3 февраля 2022 г. Конституционный Суд РФ вынес Постановление № 5-П, заслуживающее, на мой взгляд, особого внимания с точки зрения правоприменения законодательства о банкротстве, поскольку оно устанавливает ориентиры справедливости при применении норм, регулирующих возврат должнику исполненного по подозрительной сделке.
В постановлении Судом разрешен довольно неоднозначный момент, нормативное регулирование которого в действующем законодательстве отсутствует: каким образом гарантировать конституционно значимое право на жилище гражданина – покупателя квартиры, сделка по отчуждению которой признана недействительной в рамках дела о банкротстве продавца, притом что указанное жилище является для такого гражданина единственно пригодным для проживания.
Вкратце напомню предысторию спора. Сергей Кузьмин приобрел у банка квартиру по цене в 3,5 раза меньше рыночной стоимости. Впоследствии в отношении банка было возбуждено дело о банкротстве, в рамках которого сделка была признана недействительной как подозрительная при неравноценном встречном предоставлении: квартира возвращена в конкурсную массу, а требование гражданина помещено «за реестр» в связи с пропуском двухмесячного срока на подачу заявления о включении его требования в реестр требований кредиторов. Гражданин обратился в суд, требуя сохранить за ним право проживания в спорной квартире до момента выплаты ему должником исполненного по сделке (пусть и неравноценного). Суд требование удовлетворил.
С учетом состоявшихся судебных актов в жалобе в Конституционный Суд Кузьмин указал на неконституционность, по его мнению, п. 1 ст. 61.2 и п. 11 ст. 189.40 Закона о банкротстве.
Рассмотрев жалобу, КС признал оспариваемые нормы неконституционными в той мере, в которой они не обеспечивают реальность получения гражданином ранее уплаченных им должнику денежных средств в счет уплаты цены приобретения изымаемого жилья.
В ситуациях, аналогичных рассматриваемой, после признания сделки недействительной покупатели фактически остаются лишь с определением суда о признании их требования обоснованным – возможность получения реальных денег от должника для них близка к нулю (даже если должником является кредитная организация). А в данном случае с учетом выведения требования гражданина «за реестр» такая возможность практически отсутствует, на что обоснованно и правомерно сослался Конституционный Суд.
Анализируя постановление, хотелось бы, в первую очередь, обратить внимание на то, что КС не просто признал неконституционность оспариваемых норм, но и предложил способ восполнения законодательного пробела в регулировании указанной проблемы.
Итак, Суд предложил понятный и справедливый механизм: сумма, вырученная от реализации такого объекта, направляется на возврат покупателю уплаченных им денежных средств, а остаток включается в конкурсную массу. При этом гражданин сохраняет право пользования имуществом до момента получения денежных средств от реализации объекта недвижимости, а после указанного момента – в течение разумного срока, необходимого –
исходя из логики Конституционного Суда – такому гражданину для приобретения жилья за счет полученных средств. Участники торгов должны быть уведомлены о наличии соответствующего обременения.
Хотелось бы обратить внимание на некоторые аспекты в постановлении КС.
Во-первых, в банкротных правоотношениях появился новый субъект с правами «сверхзалогового» кредитора: фактически данное лицо сможет возвратить уплаченные им деньги в полном объеме, притом что даже залоговый кредитор не может рассчитывать на такую благосклонность, ограничив свои «аппетиты» 70–80 процентами от суммы денежных средств, вырученных от продажи залогового имущества. Данное обстоятельство обосновано, с одной стороны, социальной остротой вопроса (фактически гражданина лишают единственно пригодного жилья, что обусловливает необходимость более высокой степени защиты его прав, – в частности, путем возврата ему всей уплаченной им суммы). С другой стороны – оно объясняется экономико-правовыми мотивами: залогодержатель, как правило, заключая договор залога, обеспечивает свой имущественный интерес и повышает гарантии возврата хотя бы части долга, что, безусловно, не равнозначно более конституционно приоритетной задаче сохранения жилья обычного гражданина.
Во-вторых, Конституционный Суд распространил на комментируемый случай правовые позиции, изложенные им в Постановлении от 26 апреля 2021 г. № 15-П. Несмотря на признание Судом наличия как фактических, так и правовых различий обстоятельств споров, рассмотренных в постановлениях № 15-П/2021 и № 5-П/2022, он указал, что ранее данные им разъяснения должны касаться и ситуации изъятия у гражданина единственного жилья, приобретенного им у должника по подозрительной сделке. По мнению Суда, так обеспечивается баланс интересов участников банкротных споров.
В-третьих, КС, провозглашая конституционную значимость права на жилище, тем не менее указал на соответствие Конституции тех законоположений, которые позволяют признавать недействительными подозрительные сделки с неравноценным предоставлением. То есть подобным кредиторам во всяком случае придется подыскивать новое жилье, рассчитывая лишь на возврат уплаченных денег. Открытым остается вопрос, будет ли соответствовать возвращаемая сумма уровню цен, сложившемуся на текущий момент (даже при неравнозначности предоставления), ведь зачастую суд «разворачивает» сделку по истечении не одного года.
Резюмируя, я бы назвал выводы КС, изложенные в Постановлении № 5-П/2022, справедливыми и просоциальными, направленными на исключение перегибов правоприменительной практики, повышающих напряженность и не учитывающих баланс интересов «конкурсной массы» и жилищных прав граждан, оказавшихся в столь непростой ситуации. Примечательно то, что Конституционный Суд не просто рассмотрел поставленную перед ним проблему, но и предложил законодателю конкретные алгоритмы ее решения, что, несомненно, даже при отсутствии соответствующих поправок внесет определенность в вектор развития судебной практики.
