Как ранее писала «АГ», Верховный Суд опубликовал Определение от 14 апреля 2025 г. № 305-ЭС23-17242 (2, 3) по делу № А40-12168/2022, в котором поддержал выводы первой инстанции о том, что полученное залоговым кредитором в процедуре банкротства должника удовлетворение не подлежало взысканию в пользу иного залогового кредитора по правилам о неосновательном обогащении.
Судебная коллегия по экономическим спорам ВС, рассмотрев дело, формально касающееся проблемы старшинства залогов, также затронула более важные аспекты банкротства. Из раза в раз ей приходится применять энциклопедический подход к решению правовых проблем, на этот раз – проблем старшинства залогов и приоритета дела о банкротстве при защите прав кредиторов как специальной процедуры погашения долгов.
Замечу, что, как показывает данный спор, проблема старшинства залогов не является теоретически сложной. Более того, она в определенном смысле не правовая, а в большей степени относится к вопросу факта, который подлежит установлению при рассмотрении каждого аналогичного спора.
Стоит отметить, что решение проблемы старшинства залогов несколько отличается в зависимости от того, совпадают ли фигуры залогодержателя по предшествующей и последующей ипотеках. Если не совпадают, залогодержатель по предшествующему договору об ипотеке имеет право преимущественного удовлетворения его требований (п. 1 ст. 46 Закона об ипотеке, п. 1 ст. 342.1 ГК РФ).
Однако СКЭС ВС не усмотрела сложностей в определении первичности и вторичности установленных залогов, в том числе при совпадении залогодержателя, обратив внимание, что решение проблемы старшинства залогов в данном случае содержится в законодательстве (п. 5 ст. 46 Закона об ипотеке и п. 9 ст. 342.1 ГК – при совпадении залогодержателя в предшествующей и последующей ипотеках удовлетворение требований производится в порядке очередности, соответствующей срокам исполнения соответствующих обязательств). Причем указанные нормы являются диспозитивными, предусматривая возможность иного регулирования федеральным законодателем или установления иного порядка сторонами гражданских правоотношений. Как следствие, стороны гражданских правоотношений вправе изменить очередность и согласовать, по какому из кредитных обязательств ипотека будет считаться, соответственно, предшествующей и последующей, что и произошло в рассматриваемой ситуации: залогодержатель (кредитор) и залогодатель указали, какая из ипотек является предшествующей, какая – последующей.
Таким образом, общее правило старшинства залогов при совпадении залогодержателя – «удовлетворение требований производится в порядке очередности, соответствующей срокам исполнения соответствующих обязательств» – может быть скорректировано на законодательном уровне или сторонами сделки.
Об ином регулировании федерального законодателя в данном случае речь не идет, поскольку стороны установили иное регулирование, сделав соответствующую отметку в названии договора ипотеки и включив ссылку в текст договоров.
Предложенный СКЭС ВС подход понятен и логичен; к аналогичному выводу мог прийти и правопреемник залогодержателя по последующей ипотеке, обратившийся к правопреемнику залогодержателя по предшествующей ипотеке с иском о взыскании неосновательного обогащения. Более того, это даже не правовой подход в буквальном смысле слова, а лишь внимательное толкование договоров и применение норм материального права.
Но истец, очевидно, исходил из иных соображений: его позиция отражена в определении ВС и была поддержана судами апелляционной и кассационной инстанций, которым, в свою очередь, требовалось правильно применить приведенные нормы гражданского законодательства о старшинстве залогов, являющиеся общим правилом, обратить внимание на их диспозитивность, привести буквальное толкование условий договоров и в итоге установить, действует общее правило или участники правоотношений изменили его. Сделав это, апелляция и кассация с высокой вероятностью оставили бы решение первой инстанции без изменения.
Также представляют практический интерес выводы СКЭС ВС относительно приоритета дела о банкротстве над экстраординарными способами защиты прав кредитора.
Значимым, на мой взгляд, является замечание СКЭС относительно приоритета дела о банкротстве над возможными после его окончания способами защиты прав кредиторов – исключениями, поскольку дело о банкротстве позволяет свести воедино интересы всех кредиторов и более эффективно защитить их права. В противном случае возникает ситуация, когда вместо своевременной защиты своих прав лицо стремится воспользоваться исключениями, но исключение не должно подменять общий механизм. Тем более лицо, впоследствии обращающееся за защитой якобы нарушенных прав, в данном случае уже на стадии рассмотрения обособленного спора в рамках дела о банкротстве достоверно располагало информацией, положенной в основу иска.
Важно, что гражданское законодательство в целом, как и законодательство о банкротстве в частности, отдают приоритет делу о банкротстве еще в том аспекте, что требования кредиторов должны быть удовлетворены за счет имущества должника как самостоятельного субъекта правоотношений, а предусмотренные законодательством и приведенные СКЭС исключения связаны с удовлетворением требований за счет третьих лиц (КДЛ; арбитражного управляющего; третьих лиц, незаконно получивших имущество должника) или с обнаруженным впоследствии имуществом должника.
Банкротство не должно, с одной стороны, означать прощение кредиторами долгов, но и, с другой, – делать обычной процедуру разрешения споров кредиторов с должником экстраординарными способами. Следует помнить, что юридическое лицо, даже находясь в процедуре банкротства, остается субъектом экономических и правовых отношений и продолжает функционировать при надлежащих мерах и действиях со стороны как управляющего, так и всего (или части) гражданско-правового сообщества; его платежеспособность также может быть «реанимирована». Однако такая логика применима в идеальной диспозиции, когда владельцы бизнеса, кредиторы, арбитражный управляющий и государство настроены на решение возникших у компании-должника проблем, а не на ее разрушение с последующей распродажей на торгах оставшихся активов и привлечением КДЛ к субсидиарной ответственности. В последнем случае, как правило, начинается борьба (порой недобросовестная) кредиторов за реализацию их прав не в общем порядке, а экстраординарными методами, и только суд может придать баланс сложившимся правоотношениям.
Также заслуживает внимания поведение истца – правопреемника залогодержателя по последующей ипотеке.
Представляется, что лицо-правопреемник, обратившееся с иском о взыскании неосновательного обогащения, или правопредшественник (залогодержатель и его правопреемники) могли бы реализовать их права (или хотя бы предпринять такую попытку) еще на стадии рассмотрения дел о банкротстве. Тот факт, что залогодержателем в каждой из ипотек выступает один и тот же банк, что позволило ему удовлетворить его требования (полностью или частично – в данном случае не принципиально) за счет заложенного имущества, в данной ситуации повлиял на то, что истец – правопреемник залогодержателя по последующей ипотеке – не получил желаемое, но необязательно обоснованное.
Но это, на мой взгляд, не проблема банка и не вина третьих лиц, а неверные и несвоевременные действия правопреемника (или правопреемников) залогодержателя по последующей ипотеке. Не исключено, что при уступках права требования (правопреемство от залогодержателя к последующим правопреемникам) с определенного момента передаваемые права фактически не имели экономической ценности, поскольку банк-залогодержатель свои требования удовлетворил (полностью или частично). Возможно, правопреемникам залогодержателя по последующей ипотеке в случае их независимости не следовало вступать в указанные правоотношения, не проанализировав истинное положение дел.
Рассмотренный спор в очередной раз доказывает необходимость правильно применять нормы материального права, устанавливать все обстоятельства дела и толковать договоры (сделки). Вызывает огорчение, что данный спор, не являясь сложным, дошел до СКЭС ВС, и в этом усматривается проблема, связанная с тем, что неправильное применение правовых норм приводит к отмене законных судебных актов, как произошло в данном случае с решением первой инстанции. В итоге последней судебной инстанцией по арбитражным спорам становится СКЭС ВС. Однако не все жалобы и дела передаются на рассмотрение Коллегии, и данное дело статистически могло быть не передано – в таком случае правопреемнику залогодержателя по последующей ипотеке пришлось бы исполнять незаконное и необоснованное постановление апелляции о взыскании неосновательного обогащения с правопреемника залогодержателя по предшествующей ипотеке.
