7 апреля Президиум Верховного Суда РФ утвердил Обзор судебной практики № 1 за 2021 г. Документ содержит 55 правовых позиций, большинство из которых – по делам, рассмотренным Судебной коллегией по экономическим спорам ВС в области банкротного, налогового и интеллектуального права, а также законодательства о защите конкуренции и обязательственных отношений.
В п. 19 Обзора приведена позиция о том, что неоплата долга кредитору по конкретному единичному договору сама по себе не может свидетельствовать об объективном банкротстве должника. Следовательно, ее не следует рассматривать как безусловное доказательство, подтверждающее необходимость обращения руководителя компании-должника в суд с заявлением о банкротстве (Определение № 305-ЭС20-11412).
Позиция важна, логична и уже высказывалась Судом ранее. Полагаю, что необходимость комплексного подхода к определению момента объективного банкротства важна для споров о привлечении к субсидиарной ответственности.
В настоящее время после изменений, внесенных в Закон о банкротстве Федеральным законом от 29 июля 2017 г. № 266-ФЗ, и последовавшего за ними Постановления Пленума ВС от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих лиц к ответственности при банкротстве» следует признать, что судебная практика по спорам о субсидиарной ответственности активно развивается, а нижестоящие суды зачастую ненадлежащим образом подходят к их рассмотрению.
В частности, они «забывают», что привлечение к субсидиарной ответственности является исключительным механизмом восстановления нарушенных прав кредиторов. Следовательно, необходимо четко определить основания ответственности конкретного лица, включая момент объективного банкротства.
Формальный подход, продемонстрированный судами нижестоящих инстанций в приведенном деле, недопустим, поскольку юридическое лицо может по различным основаниям не осуществлять платеж по конкретному договору, и наличие такого долга при условии продолжающейся финансово-хозяйственной деятельности юрлица не позволяет судам делать вывод о моменте объективного банкротства. Более того, даже наличие задолженности по нескольким договорам не может являться основанием предполагать объективное банкротство.
Возможно, формальный подход первой и апелляционной инстанций связан с тем, что судьи не всегда обладают необходимыми экономическими знаниями о ведении предпринимательской деятельности, поскольку смотрят на ситуацию с внешней стороны, а не находятся и не находились «внутри» бизнес-процессов. Однако это не означает допустимость неправильного применения норм права при рассмотрении конкретной ситуации определения момента объективного банкротства.
Как отмечается в п. 20 Обзора, при банкротстве застройщика наличие правопритязаний нескольких лиц в отношении одного и того же недвижимого объекта не препятствует включению их требований в реестр, если дольщик представил заключенный с застройщиком договор и подтверждающие оплату документы (Определение № 301-ЭС20-11581).
Рассмотренная Экономколлегией, а затем Президиумом ВС проблема защиты прав нескольких дольщиков на один объект недвижимости очень актуальна. На практике распространены ситуации, когда на одну приобретенную квартиру претендуют несколько дольщиков. Всегда возникали споры: кто из дольщиков в таком случае имеет приоритет в отношении прав на конкретный объект при одновременном наличии нескольких претендентов?
Верховный Суд указал, что к проблеме необходимо подходить поэтапно: первый этап – включение требования о передаче объекта в реестр требований застройщика, последующий этап – разрешение вопроса о возможности фактического исполнения застройщиком обязательства по передаче жилого помещения.
В рассмотренном споре Президиум ВС обратил внимание именно на первый этап, когда решается вопрос о включении в реестр требований кредиторов требования о передаче жилого помещения, и пришел к выводу, что наличие притязаний нескольких лиц на один и тот же объект допустимо, и дольщиков, заключивших договор и исполнивших их обязательства перед застройщиком, нельзя оставлять без правовой защиты.
В то же время ВС не ответил на вопрос, как решать проблему фактического исполнения обязательства по передаче объекта. Очевидно, фактически передать объект без процедуры включения в реестр требований кредиторов застройщика не удастся, в связи с чем представляется важным вывод Верховного Суда о допустимости наличия и удовлетворения нескольких требований о включении в реестр в отношении одного объекта недвижимости в качестве первого шага для защиты дольщиком его прав и законных интересов.
Остается неразрешенным, возможно, более важный вопрос – об исполнении обязательства по передаче помещения, особенно если в жилом доме (комплексе и т.д.) не осталось свободных жилых помещений. Таким образом, проблема наличия нескольких дольщиков в отношении одного объекта только начинает решаться, в связи с чем, на мой взгляд, было бы важно мнение Верховного Суда и по второму вопросу.
На рассмотрение Экономколлегии был также передан спор относительно соотношения стороны сделки и третьего лица, исполнившего обязательства за данную сторону, в случае исполнения реституционного обязательства – в частности, при включении требования в реестр кредиторов противоположной стороны сделки (Определение № 305-ЭС19-2386 (11), п. 23 Обзора).
По моему мнению, ВС совершено правильно напомнил судам и участникам гражданско-правового оборота, что сторона сделки и третье лицо, исполнившее обязательство за нее, – это различные с правовой точки зрения лица.
Исполнение обязательства третьим лицом за сторону сделки не превращает его в сторону сделки – в соотношении сторон ничего не меняется. Необходимо учитывать, что гражданско-правовые отношения сторон сделки самостоятельны, как и гражданско-правовые отношения стороны сделки и третьего лица, исполнившего за нее обязательства.
Для предотвращения ошибки суд кассационной инстанции должен был лишь обратиться к п. 2 ст. 167 ГК РФ о применении к сторонам последствий недействительности сделки. Следовательно, такое последствие, как возврат исполненного через процедуру банкротства, также распространяется на сторону сделки.
В очередной раз мы видим, что Верховный Суд вынужден исправлять ошибки нижестоящих судов (в данном случае – кассационной инстанции) в ситуациях, которые должны быть очевидны для суда и участников процесса.
Как показывают обстоятельства дела, приведенные в п. 25 Обзора (Определение № 302-ЭС20-6718), проблема защиты права собственности, в том числе путем взыскания убытков, для российской судебной практики остается актуальной.
В качестве общего правила собственность должна быть незыблемой, а содержащиеся в законодательстве исключения обычно предполагают возмещение стоимости объекта права и (или) возмещение убытков государством.
Безусловно, существуют основания безвозмездного прекращения права собственности, которые в соответствии с их правовой природой нельзя отнести к гражданско-правовым: скорее, это санкции за совершенные правонарушения. Однако общее правило гласит, что государство должно возместить стоимость объекта и (или) компенсировать убытки.
Кроме того, из текста Определения следует, что Верховный Суд обращает также внимание на следующее:
- недопустимость применения к вопросу о возмещении стоимости объекта (компенсации убытков) категории «разумность», «добросовестность» собственника;
- отсутствие формальных решений по изъятию объекта не является препятствием для возмещения;
- длительность владения объектом не влияет на возмещение его стоимости (компенсацию убытков).
Таким образом, следует констатировать важность и своевременность позиции ВС, призывающего государство помнить о возмещении стоимости объектов и (или) компенсации убытков.
Единственная в Обзоре позиция по процессуальным вопросам при рассмотрении экономических споров (п. 40) посвящена возможности суда первой инстанции перейти в предварительном судебном заседании в основное производство (Определение № 305-ЭС20-14939).
Данная проблема не сходит с повестки дня последние 5–7 лет, когда суды повсеместно со ссылкой на отсутствие мотивированного обоснования не учитывали возражения участников процесса, переходили сразу из предварительного в основное и тут же выносили судебный акт.
При этом, как правильно отметил Верховный Суд, закон и Постановление Пленума ВАС РФ от 20 декабря 2006 г. № 65 «О подготовке дела к судебному разбирательству» не предусматривают при подаче таких возражений необходимость мотивированного обоснования лицами, участвующими в деле, невозможности перехода из предварительного судебного заседания в основное.
Считаю подобную позицию разумной и единственно правильной, так как излишнее ускорение процесса способно повлечь нарушения прав и законных интересов лиц, участвующих в деле: суд первой инстанции, стремясь быстро разрешить дело, фактически рассматривает его в упрощенном порядке. В этом случае возникает вопрос: в чем отличие искового производства от упрощенного, если, несмотря на наличие возражений лиц, участвующих в деле, суд в предварительном заседании будет сразу выносить решение?
Возражения против перехода из предварительного судебного заседания в основное, полагаю, нельзя воспринимать как злоупотребление правом, поскольку дополнительное заседание не дает лицу, заявившему такие возражения, особого преимущества. Напротив, назначение иной даты заседания по существу может быть использовано сторонами для проведения переговоров и достижения мирового соглашения.
Следует помнить, что исковое производство предусматривает проведение заседаний, что само по себе делает процесс длительнее, а процессуальное законодательство не допускает перехода к упрощенному производству. Одновременно важно заметить, что дела в упрощенном производстве могут быть рассмотрены по решению суда в обычном исковом производстве при наличии оснований.
Таким образом, процессуальное законодательство не допускает формального подхода к рассмотрению дел, а удобство для суда в ускорении процесса судопроизводства не должно приводить к нарушению прав и законных интересов лиц, участвующих в деле.
