Институт права и публичной политики (ИППП) подготовил доклад, посвященный проблемам становления российской адвокатуры и защите профессиональных прав адвокатов. Это многогранное исследование, в котором последовательно рассмотрен широкий круг вопросов: от исторического дискурса до современных проблем адвокатуры и нарушений прав адвокатов. Ценность доклада заключается в его комплексном сравнительно-правовом анализе института адвокатуры, подборке правовых позиций национальных судов и ЕСПЧ, а также структурном анализе нарушений профессиональных прав адвокатов.
Авторы доклада провели градацию нарушений прав адвокатов, совершаемых органами как государственной власти, так и адвокатского самоуправления. В частности, к нарушениям профессиональных прав адвокатов, допускаемым адвокатскими палатами и адвокатскими образованиями, отнесены отказы в даче разъяснения и в регистрации соглашения соответственно.
При всем уважении к авторам доклада мне сложно согласиться с этим тезисом, поскольку непонятно, о нарушении каких именно прав идет речь. Рискну предположить, что такие случаи не носят массового характера и свидетельствуют скорее о некоем внутрикорпоративном конфликте на местах или недопонимании, нежели о тенденции нарушений прав адвокатов.
В качестве рекомендаций авторы доклада предлагают ввести административную и уголовную ответственность за вмешательство в адвокатскую деятельность. Это предложение, на мой взгляд, следует поддержать, но с поправкой на установление ответственности за воспрепятствование профессиональной деятельности адвоката.
Разговоры о введении адекватной ответственности за нарушение прав адвокатов ведутся длительное время, а совсем недавно вопрос, похоже, «сдвинулся с места» – Минюст России подготовил и представил на общественное обсуждение законопроект о внесении изменений в УК РФ и УПК РФ, предусматривающий в том числе уголовную ответственность за воспрепятствование законной деятельности адвоката.
На мой взгляд, заслуживает внимания также рекомендация о восстановлении ранее действовавшего судебного порядка получения предварительного разрешения на возбуждение уголовного дела в отношении адвоката, но с оговоркой.
Безусловно, изменениями, внесенными в гл. 52 УПК РФ, законодатель значительно упростил порядок возбуждения уголовных дел в отношении адвоката, ликвидировав при этом те незначительные гарантии, которые были предусмотрены УПК РФ, и превратив, по сути, положения Закона об адвокатуре в «фикцию». На практике это приводит к серьезным нарушениям прав адвокатов. В связи с этим полагаю необходимым вернуть в п. 10 ч. 1 ст. 448 УПК РФ положение об обязательном получении «заключения судьи», конкретизировав при этом порядок дачи судом заключения о наличии (отсутствии) в действиях адвоката признаков состава преступления.
Что касается получения предварительного разрешения на привлечение адвоката к уголовной ответственности, то это, на мой взгляд, попросту невозможно, так как будет свидетельствовать о вмешательстве в деятельность суда и воспрепятствовании правосудию.
Предложение об обязательном участии в судебном заседании уполномоченного представителя адвокатской палаты субъекта Федерации при получении согласия на проведение ОРМ и следственных действий в отношении адвоката стоит поддержать, поскольку оно способно повысить уровень защищенности адвокатов от попыток неправомерного преследования или вторжения в профессиональную деятельность.
Инициатива авторов доклада о законодательном закреплении обязанности суда проверять и приобщать к делу доказательства защиты и признавать недопустимыми доказательствами показания, полученные с участием защитника, назначенного с нарушением порядка, установленного органами адвокатского самоуправления, в современных условиях, думаю, невыполнима, поскольку требует дополнительной аргументации и технической доработки. В первую очередь, неясно, каким образом законодатель может установить правило об обязательности удовлетворения судом какого-либо ходатайства участников уголовного судопроизводства, не вмешиваясь при этом в деятельность суда и не нарушая правило о независимости судебной власти.
В то же время для суда ведомственные акты и установленные правила решающего значения не имеют. В связи с этим к предложению обязать суд принимать решение по уголовному делу на основе соблюдения внутрикорпоративных правил отношусь скептически, так как это является обязанностью адвокатов, но не суда. Кроме того, вряд ли суд должен принимать во внимание соблюдение защитником порядка, установленного органами адвокатского самоуправления, – это сфера ответственности адвокатуры.
Предложение о повышении роли адвокатского удостоверения, наделяющего правом беспрепятственного доступа во все организации и учреждения в связи с осуществлением профессиональной деятельности, представляется верным по существу, но не по форме. Действительно, проблема навязывания адвокатам обязанности представить дополнительные документы для осуществления профессиональной деятельности (ордер, согласие следователя и т.д.) актуальная и наболевшая. Введение в Закон об адвокатуре положения о едином статусе адвокатского удостоверения, позволяющего беспрепятственно оказывать квалифицированную юридическую помощь, думаю, смогло бы ее решить. Но без соответствующих дополнений в процессуальное законодательство внесение такой поправки в Закон об адвокатуре не будет иметь для правоприменителя решающего значения.
Сложно судить, насколько расширение компетенции суда с участием присяжных заседателей и привлечение специалиста стороной защиты помогут решению проблемы нарушения профессиональных прав адвокатов, ведь речь идет скорее о реализации процессуальных прав и устранении дисбаланса процессуального неравенства, но это предложение, по моему мнению, также заслуживает поддержки – без оглядки на нарушения прав адвокатов.
Сложно не согласиться с предложением авторов доклада сократить сроки предоставления ответа на адвокатские запросы – в настоящее время они могут достигать 60 дней с момента получения запроса! Для обоснования столь длительных сроков нет ни одной разумной причины. Безусловно, такие сроки не позволяют претендовать на оказание качественной и своевременной юридической помощи, поэтому их необходимо сократить. Усиление административной ответственности за затягивание срока ответа на адвокатской запрос является, полагаю, спорной рекомендацией и не повлечет за собой ни сокращение сроков, ни доступность запрашиваемой информации, ведь не секрет, что адвокаты нередко в ответ на их запросы получают сведения, по форме напоминающие отписку, и утверждения о невозможности предоставить запрашиваемую информацию со ссылкой на ведомственные акты и положения Закона о персональных данных. Поэтому целесообразнее, на мой взгляд, не усиливать ответственность, а реформировать законодательство с целью предоставления равных прав и возможностей сторонам обвинения и защиты.
Рекомендация о запрете прокуратуре направлять уголовные дела в суд, если в них отсутствует постановление об оплате труда адвоката по назначению, также представляется спорной и противоречивой. Решение одной проблемы не должно создавать другую, а оплата труда адвоката не должна зависеть от осуществления правосудия и соблюдения процессуальных сроков. Проблемой неоплаты адвокатского труда должны заниматься сами адвокаты и органы адвокатского самоуправления, не ухудшая при этом положение подзащитных. Поэтому с такой рекомендацией согласиться сложно.
На мой взгляд, авторы доклада незаслуженно обошли проблему искусственной криминализации адвокатской деятельности, которая, пожалуй, наиболее точно отражает характер нарушений прав адвокатов и свидетельствует об их преследовании за профессиональную деятельность. Речь идет о попытках уголовного преследования за отказ от дачи показаний и получение завышенного, по мнению следствия, вознаграждения, приобретающих широкий размах и оказывающих на адвокатское сообщество сдерживающее воздействие.
В заключение отмечу, что в целом доклад является удачным примером анализа актуальных проблем адвокатуры и выработки рекомендаций для их решения, несмотря на то, что не все выводы и рекомендации представляются бесспорными.
