12 апреля 2018 г. Конституционный Суд РФ в составе 13 судей (2/3 от общего числа судей) отказался рассматривать запрос Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда о проверке конституционности норм законодательства по вопросам о компетенции третейских судов разрешать споры, вытекающие из отношений, регулируемых Федеральным законом от 18 июля 2011 г. № 223-ФЗ «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц» (далее – Закон о закупках), и правомерности выдачи государственными судами исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов по названным спорам.
Конституционный Суд посчитал невозможным рассматривать запрос Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ в связи с тем, что «формирование единства правоприменительной практики судов Российской Федерации, подразумевающее устранение противоречий в применении судами норм права при рассмотрении дел со схожими фактическими обстоятельствами, относится к компетенции Верховного Суда Российской Федерации».
Неопределенность Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ обнаружила при рассмотрении дела № А40-165680/2016 по заявлению АО «Мостеплосетьстрой» о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда по спору с АО «Мосинжпроект» (Определение от 23 октября 2017 г. № 305-ЭС17-7240).
Следует заметить, что в последние годы в практике арбитражных судов возникла проблема в понимании следующих вопросов:
- правомочен ли третейский суд рассмотреть спор, возникающий из отношений, регулируемых Законом о закупках;
- могут ли государственные суды выдавать исполнительные листы на принудительное исполнение решений третейских судов по таким спорам.
Решения в практике арбитражных судов не отличались единообразием, хотя еще 28 января 2014 г. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в Постановлении № ВАС-11535/2013 применительно к Федеральному закону от 21 июля 2005 г. № 94-ФЗ «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» (далее – Закон № 94-ФЗ, утратил силу в связи с принятием Федерального закона от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд»; далее – Закон о контрактной системе) указал, что «споры из контрактов, заключаемых в соответствии с Законом о размещении заказов, не могут рассматриваться третейскими судами в силу специфики характера этих правоотношений и совокупности требований, предъявляемых к ним Законом, а также ввиду несовместимости законодательных принципов третейского разбирательства и законодательных принципов размещения заказов».
В соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 1 Закона о закупках (в редакции, действовавшей на момент проведения конкурса, заключения договора) действие указанного Закона распространяется на закупки: государственными корпорациями, государственными компаниями, субъектами естественных монополий, организациями, осуществляющими регулируемые виды деятельности в сфере электроснабжения, газоснабжения, теплоснабжения, водоснабжения, водоотведения, очистки сточных вод, утилизации (захоронения) твердых бытовых отходов, государственными унитарными предприятиями, муниципальными унитарными предприятиями, автономными учреждениями, а также хозяйственными обществами, в уставном капитале которых доля участия Российской Федерации, субъекта Российской Федерации, муниципального образования в совокупности превышает 50%.
Таким образом, круг субъектов, подпадающих под регулирование Закона о закупках, очевиден.
Полагаю, что рассмотрение третейскими судами споров, возникающих в связи с исполнением указанных законов, нарушает основополагающие принципы российского права (противодействие коррупции, обеспечение конкуренции).
По моему мнению, в связи с тем, что Закон о закупках имеет схожие по своей сути принципы и цели с Законом № 94-ФЗ и заменившим его Законом о контрактной системе, в порядке аналогии напрашивается вывод о недопустимости отнесения споров, вытекающих из регулируемых упомянутыми законами отношений, на рассмотрение третейских судов.
В настоящее время в моей юридической практике есть аналогичное дело (№ А41-89530/16) по заявлению ПАО «ФСК ЕЭС» (заказчик) о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда о взыскании денежных средств с ООО «СтройГазГарант» (подрядчик).
Между заказчиком и подрядчиком по результатам открытого конкурса на основании Закона о закупках был заключен договор на проведение работ по расчистке просек воздушных линий электропередачи (ВЛ) от древесно-кустарниковой растительности.
Посчитав, что подрядчик допустил нарушение обязательств по договору, заказчик воспользовался третейской оговоркой и подал исковое заявление о взыскании неустойки в третейский суд.
Третейский суд удовлетворил иск, и заказчик – ПАО «ФСК ЕЭС» – обратился в Арбитражный суд Московской области с заявлением о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.
Моя правовая позиция заключалась в невозможности выдачи государственным судом исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, так как несмотря на наличие третейской оговорки сам спор не подлежал рассмотрению третейским судом, поскольку договор был заключен в рамках исполнения контрактного обязательства в соответствии с Законом о закупках, т.е. в публичных интересах, хотя и не специальным публичным субъектом (государственным или муниципальным образованием). Цель договора – удовлетворение государственных или муниципальных потребностей по беспрепятственной поставке электроэнергии, следовательно, договор имеет публичную основу.
Кроме того, обращает на себя внимание и вопрос организационно-правовой формы заказчика: на момент проведения конкурса и заключения договора заказчик действовал в качестве открытого акционерного общества, а ныне является публичным акционерным обществом. Согласно гражданскому законодательству, такое юридическое лицо относится к коммерческим организациям и преследует цель – извлечение прибыли. Акционером, собственником ПАО, контролирующим около 81% акций общества посредством акционерного соглашения между ПАО «Россети» и Росимуществом, является Российская Федерация через ПАО «Россети» (в котором у Российской Федерации также доля 81%) и напрямую через Росимущество.
Следовательно, заказчик как субъект предпринимательской деятельности в рассматриваемой ситуации действовал исключительно в публичном интересе.
Наличие в обсуждаемом правоотношении такой концентрации общественно значимых публичных элементов не позволяет признать споры, возникающие из подобных контрактов/договоров, спорами, подлежащими рассмотрению в частном порядке – третейскими судами.
Арбитражный суд Московской области поддержал ответчика (подрядчика) и отказал истцу в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.
Суд первой инстанции даже указал, в частности: «ПАО “ФСК ЕЭС” было создано для достижения конституционных принципов, предусмотренных ч. 1 ст. 8 Конституции Российской Федерации, и фактически обеспечивает, гарантирует целостность государства».
Затем Арбитражный суд Московского округа (апелляционная стадия в данной категории споров отсутствует) также поддержал мнение суда первой инстанции и обозначенную мной правовую позицию.
Суд кассационной инстанции отметил: «Принципы третейского разбирательства (конфиденциальность, закрытость процесса, неформальный характер разбирательства, упрощенный порядок сбора и представления доказательств, отсутствие информации о принятых решениях, а также невозможность их проверки и пересмотра по существу) не позволяют обеспечить цели, для достижения которых вводилась система размещения заказов».
Однако Определением Верховного Суда РФ от 30 октября 2017 г. № 305-ЭС17-8709 признано необходимым приостановить производство по кассационной жалобе ПАО «ФСК ЕЭС» до вступления в законную силу решения Конституционного Суда РФ по запросу Верховного Суда по делу № А40-165680/2016.
Теперь же, в связи с отказом КС РФ рассматривать запрос Судебной коллегии по экономическим спорам, Верховный Суд вынужден самостоятельно определиться в решении поставленного им вопроса, а мы – ждать прояснения вполне актуальной проблемы.
