Применение закона и даже права по аналогии предусмотрено гражданским (ст. 6 ГК РФ) и административным (ч. 4 ст. 2 КАС РФ) кодексами и прямо запрещено уголовным (ч. 2 ст. 3 УК РФ). Несмотря на то что уголовно-процессуальный закон не содержит установлений на этот счет, принято считать, что главенствующий принцип осуществления властных полномочий – «все, что не разрешено, запрещено» – не допускает применения права и закона по аналогии в наиболее публичной сфере общественных правоотношений – уголовном преследовании. Ради объективности отмечу, что среди ученых существует точка зрения в пользу возможности аналогии в уголовном процессе1, однако сторонники этой позиции сходятся во мнении о необходимости введения в УПК РФ специальной нормы, чтобы указанная возможность получила законодательно закрепленные основания для применения, а главное – рамки.
Однако пока теоретические споры продолжаются, некоторые правоприменители используют создавшуюся лакуну по своему усмотрению. В качестве иллюстрации приведу пример из собственной адвокатской практики.
В марте 2022 г. ГСУ СКР было возбуждено уголовное дело по признакам преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 291, ч. 4 ст. 291.1 и ч. 6 ст. 290 УК РФ, по факту получения сотрудниками отдельного батальона ГИБДД взяток от водителей лесовозов.
В рамках данного дела были задержаны пятеро сотрудников ДПС, включая подзащитного. Задержанным впоследствии было предъявлено обвинение и избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.
В январе 2023 г. защиту уведомили об окончании производства следственных действий; обвиняемым и их защитникам предъявлены материалы дела для ознакомления.
В июне того же года «по ходатайству сторон» производство следственных действий было возобновлено: проведены очные ставки, предъявлено уточненное обвинение, после чего продолжено выполнение требований ст. 217 УПК.
В августе 2023 г. расследование завершилось, уголовное дело вместе с обвинительным заключением направлено заместителю Генпрокурора РФ в порядке ч. 6 ст. 220 УПК, однако в следующем месяце дело было возвращено для дополнительного расследования.
При этом стоит отметить, что 2 октября 2023 г. истекали 19 месяцев содержания обвиняемых под стражей. Об окончании следственных действий они были уведомлены 25 сентября, после чего в тот же день им были предъявлены материалы дела для ознакомления.
Согласно ч. 5 ст. 109 УПК материалы оконченного расследованием уголовного дела должны быть предъявлены обвиняемому, содержащемуся под стражей, и его защитнику не позднее чем за 30 суток до окончания предельного срока стражи, установленного ч. 2 и 3 указанной статьи Кодекса (18 месяцев – Прим. мое. – Р.Ш.). Из ч. 6 ст. 109 УПК следует, что если после окончания предварительного следствия материалы дела были предъявлены обвиняемому и его защитнику позднее чем за 30 суток до окончания предельного срока стражи, то по его истечении обвиняемый подлежит немедленному освобождению.
Несмотря на доводы защиты о прямом запрете продления меры пресечения, постановлением суда от 28 сентября 2023 г. ходатайство следователя о продлении подзащитному срока стражи до 21 месяца и 18 суток было удовлетворено. При этом суд не усмотрел оснований для применения положений ч. 5 и 6 ст. 109 УПК, сославшись на Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июля 2015 г. № 23-П2. Апелляция оставила решение без изменения, а доводы жалобы защиты – без удовлетворения.
На мой взгляд, основания сомневаться в правильности выводов первой инстанции были, поскольку суд, ссылаясь на Постановление от 16 июля 2015 г. № 23-П, не учел, что в данном Постановлении КС высказался относительно иного рода правоотношений – продления срока стражи после возвращения дела прокурору судом и обратил внимание возвращающего дело суда как раз на ограничение, указанное в ч. 5 и 6 ст. 109 УПК, которое необходимо учитывать именно в судебной стадии рассмотрения уголовного дела перед его возвращением прокурору при продлении срока стражи на время, достаточное для устранения выявленных нарушений.
Очевидно, что это несоответствие увидел судья кассационной инстанции, поскольку он сослался на другое решение КС, а именно на Определение от 6 июня 2016 г. № 1436-О3. Тем не менее в передаче кассационной жалобы защиты для рассмотрения в судебном заседании было отказано. Судья Верховного Суда РФ также не усмотрел оснований для рассмотрения кассационной жалобы на заседании Судебной коллегии по уголовным делам, фактически поставив точку в данном споре.
По мнению защиты, такой подход представляется неоднозначным не только ввиду недопустимости применения закона и права по аналогии в уголовном-процессе в случаях, когда это расширяет права стороны обвинения. В рассматриваемом случае подтверждением недопустимости такой позиции является то, что суды допустили отступление от прямого уголовно-процессуального запрета, ссылаясь при этом на выводы Конституционного Суда, не имеющие отношения к обстоятельствам рассматриваемого уголовного дела, и несмотря на то, что КС предостерег правоприменителя от такого шага.
Если обратиться к Определению от 6 июня 2016 г. № 1436-О, становится очевидным, что речь в нем идет о том, имеет ли значение для исчисления предельного срока содержания под стражей факт возобновления следственных действий в ходе выполнения требований ст. 217 УПК – когда материалы дела первоначально предъявлены обвиняемому в установленные сроки, а ознакомление с ними после возобновления расследования проведено по истечении 30-дневного срока.
Защита, в частности, обращала внимание суда, что материалы уголовного дела были предъявлены обвиняемым и их защитникам в срок, превышающий 30 суток до истечения 18 месяцев содержания под стражей, после возвращения дела прокурором для дополнительного расследования, что отличается от случая, являвшегося предметом рассмотрения Конституционного Суда. В абз. 2 п. 3.1 определения прямо указано, что приведенная в решении позиция, использованная при возобновлении следственных действий по ходатайству сторон, неприменима к отношениям, возникающим в ходе дополнительного расследования после возвращения уголовного дела прокурором, как и при возобновлении прекращенного и приостановленного производством дела: «Дополнительные же следственные действия, осуществляемые на этом этапе в период срока содержания обвиняемого под стражей, определенного судом сверх установленного законом предела, являются частью обеспечивающей разрешение ходатайства о дополнении материалов оконченного расследованием уголовного дела процедуры, не тождественной по своей правовой природе возобновлению предварительного расследования, которое, по смыслу части шестой статьи 162, статей 211, 214 и пункта 2 части первой статьи 221 УПК Российской Федерации, применяется к производству по ранее приостановленным или прекращенным делам, а также при возвращении прокурором поступившего с обвинительным заключением уголовного дела для производства дополнительного следствия».
В следующем абзаце отмечено: «Не допуская продления срока содержания обвиняемого под стражей сверх его предельной продолжительности на завершающем этапе предварительного расследования перед направлением уголовного дела с обвинительным заключением прокурору, статья 109 УПК Российской Федерации делает исключение для незавершенного ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами оконченного расследованием дела, которое – при условии их заблаговременного предъявления после окончания предварительного следствия – возможно и после того, как предельные сроки содержания под стражей исчерпаны. При этом нормы уголовно-процессуального законодательства, предусматривающие исключения из установленных им общих правил, не подлежат расширительному истолкованию…».
Таким образом, описанный подход судов, на мой взгляд, не только не учитывает запреты, установленные ч. 5 и 6 ст. 109 УПК и обеспечивающие конституционные права граждан, но и фактически позволяет следственным органам манипулировать сроками стражи. В стремлении избежать необходимости освобождения обвиняемого из-под стражи следователь может объявлять об окончании выполнения следственных действий, предъявлять материалы уголовного дела для ознакомления и неограниченное количество раз получать дело для производства дополнительного расследования, в ходе которого выполнять необходимые ему следственные действия.
В заключение добавлю, что мы обратились в Конституционный Суд РФ с жалобой, в которой просили дать оценку возникшей правовой неопределенности.
1 См., например, Победкин А.В. Критерии правомерности применения аналогии в уголовном судопроизводстве // Труды Академии управления МВД России. 2020. № 4.
2 «По делу о проверке конституционности положений частей третьей–седьмой статьи 109 и части третьей статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С.В. Махина».
3 «По жалобе гражданина Максимова Максима Николаевича на нарушение его конституционных прав положениями частей пятой, шестой и седьмой статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации».