел в этой области.
Российский потребитель, кстати, зачастую страдает также от глобальных мировых картелей, которые охватывают развивающиеся экономики, а то и все крупные экономики на нашей планете. Я знаю, что и ФАС, и Евразийская экономическая комиссия уделяют этой проблеме внимание, хотя они могли бы сделать больше, анализируя расследования и дела, которые ведутся в других странах, и использовать этот опыт на российском рынке. Думаю, в это направление стоит вложить дополнительные ресурсы и оно точно окупится в части благополучия российских потребителей и бизнесов.
– Можно ли утверждать, что у российских компаний сегодня в целом больше проблем, чем у их зарубежных партнеров?
– Я могу сказать, что проблем точно больше, хотя бы потому, что рыночная экономика и институты ее регулирования у нас развиваются только 30 лет, а некоторые – и того меньше, тогда как в других странах они развивались веками. У них тоже были революционные изменения, было давление на бизнес, например, в США в начале прошлого века, вспомним хотя бы знаменитый Акт Шермана. Но сейчас в России маятник явно качнулся в сторону государства, что объясняется, конечно, тем беспределом, что творился в первые 10–15 лет после объявления свободы предпринимательства. Думаю, что такое участие государства в экономике, в том числе через силовые структуры, все-таки должно быть временным явлением.
Ведь от всего этого страдает наш предприниматель, причем и крупный, и средний, и мелкий. Законодательство развивается с невероятной скоростью, уследить за его развитием очень сложно, судебная практика также несется на всех парах. И здесь преимущество получают крупные компании, которые могут позволить себе выделять большие ресурсы на аналитику быстро изменяющегося регулирования и юридическое сопровождение. Надеюсь, что через некоторое время этот период закончится, законодательство будет развиваться, но медленнее, а во взаимоотношениях государства и бизнеса будет найден разумный баланс.
– Как член Ассоциации антимонопольных экспертов Вы участвуете в разработке изменений, направленных на совершенствование российского антимонопольного права. Что Вас больше всего заботит в этой работе?
– Когда-то я был одним из создателей Ассоциации антимонопольных экспертов. Нас было пятеро – учредителей этой организации. Сейчас в ней более 160 членов, эта общественная организация активно участвует в развитии антимонопольного законодательства, к ее мнению прислушиваются в ФАС. И это хорошая иллюстрация того, что большое количество экспертов не напрасно тратят свое время на общественную работу. Жаль только, что адвокатура не лидирует в этой деятельности, ведь в большинстве стран мира организующим звеном экспертного сообщества является адвокатура, продвигая таким образом и профессию, и собственно развитие законодательства. Я полагаю, что наша адвокатура тоже должна занимать активную позицию, способствуя объединению экспертов в разных областях права.
Я уже говорил выше, что считаю антимонопольное законодательство России достаточно прогрессивным и поддерживаю высокую оценку, данную Global Antitrust Review как антимонопольному органу, так и российскому законодательству. Безусловно, как составная часть российской правовой системы оно включает в себя и все ее положительные черты, и определенные направления для развития. Большой вопрос – формирование высокого уровня доверия при взаимодействии участников антимонопольного процесса. Зачастую формальные моменты (завышенные требования к оформлению документов) могут иметь большое значение и существенно влиять на решение по делу. Мы также видим во многих иностранных юрисдикциях, что сам процесс взаимодействия с антимонопольным органом гораздо менее формализован. При сохранении высоких стандартов к конфиденциальности представляемой информации участники антимонопольного процесса имеют возможность более оперативно получать определенную информацию от антимонопольного органа. Также хотелось бы видеть в России больше частных исков от лиц, пострадавших от нарушения антимонопольного законодательства. У ФАС и ЕЭК все-таки ограничены ресурсы, и участники гражданского оборота должны более активно отстаивать свои интересы, в том числе в суде.
– Вы четыре года (2011–2015) были членом Совета ФПА РФ. Можете ли Вы оценить расширение полномочий Федеральной палаты адвокатов, которое имело место в последние годы?
– На мой взгляд, это правильная тенденция. Я поддерживаю единые подходы в нашем правовом пространстве. Я застал тот период, когда Федеральная палата адвокатов в большей степени выступала в качестве ассоциации региональных палат. Сейчас ее полномочия возросли, и мне кажется, что это к лучшему, так как позволяет ФПА выработать единые для всех адвокатов нормы поведения и активнее отстаивать наши интересы.
– С 2021 г. Вы являетесь членом Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам. Сейчас у Комиссии появились новые функции – как Вы относитесь к исполнению КЭС обязанностей «апелляционной инстанции» по дисциплинарным делам?
– Я считаю, что это нормально. С учетом появления новых полномочий ФПА необходимо приложить больше усилий для анализа практики и достижения единообразия в применении Кодекса профессиональной этики адвоката и законодательства об адвокатуре в регионах.
Думаю, что все члены КЭС отдают себе отчет в том, что на нас возложена большая ответственность. Мы все стараемся понять, что произошло в том или ином конкретном случае, за что адвоката привлекли к дисциплинарной ответственности, но нам очень важно, чтобы в отношении коллеги были применены именно те нормы КПЭА и законодательства об адвокатуре, которые должны действовать в каждом конкретном случае.
Полагаю, что как единая саморегулируемая организация адвокатов мы можем сделать очень много, если добьемся единообразия практики применения норм закона и КПЭА.
– Кому как не Вам – члену Международной ассоциации юристов – можно задать вопрос о целесообразности применения прецедента в судебных актах. И актах КЭС – тоже. Насколько это оправданно в дисциплинарной практике?
– Отрицать растущую роль прецедента в российском праве бессмысленно. О значительной роли прецедента свидетельствуют положения нашего законодательства: возможность пересмотра решений в порядке надзора в случае, если выводы судов нижестоящих инстанций представляют угрозу единству судебной практики, возможность пересмотра решений по новым обстоятельствам и т.д. Об укреплении роли прецедента свидетельствуют положения недавних Пленумов Верховного Суда РФ, теперь суды могут мотивировать решения ссылками не только на постановления Пленума, но и на обзоры практики. Что это, если не рост роли прецедента в нашем правопорядке? Очевидно, что роль прецедента растет, особенно в сравнении с теми временами, когда я изучал право в вузе.
Говоря о целесообразности применения прецедента в судебных актах, хочется отметить следующее. «АЛРУД» имеет многолетний опыт представления интересов наших доверителей в государственных судах. В каком бы споре мы ни участвовали, мы всегда обосновываем нашу позицию судебной практикой. Мы замечаем следующую неуклонную тенденцию: по ряду споров суды все чаще ориентируются на выводы Верховного Суда РФ, сделанные по отдельным спорам, которые еще даже не попали в обзоры или постановления Пленума. Конечно, ссылки на отдельные акты Верховного Суда РФ по конкретным спорам не могут быть единственным обоснованием выводов суда, но из контекста таких решений становится понятно, что суд в действительности ссылается на постановление Пленума только в дополнение, а иногда и просто «для галочки».
Если говорить о прецеденте в антимонопольном праве, то отмечу следующее. Прецедент здесь очевидно не развит так, как, например, в сфере банкротных споров. Во многом это связано с тем, что антимонопольное право воспринимается судами как часть публичного административного регулирования, которое не оставляет судам большого простора для усмотрения, что препятствует судам формулировать смелые и интересные позиции.
Данный подход мне кажется неверным, так как фактически антимонопольный закон, наоборот, содержит значительное количество оценочных терминов, которые требуют неформального и творческого толкования с учетом применения последних достижений экономики, социологии, анализа опыта зарубежных правопорядков и т.д. Также такой формальный подход неизбежно приводит к сильному «обвинительному уклону» в судебной практике, когда суды опасаются подойти к вопросу творчески и предпочитают формально подтвердить законность актов антимонопольного органа.
Говоря о судебном правотворчестве в антимонопольной сфере, конечно, нельзя не упомянуть новое Постановление Пленума Верховного Суда РФ об антимонопольных спорах, которое, на мой взгляд, как раз ориентирует суды на более гибкое правоприменение, что, в свою очередь, будет залогом для появления интересных новых прецедентов в этой сфере. Практика пока еще не успела существенно измениться, но будем надеяться, что Верховный Суд РФ будет поддерживать свой интерес к антимонопольным спорам.
Мы в КЭС можем действовать по аналогии с судебной властью, которая в России все больше и больше применяет прецеденты. Но поскольку КЭС совсем недавно получила полномочия, о которых мы говорим, наверное, еще рано делать выводы. Но я думаю, что прецедент будет играть важную роль и в наших решениях. Совсем недавно, рассматривая несколько дисциплинарных дел, мы внимательно смотрели, как схожие ситуации разрешаются в той или иной палате.
– Все то, что Вы сказали, – плавный переход к Common Law или естественное развитие континентального права?
– Мне кажется, что это естественное развитие нашего права, и я не думаю, что мы можем вдруг обратиться к англосаксонскому праву.
– На страницах сайта ФПА РФ Вы рассказали о случаях мошенничества со стороны лиц, выдающих себя за адвокатов и предлагающих сомнительную юридическую помощь. Как же бороться с такими правонарушениями?
– Бороться с ними должны правоохранительные органы. За последние полгода-год наконец-то проблема телефонного мошенничества была замечена, законодатели и исполнительная власть, прежде всего правоохранители, начали хоть что-то делать, принимать технические решения по блокировке подпольных колл-центров. Но проблема все равно остается, искоренить ее достаточно сложно. Поэтому задача адвокатов, адвокатских образований и палат – предупредить потребителя о возможном мошенничестве с использованием репутации нашей профессии.
Мы видим, что людям звонят не только мошенники, представляющиеся «службой безопасности банка», но и люди, называющие себя сотрудниками крупных адвокатских образований или юридических фирм, а то и просто адвокатами с «громким» именем. На потребителя это производит впечатление, и он проникается доверием к собеседнику. Но чем больше случаев такого мошенничества – тем меньше будет доверия к нашей профессии. Поэтому мы с Сергеем Пепеляевым озаботились этой проблемой и решили разместить на наших сайтах и предложили разместить на сайте ФПА РФ предупреждающую информацию.
Заметьте, наша фирма практически не работает с тем сегментом рынка, который является потенциальной жертвой мошенников. В основном, наш клиент – это корпорации или их владельцы. То есть наши фирмы не страдают от этого явления, нам ущерб не наносится, но страдает в целом профессия. Поэтому нам очень важно, чтобы были сделаны какие-то шаги, усложняющие для мошенников возможность использовать слова «адвокат», «юрист» и названия каких-то известных брендов.
– Как вообще влияет на деятельность адвокатов цифровизация услуг, в том числе правовых? Какие риски в связи с этим возникают как у адвокатов, так у их доверителей?
– Плюсы от цифровизации огромные. Мы находимся в центре цифровой трансформации. За последние годы произошло очень много изменений, что стало особенно заметно в период пандемии. Преимущества для юристов и адвокатов возникают благодаря тому, что государство совершенствует свои сервисы – это облегчает и ускоряет многие наши действия. Например, процесс получения документов, который раньше занимал недели, сократился до нескольких минут. Очень важна доступность правовой помощи, которую тоже можно оказывать дистанционно. Время, которое приходилось тратить на командировки, можно использовать для совершенствования своей работы. Некоторые судебные заседания мы проводим в онлайн-режиме. Столкнулись при этом с определенными сложностями, так как процедура крайне зарегулирована. Но она действует. Мы уже выступали экспертами в судебных процессах, происходивших в Нью-Йорке и Лондоне. Возможно, адвокатуре целесообразно говорить с судебными органами о разработке неких стандартов использования технических средств.
Трудно даже представить себе рабочий стол адвоката без компьютера, поскольку нам приходится обмениваться информацией с различными базами данных и правовыми сервисами. При этом имеется масса проблем, о которых нельзя забывать и которые требуют разрешения. Речь идет и о конфиденциальности онлайн-общения с доверителем, и о различных злоупотреблениях. На мой взгляд, Федеральной палате адвокатов стоило бы разработать стандарты, которые защитили бы и адвокатов, и их доверителей от разнообразных рисков, которые, например, связаны с использованием мессенджеров. Мы это понимаем и всегда просим доверителя подтвердить, что он согласен общаться по таким открытым каналам. Ведь в случае утечки информации все претензии предъявляются именно адвокатам.
Уйти от цифровизации мы не сможем, и не только мы – недавно нотариусы заключили первую дистанционную сделку по продаже недвижимости. Мы не вправе отставать. Следовательно, нам необходимо быть лидерами в юридической профессии, анализировать происходящие процессы, а также законодательство и судебную практику, чтобы использовать достижения науки и техники для оптимизации нашей деятельности.
