– Светлана Игоревна, на сессии XII Петербургского международного юридического форума, посвященной профессионализации судебного представительства, прозвучала информация о том, что Правительство РФ поручило Минюсту России к 1 октября 2024 г. проработать предложение о подготовке проекта федерального закона, направленного на развитие адвокатуры и профессионализацию на ее основе судебного представительства. Планируется ли участие Федеральной палаты адвокатов РФ в разработке этого предложения?
– Да, конечно.
– На Ваш взгляд, какие основные моменты должна включать концепция законопроекта?
– Заместитель Министра юстиции РФ Максим Михайлович Бесхмельницын, выступая на этой сессии, фактически рассказал об итогах взаимодействия Минюста России и Федеральной палаты адвокатов РФ. На протяжении года совместная рабочая группа искала подходы к решению обсуждавшейся на предыдущем ПМЮФ проблемы профессионализации судебного представительства.
Самое главное, в чем мы определились и что не подлежит сомнению: юристы должны объединяться на базе адвокатуры. Понятно, что нужны изменения в процессуальное законодательство, и такие изменения готовятся. Но имеют значение также комфортные условия работы и для тех, кто будет переходить в адвокатуру, и для тех, кто уже там работает.
Первый вопрос, который возникает в связи с этим, – создание новой формы адвокатского образования – адвокатской фирмы. Наверное, сейчас нет необходимости говорить о том, какие варианты организации такой фирмы мы рассматриваем, об этом Сергей Геннадьевич Пепеляев, управляющий партнер «Пепеляев Групп», подробно рассказал на нашей сессии. (См.: «Пути найдены, и по ним надо просто двигаться» // Сайт ФПА РФ. 3 июля. – Прим. ред.).
Принципиально, что сообщество понимает: этот вопрос назрел.
Второй актуальный вопрос – возможность заключения с адвокатом трудового договора. Третий вопрос касается стажеров: трудовой договор со стажером, наоборот, следует заменить на гражданско-правовой.
Скептики сомневаются, что адвокатское сообщество справится со всем объемом дел, которые рассматриваются в судах, но для того чтобы исключить такой риск, мы хотим предусмотреть переходный период – от года до двух лет, сейчас это обсуждается
А для того чтобы у претендентов на приобретение статуса адвоката не было сомнений в объективности оценки результатов сдачи квалификационного экзамена, мы хотим предусмотреть две вещи: аудиопротоколирование и возможность апелляционного обжалования на основании аудиопротокола.
Поскольку по нашему законодательству адвокат может создать адвокатское образование только по истечении трех лет с момента приобретения статуса, обсуждается вопрос о возможности создания адвокатского образования до окончания трехлетнего срока – при наличии юридического стажа, приобретенного до вступления в адвокатуру, и при условии прохождения учебы в так называемой школе молодого бойца.
Вообще, наверное, подготовка изменений в процессуальное законодательство – это самая легкая часть проекта, потому что понятно, в какую статью, в какую норму они должны вноситься, а вот другие вопросы – переходный период, новая форма адвокатского образования – более сложные, они вызовут и обсуждение, и возражения, но мы готовы выслушать все точки зрения.
– Открывая сессию о профессиональных рисках в адвокатской деятельности, Вы сказали, что это самая важная для адвокатуры тема. Почему Вы так считаете?
– Потому что именно риски демонстрируют, что есть какие-то вопросы, которые адвокат либо не очень хорошо понимает, либо недооценивает, либо считает возможным обойти. Это недопустимо. Первый уровень риска – это непрофессионализм, когда ты недостаточно понимаешь все, что происходит в профессии; второй – когда ты это понимаешь, но злоупотребляешь правом; третий – когда ты выходишь за рамки закона, например, пытаешься дать взятку, хотя понимаешь, что этого делать нельзя. Мы – служители закона, и нам категорически нельзя нарушать закон вообще.
Но риски всех этих уровней могут исходить и от процессуальных оппонентов, например, когда, условно говоря, следователь непрофессиональный, или он злоупотребляет правом, или нарушает закон. Эти риски могут также возникать, когда доверитель нам не все говорит, или умышленно говорит не то, что есть, или хочет, чтобы мы нарушили закон в его интересах. Это может быть и с экспертом связано, и с любым другим участником процесса.
Поэтому мы должны понимать, чем отличаются практики от теоретиков. Теоретики доказывают, что для того чтобы проехать на светофор, нужно ехать на зеленый сигнал светофора только. А практики знают, что, когда едешь на зеленый сигнал светофора, надо смотреть, в том числе, поедет ли кто-нибудь на красный.
Отличие практика от теоретика в том, что он понимает, что светофор может сломаться, что может быть выбоина на дороге, что пешеход может неправильно отреагировать, то есть что риски могут быть разные. Нужно очень внимательно относиться к информации, к действиям доверителя и понимать, что хочет делать процессуальный оппонент.
Причем не только сами риски важны, но и понимание того, каким образом можно их минимизировать.
– Какие возможны меры для минимизации рисков?
– Минимизация в первую очередь зависит от понимания того, риск это или нет. Наша задача – учить молодых и не очень опытных адвокатов тому, что такое риск. Древние философы считали, что если риск уже опознан, сформулирован как риск, если ты понимаешь, что находишься и действуешь в зоне риска, то уже это начало решения задачи. Вообще, практически вся наша профессия – это зона риска, поскольку ты должен понимать, условно говоря, что ответчик по делу может сделать и что ты должен сделать, если он принесет в процесс, например, недопустимые доказательства. То есть адвокат должен сам не допускать ничего такого, что может повлечь риск, и понимать, что ему делать, когда риск для него обусловлен действиями процессуального оппонента. В связи с этим напомню: в сложной ситуации адвокат может обратиться за разъяснением в палату или за советом к опытным коллегам – к тем, кто уже много соли съел.
– На сессии о профессиональных рисках в адвокатской деятельности было уделено внимание вопросам качества юридической помощи. Как Вы считаете, что следует сделать для выработки объективных критериев качества, которыми могли бы руководствоваться и сами адвокаты, и органы адвокатского самоуправления, и суды?
– Сейчас начинает активно обсуждаться проект стандарта качества юридических консультационных услуг, разработанный Сергеем Геннадьевичем Пепеляевым и его группой. Я думаю, что такой стандарт назрел. Вопрос качества – непростой, но мы должны на него отвечать сами, потому что это главный для доверителя вопрос – о качестве услуги, качестве оказания юридической помощи. Сначала мы сами обсудим этот документ, а потом предоставим адвокатскому сообществу возможность широко обсудить его. (На заседании Совета ФПА РФ 18 июня было принято решение передать данный проект, опубликованный в «Адвокатской газете», в работу Комиссии по этике и стандартам ФПА РФ. – Прим. ред.).
– Очень интересной и содержательной была интерактивная сессия ПМЮФ о деле Веры Засулич, где Вы выступали на стороне «за», полемизируя с Никитой Сергеевичем Михалковым, высказавшим негативную оценку этого дела в своей программе «Бесогон», и Министром юстиции РФ Константином Анатольевичем Чуйченко, который в рамках сессии сформулировал позицию «против». Как лично Вы оцениваете это дело с правовой и общественно-политической точек зрения?
– Моя личная точка зрения полностью соответствует той позиции, которую я высказывала как сторона, которая обосновывала и законность оправдательного приговора, и безукоризненность работы Анатолия Фёдоровича Кони. Невероятное счастье, что совпадают эти позиции, потому что так легче выступать убедительно.
Хотела бы высказать огромную благодарность прежде всего Константину Анатольевичу Чуйченко, который за несколько дней до Форума сказал, что у него будет заключение психолого-лингвистической экспертизы по этому делу.
Должна признаться, что, готовясь к сессии, я не собиралась брать консультативных заключений, но, поскольку сторона «против» их собрала, я взяла три заключения.
Первое, юридическое, – от нашего блестящего адвоката, доктора юридических наук, профессора Сергея Александровича Насонова, который ответил на вопросы о соответствии напутственного слова председательствующего судьи и поставленных перед присяжными вопросов законодательству того периода, судебной практике и разъяснениям Правительствующего Сената. Был дан положительный ответ, составлено блестящее заключение.
Поскольку сторона «против» обратилась к психологу и лингвисту, я обратилась к доктору юридических наук, доктору филологических наук, профессору Елене Игоревне Галяшиной на предмет наличия в напутственном слове Анатолия Фёдоровича Кони лингвистических посылов для вынесения оправдательного вердикта и к доктору психологических наук, профессору Вали Фатеховичу Енгалычеву на предмет наличия в напутственном слове психологических признаков оправдания идеологии экстремизма и терроризма, оправдания систематической практики насильственных действий и террористических актов, негативного психологического воздействия на присяжных с целью вынесения ими оправдательного вердикта. Елена Игоревна пришла к выводу, что лингвистических посылов для оправдательного вердикта в напутственном слове нет, Вали Фатехович тоже дал отрицательные ответы на перечисленные вопросы.
Таким образом, у меня было три заключения специалистов, обосновывающих позицию «за». Огромная благодарность этим экспертам, которые в кратчайший срок подготовили объемные, аргументированные документы.
– А какие аргументы Вы считаете ключевыми?
– У меня было две главных мысли: что оправдание Засулич есть обвинительный приговор Трепову и что тираноубийство нужно отличать от террористического акта.
Тираноубийство – это когда просто убивают тирана, а террористический акт – когда совершают убийство с целью свержения политического строя. Совершенно очевидно, что тираноубийство отличается от террористического акта.
– На сессии о деле Засулич Вы упомянули о возбуждении уголовного дела в отношении новосибирского адвоката Владимира Бузюргина, который обвиняется в разглашении данных предварительного расследования после его завершения, а само дело уже рассмотрено судом с участием присяжных, вынесен оправдательный вердикт. Почему Вы обратились к этому делу? Кстати, 2 июля состоялось первое судебное заседание, на котором Владимир Бузюргин попросил разъяснить ему суть обвинения, но прокурор не смогла этого сделать.
– Защитник Веры Засулич, Петр Акимович Александров, после блестящего выступления на этом процессе и вынесения присяжными оправдательного вердикта стал всемирно известен, а современные реалии таковы, что адвоката после оправдательного вердикта могут привлечь к уголовной ответственности. Вот такие разные последствия для адвокатов, и я не могла не сказать о том, что возбуждение уголовного дела в отношении Владимира Бузюргина незаконно.
Я брала заключение у доктора юридических наук, профессора Александра Ивановича Чучаева, который дал однозначный ответ, что привлечение к уголовной ответственности за разглашение данных предварительного расследования по окончании расследования неправомерно.
– Какие еще темы Форума Вы считаете важными для адвокатуры?
– Прозвучало множество тем, интересных адвокатам как с практической точки зрения, так и в плане основных тенденций развития законодательства.
Мне очень запомнилась, например, сессия «“Наказание” до приговора: есть ли альтернатива заключению под стражу?». Заместитель Министра юстиции РФ Вадим Федоров говорил о том, что необходимо расширять практику применения альтернативных мер пресечения, и эта позиция совпадает с мнением адвокатуры, которую на сессии представлял советник ФПА РФ Сергей Александрович Насонов. В своем выступлении он показал, что применение мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, – это неизбежный путь для судов и, в частности, есть колоссальные возможности для расширения применения залога.
Анализируя практику, Сергей Александрович обратил внимание, что сейчас выбор меры пресечения зависит от взаимодействия подозреваемого или обвиняемого со следствием: если человек признает вину, то избирается домашний арест или запрет определенных действий, если не признает – заключение под стражу.
К сожалению, наши доверители очень часто выбирают первый вариант, рассчитывая на дачу правдивых показаний в суде и вынесение справедливого приговора. Но если показания даны с участием защитника, в дальнейшем оспорить их допустимость практически невозможно; оспорить их достоверность иногда удается, но это бывает очень редко. Поэтому важно сделать такие «соглашения» невыгодными следствию, для чего есть различные возможности, которые мы – Федеральная палата адвокатов – предлагаем использовать.
– Поделитесь, пожалуйста, общим впечатлением от Форума.
– Очень насыщенная программа, хотелось везде успеть! Отдельно отмечу активность адвокатского сообщества. Например, на сессию о деле Веры Засулич коллеги приходили заранее, чтобы занять места в первых рядах, потому что знали, как я волнуюсь, и хотели меня поддержать. И я хотела бы сказать им большое спасибо – это очень дорогого стоит, когда ты видишь, что тебя поддерживают. Тяжелее всего пришлось моему мужу, который настолько глубоко во все погрузился, что наизусть знал все протоколы, все даты. (Адвокат АП г. Москвы, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Игорь Николаевич Пастухов. – Прим. ред.)
– XII Петербургскому международному юридическому форуму предшествовал IV Конгресс молодых адвокатов, в котором Вы также активно участвовали, были председателем жюри конкурса эссе и дебатов. В чем, на Ваш взгляд, основные итоги Конгресса, его значение для молодежного движения и всей корпорации?
– Главный итог любого такого конгресса – возможность для активной молодежи со всей страны встретиться на одной площадке, укрепить свое сообщество. Нам очень важно единство корпорации – у молодых адвокатов общие цели, общие задачи, и если они будут часто встречаться, то это очень здорово.
Очень интересно было послушать, как победители письменного тура конкурса эссе выступают на устном. Говорят, что писать и говорить – это два разных жанра. Я читала исследование на эту тему и знаю, что по прошествии времени могут меняться приоритеты: тот, кто хорошо писал, может потом начать хорошо говорить, а писать станет хуже, и наоборот.
Тех, кто хорошо говорит и одновременно хорошо пишет, – меньше. Знаю, что некоторых участников конкурса эссе расстроили его результаты, но считаю, что просто принять участие и попробовать свои силы – это уже здорово.
Участники показали себя с очень хорошей стороны, очень хорошие выступления были, было чувство гордости за нашу молодежь.
Второй конкурс, дебаты, был более сложным: ты не выбирал позицию «за» или «против» – ты ее вытягивал по жребию. Тем не менее были те, кто справился совершенно замечательно.
– Как жюри подводило итоги?
– В жюри были президенты палат, они выставляли оценки в привычной для себя парадигме – от 1 до 5. Мы механически подсчитывали количество баллов, и таким образом определялись команды-победители. Но всем запомнился один из выступавших, захотелось его как-то выделить, хотя его команда и не заняла призового места. В следующий раз мы предусмотрим специальную номинацию для участника, который индивидуально понравился больше всех.
Вообще, мы совершенно спокойно смотрим в завтрашний день: у нас такое хорошее настоящее – молодое, активное, заряженное энергией!
– Адвокатура все громче и увереннее заявляет о себе как о важнейшем правовом и социальном институте. Что в связи с этим Вы могли бы пожелать коллегам?
– Когда я пришла в профессию, Александр Викторович Клигман сказал: «Помни и передай тем, кто придет дальше: никто не обещал, что будет легко».
Мы – носители самой гуманной профессии и понимаем, что люди могут оступиться, могут просто чего-то не знать, могут запутаться, могут что-то неправильное совершить в результате чьих-то действий. И должен быть кто-то, кто подойдет к ним не только профессионально, но еще и с пониманием этого. Поэтому я желаю, чтобы у самих адвокатов было как можно меньше проблем личных; а если будут, то чтобы решались быстро и успешно; и чтобы адвокаты успешно решали свои профессиональные задачи.