– Уже почти два года процессы с участием присяжных проходят в районных судах. Каковы главные, на ваш взгляд, плюсы этого нововведения?
– Плюсов, на мой взгляд, довольно много, ведь расширение количества дел, рассматриваемых в суде присяжных, не только влечет повышение процента оправдательных приговоров, но кардинально меняет правосознание юристов, работающих в системе уголовного судопроизводства, приводит к постепенной модификации всей судебной системы. Производство в суде присяжных способно со временем сыграть роль фактора существенных изменений самой системы ценностей уголовного судопроизводства. И количество дел, рассматриваемых этим судом, не столь существенно для этого. Это как небольшой камень, который сам по себе ничтожен по сравнению с общей массой камней на горном склоне, но его падение, при определенных условиях, может вызвать камнепад, т.е. оказать влияние на все остальные.
– Какие именно изменения в уголовном правосудии может повлечь практика работы суда присяжных?
– Эти изменения уже происходят.
Во-первых, именно производство в суде с участием присяжных заседателей привело к тому, что, например, в некоторых районных судах впервые за всю историю их современного существования были вынесены оправдательные приговоры. И для многих судей, прошедших через суд присяжных, эти оправдательные приговоры стали первыми в их судейской карьере. Я наблюдал, как воспринимается подобное решение судьями, прокурорами, публикой в зале судебного заседания. Происходит колоссальный мировоззренческий переворот в сознании самих судей, которые в других условиях вряд ли бы смогли вынести аналогичное решение, но именно суд присяжных позволил сделать это без малейших опасений. Известный дореволюционный теоретик права И.В. Михайловский отмечал, что участие общественных представителей в составе суда, сегодня занимающих судейские кресла, а завтра их покидающих и смешивающихся с массой граждан, существенно снижает опасность влияния на суд со стороны других ветвей власти. От себя добавлю, что подобное влияние «извне» на профессионального судью в суде присяжных попросту теряет всякий смысл. А это – реальный шаг к независимому суду. Все-таки существует разница между судьями, выносившими оправдательные приговоры, и теми, у кого такого опыта никогда не было.
Во-вторых, именно суд присяжных приводит к радикальному изменению роли адвоката в уголовном судопроизводстве, который начинает иначе восприниматься и в обществе, и в профессиональной среде. Известно, что в последние годы нарастал определенный скепсис относительно возможностей защитника добиться не только оправдательного, но даже сколь-нибудь благоприятного приговора в российском суде. Причем сами адвокаты к этому феномену общественного сознания имели весьма косвенное отношение. Все эти годы коллеги работали и выступали в судах ничуть не хуже своих знаменитых предшественников – присяжных поверенных, «гигантов и чародеев слова», но итог чаще бывал неутешительным. Причина в том, что эти выступления звучали в пространстве деформированного правосудия, ориентированного на заранее известный обвинительный результат, как при рассмотрении дел в особом порядке.
В суде присяжных этот скепсис тает на глазах. Появляется уверенность, что профессиональный адвокат, умеющий доказывать, вовремя реагировать на происходящее, убеждать суд своими выступлениями, создавать у присяжных благоприятное впечатление о своем доверителе, имеет все возможности добиться справедливого оправдательного вердикта. В такой атмосфере востребованность адвокатов, умеющих профессионально работать в суде присяжных, должна возрасти многократно. Приведу небольшой пример. Один мой коллега, участвуя по назначению в процессе с присяжными заседателями, сумел получить для подзащитного оправдательный вердикт. Приговор, к сожалению, был отменен, потому что этому способствовали процессуальные ошибки судьи. Но при повторном рассмотрении дела родственники подсудимого уже заключили с этим адвокатом соглашение, поскольку он сумел показать себя с лучшей стороны, как профессионал, умеющий убеждать суд.
В-третьих, суд присяжных породил изменение стандартов доказанности в судебной практике. Начинает формироваться новый подход к пределам доказывания и содержательным дефектам обвинения в уголовном судопроизводстве. За последние месяцы во многих регионах РФ прошла «волна» возвращений уголовных дел прокурору со стадии подготовки дела к судебному разбирательству. Судьи идут на такой шаг, если понимают, что в доказательственной базе обвинения зияют огромные пробелы, когда обвинение противоречиво, нечетко и т.д. Например, если в обвинительном заключении используются шаблонные фразы: «в неустановленном месте», «в неустановленное время», «при неустановленных обстоятельствах», судья возвращает дело прокурору с прямым указанием – установить время, место и обстоятельства. Это логично, ведь при таких пробелах присяжные заседатели могут усомниться в обоснованности обвинения. Подобные решения судей дисциплинируют органы предварительного расследования, многократно возрастает уровень контроля за качеством расследования дела. Например, у моего коллеги дело уже полтора года не может попасть в суд. Как только обвиняемый в порядке ст. 217 УПК РФ потребовал суда присяжных и стало очевидно, что его ходатайство будет удовлетворено, прокурор сразу же направил дело на доследование и принимает подобное решение уже в третий раз. Вряд ли бы это случилось, если бы не было перспективы рассмотрения дела судом присяжных.
– А разве адвокату не проще, когда дело поступает в суд с такими пробелами и недостатками?
– Это как палка, которая о двух концах. Адвокату, наверное, легче выстроить линию защиты, когда в обвинительном заключении есть отдельные недочеты или противоречия. Но мы сейчас говорим о ситуации, когда обвинение надуманное и восполнить доказательственную базу ничем невозможно. Очевидно, что такие дела направляться в суд не должны изначально. Мне известны случаи, когда после направления дела на доследование подобные дела прекращались и вообще не попадали в суд или происходила существенная переквалификация на менее тяжкое деяние.
– Извините, что прервал вас. Вы не закончили отвечать на предыдущий вопрос.
– Есть еще одна позитивная черта присяжного судопроизводства. В свое время известный ученый-правовед И.Я. Фойницкий (об адвокатской деятельности которого недавно был опубликован мой очерк в «АГ») называл суд присяжных «самым легальным (законным) судом», где все «обряды судопроизводства» максимально устойчивы. Это – выявление очень важной сущностной характеристики такого суда, которая препятствует деградации процессуальной формы. В обычном процессе судья с согласия сторон может «пролистать» дело, поверхностно допросить свидетелей, а нужную информацию получить из материалов дела уже в совещательной комнате. В суде присяжных это невозможно. У присяжных заседателей материалов дела в совещательной комнате нет. Они уходят туда с тем, что оставили в их памяти стороны. Это и есть классическое устное судоговорение. Поэтому суд присяжных, во-первых, препятствует выхолащиванию процедуры, очень опасному явлению, так как процедура и есть тот каркас, на котором строится, в том числе, деятельность адвоката. Во-вторых, это препятствует проявлениям формальной теории доказательств, т.е. существовавшей ранее в инквизиционной системе практике подсчета доказательств и презюмировании предустановленной силы.
Например, постулатом формальной теории доказательств являлось, что признание обвиняемого – это «царица доказательств», поэтому ему придавалось такое гипертрофированное значение. И сейчас отношение к досудебному признанию в суде очень напоминает этот пережиток инквизиционного процесса. Другой постулат – «testus unus testus nullus» (один свидетель – не свидетель. – лат.). Механическое увеличение («штампование») числа доказательств с одинаковым содержанием – проявление этого постулата в современном судопроизводстве.
В суде присяжных эти стереотипы не действуют вообще. Присяжные не воспринимают эти надуманные, искусственные догмы. У меня не так давно был процесс в Бабушкинском районном суде г. Москвы, где присяжные вынесли оправдательный вердикт, притом что прозвучали показания двух очевидцев вменяемых подсудимому действий. Но присяжные им не поверили и, учитывая определенные факторы, отвергли их показания. В судебной практике есть примеры вынесения присяжными оправдательных вердиктов и при наличии досудебного признания обвиняемым своей вины. Присяжные заседатели оценили его как недостоверное и не положили в основу вердикта. Риторический вопрос: возможно ли подобное в профессиональном суде (не «de-jure», а «de-facto»)?
Отдельно следует сказать о презумпции невиновности. В обычном процессе, к сожалению, упоминание о презумпции чаще остается «flatus vocis» (колебание голоса – лат.). В суде присяжных презумпция невиновности «оживает», начинают работать ее элементы (например, толкование неустранимых сомнений в виновности в пользу подсудимого), поэтому только здесь можно говорить о том, что презумпция реально действует.
– Есть ли какие-то минусы?
– Минусы касаются некоторых практик рассмотрения дел в районном суде с участием присяжных и лежат, скорее, в организационной плоскости. Организовать процесс с участием присяжных гораздо сложнее. Когда наши суды, хорошо освоившие организацию производства в особом порядке, столкнулись с необходимостью обеспечить проведение процессов с участием присяжных, эти сложности проявились сразу. Проблем тут множество: необходимо вовремя вызвать кандидатов в присяжные, каждому из которых нужно дозвониться, чтобы узнать о его возможностях прибыть в суд, сложно собрать в нужное время стороны, сложно провести отбор и т.д. Все это вызывает в некоторых судах состояние коллапса.
Мифы и реалии
– Но эти же сложности возникали и в областных и приравненных к ним судах, когда там начинали работать с присяжными.
– Да, но суды со временем адаптировались и разрешили их. То же самое, неизбежно, произойдет и с районными судами. Кстати, прошедшие два года опровергли ряд мифов о «непреодолимых» трудностях, с которыми столкнется присяжное судопроизводство в районном суде. Так, часто говорили о том, что наше население проигнорирует приглашение в суд для участия в качестве присяжных. Но за прошедшие два года никакого массового срыва процессов не произошло – ни в Москве, ни в регионах. Например, в Иркутске на прошлой неделе удалось с первого раза сформировать коллегию присяжных и сейчас идет слушание дела. Год назад я был потрясен, когда на отбор коллегии в Бабушкинский районный суд Москвы явилось почти 60 кандидатов. Как мне известно, не с первого раза, но была сформирована коллегия присяжных в далеком Невельске на о. Сахалин. Да, известны отдельные эксцессы, когда коллегию не удавалось сформировать чрезмерно длительное время, но мне представляется, что это – исключения, обусловленные какими-то уникальными причинами, а возможно, и саботажем со стороны отдельных сотрудников суда.
Другой миф состоял в том, что в маленьких районах все друг друга знают и поэтому не получится объективно рассмотреть дело. Судебная практика также развеяла этот миф. Даже напротив, участие в рассмотрении уголовного дела присяжных заседателей, проживающих в данном районе, в отдельных случаях помогает защите разоблачить недостоверные показания свидетелей стороны обвинения. Так, в одном процессе знание присяжными улиц своего городка позволило усомниться в достоверности показаний свидетеля о своем маршруте к электричке. Проблема малочисленности населения на территории юрисдикции районного суда, о которой также много говорилось, решена в законодательстве. Если численность населения муниципальных образований, на территорию которых распространяется юрисдикция районного суда, будет недостаточной для формирования списков кандидатов в присяжные заседатели, ФЗ «О присяжных заседателях…» предусматривает образование округа из нескольких муниципальных образований, по которому и составляются списки кандидатов в присяжные заседатели. И вообще, сформировать коллегию из 6 человек гораздо проще. Знакомые адвокаты, которые работали с традиционными составами из 12 человек, часто удивляются, насколько быстрее формируются коллегии и рассматриваются дела в районных судах.
– А можно ли уменьшить до 6 человек коллегии в областных и приравненных к ним судах?
– Нет, я не сторонник подобного сокращения, потому что, чем тяжелее обвинение, чем строже санкция за инкриминируемое преступление, тем больше по количественному составу должна быть коллегия присяжных. Состав из 8 человек по делам о тяжких преступлениях апробирован во многих зарубежных моделях производства в суде присяжных, например в Испании, Австрии, Грузии, ряде штатов США и т.д. Однако снижение количества присяжных заседателей по делам об особо тяжких преступлениях не обеспечит должную групповую дискуссию в совещательной комнате, что является важнейшей гарантией объективности вердикта присяжных.
Тактика защиты
– Сталкивались ли вы с какими-то процессуальными проблемами при рассмотрении дел в районном суде, учитывая, что для многих судей эти процессы все еще в диковинку?
– Безусловно, процессуальных проблем немало и ряд из них обусловлен отсутствием должного опыта у судей. Судья, который первый раз председательствует в суде с участием присяжных, может просто забыть о необходимости сделать какой-то процессуальный шаг, например, не огласит проект вопросного листа перед коллегией, не предоставит сторонам право заявить возражения на напутственное слово или заявить о тенденциозности сформированной коллегии. Если стороны невнимательно следят за действиями судьи, они могут не увидеть этих нарушений, которые являются безусловным основанием для отмены любого приговора, в первую очередь – оправдательного. Я полагаю, что если адвокат напомнит судье о его упущениях, то это может быть полезным стороне защиты. В качестве примера могу привести опыт коллеги, который прислал мне проект вопросного листа, составленный некорректно, с явными нарушениями УПК РФ. Но на мое предложение указать на это судье адвокат сказал, что предпочитает оставить эти замечания в качестве апелляционного основания, если приговор будет обвинительным. Тем не менее присяжные вынесли единодушный оправдательный вердикт, но приговор, естественно, был отменен вышестоящим судом, который не мог не принять во внимание вопиющие недостатки вопросного листа.
В районных судах у председательствующих нередко проявляются стереотипы, наработанные в обычном судопроизводстве. Например, отказывать защите в ходатайстве об исключении недопустимых доказательств как заявленном преждевременно, поскольку суд оценит это доказательство в приговоре. Услышав этот тезис от одного из судей, я напомнил председательствующему, что он не будет оценивать доказательства в приговоре, потому что это исключительное полномочие присяжных заседателей.
Иногда судьи просто не представляют, как действовать в той или иной ситуации. И тут пассивность защитника не может быть оправдана. Например, в одном из процессов потерпевшая сообщила суду, что в коридоре один из присяжных заявил другому о невиновности подсудимого. Судья, при пассивной реакции на это защитника, пригласил всех присяжных в зал и устроил опознание, а затем начал публично допрашивать присяжных. Естественно, оправдательный приговор по этому делу был отменен судом апелляционной инстанции. Полагаю, что защитник мог рекомендовать председательствующему избрать законный способ проверки указанной информации, заявить возражения на действия председательствующего, если судья продолжал бы указанные незаконные действия.
По другому делу в ходе допроса свидетеля защиты выяснилось, что он является двоюродным братом одному из присяжных заседателей (это подтвердили и свидетель, и присяжный). На вопрос председательствующего, не повлияет ли этот факт на объективность присяжного, последний ответил отрицательно. Свидетель был допрошен. Процесс завершился оправдательным вердиктом, но приговор был отменен в связи с рассмотрением дела незаконным составом суда, поскольку указанный присяжный заседатель подлежал безусловному отводу в соответствии со ст. 61 УПК РФ, согласно которой судья не может быть родственником участника процесса. Я думаю, что в такой ситуации защите следовало либо отказаться от представления показаний этого свидетеля, либо заявлять отвод присяжному заседателю.
– В чем суть основных ошибок защиты, кроме названных вами, в подготовке дела к рассмотрению в суде с участием присяжных заседателей и ходе самого процесса?
– Чаще всего ошибки объясняются отсутствием у адвоката достаточного опыта участия в рассматриваемом судопроизводстве. Иногда они являются следствием неточного представления о круге ограничений в использовании средств защиты в суде присяжных. Сложность обусловлена тем, что эти ограничения часто прямо не отражены в законе, а выводятся из него судебной практикой. Так, например, применительно к использованию в суде присяжных техник перекрестного допроса на практике существуют как минимум десять отдельных запретов (запрещено задавать наводящие, оценочные, повторные, вероятностные вопросы; выяснять причину дачи других показаний, если она лежит в правовой плоскости; запрещены «эксперименты» в ходе допроса, выяснение причастности иных лиц к преступлению, вменяемому подсудимому, запрещено комментировать показания допрашиваемого лица и т.д.). Нарушение этих запретов может создать апелляционное основание. Я с коллегой пытаюсь собирать и классифицировать эти ошибки в телеграм-канале «Оправдательный вердикт», ориентированном на разъяснение адвокатам сложных вопросов защиты в суде присяжных.
Необходимые изменения
– В связи со сказанным есть ли у вас соображения, что надо оперативно подправить в процессуальном законодательстве и на что следовало бы обратить внимание Верховному Суду РФ?
– Есть целый ряд ключевых моментов, которые требуют безотлагательного отражения либо в УПК РФ, либо в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ. Именно Пленум, например, разъяснил порядок предварительного допроса свидетеля, о котором в УПК РФ нет ни слова.
– А какие нормативные положения требуют скорейшей корректировки с целью более полного обеспечения состязательности процесса с участием присяжных?
– Во-первых, нуждается в корректировке ст. 336 УПК РФ, регулирующая прения сторон в суде присяжных, применительно к возможности использования сторонами в прениях различных наглядных пособий (схем, макетов и т.д.). Одни судьи это разрешают, другие – нет, третьи позволяют использовать очень примитивные формы пособий. В моей практике судья разрешил нарисовать лишь две фамилии и стрелку, демонстрирующую, как информация переходила от одного человека к другому. Но и это было для меня важно, так как позволяло визуализировать главный для защиты тезис. Коллеге судья разрешила написать на маленькой грифельной доске стоимость наркотического вещества, что позволяло опровергнуть утверждение обвинения. Норма, допускающая наглядную визуализацию доказательств, просто просится в закон.
Во-вторых, еще вчера в УПК РФ нужно было вносить норму о том, что защита вправе задавать альтернативные вопросы. Мне представляется, что в Кодексе содержится глубокое концептуальное противоречие: с одной стороны, судья не может отказать подсудимому в постановке перед присяжными вопросов, которые позволят признать его виновным в менее тяжком преступлении (ч. 3 ст. 339 УПК РФ). Например, не в убийстве, а в нанесении тяжкого вреда здоровью, повлекшем смерть. Но другой пункт (ч. 6 ст. 339 УПК РФ) гласит, что не могут ставиться вопросы о тех преступлениях, которые не вменяются. Фактически один пункт нейтрализует действие другого и дает судьям право снимать любые вопросы о менее тяжком преступлении, не соответствующие позиции обвинения. Очень часто присяжные, не видя вопросов, отражающих позицию защиты, и понимая, что защитник прав, отвечают отрицательно на первый или второй основные вопросы вопросного листа. А потом все хватаются за голову: подсудимый признал, что нанес смертельный удар, а присяжные признали недоказанным событие преступления.
Мистика правосудия
– Вам уже приходилось допрашивать в суде самого дьявола. Расскажите об этом и других занимательных эпизодах из вашей практики.
– Думаю, что мистические случаи есть в практике любого адвоката. Ходатайствуя о вызове в суд дьявола с рогами, защита вовсе не собиралась всерьез его допрашивать. Мы лишь хотели продемонстрировать суду абсурдность показаний свидетеля обвинения, всерьез заявившего, что рядом с художественным экспонатом, созданным моей подзащитной, стоял дьявол, который, по ее словам, сейчас находится в коридоре суда. Никто даже не подозревал, что художник в костюме сатаны готов дать показания. Когда судья удовлетворил нашу просьбу, то в зал суда действительно вошел «дьявол». Немая сцена. Все даже прекратили дышать. Председательствующий первым очнулся и спросил «дьявола», есть ли у него паспорт гражданина РФ. Паспорт у него был, и все облегченно вздохнули. Допрос состоялся, но художник поставил условие, что будет отвечать стихами. И судья согласился, поскольку запрета на поэтические ответы нет.
Помню и другой случай, когда подсудимый прочитал последнее слово также в стихотворной форме. Прокурор в апелляции потребовал отменить приговор, считая, что такое право подсудимого не предусмотрено. Но Верховный Суд РФ оставил оправдательный приговор в силе, указав, что разрешены любые средства защиты, если нет законодательного запрета.
Был у меня еще один забавный эпизод. Я защищал в районном суде женщину, которую обвиняли в похищении своего подчиненного. Подзащитная, как выяснилось, увлекалась черной магией. На наше замечание, что суд так интенсивно ведет процесс, что защита не успевает подготовиться к очередному заседанию, доверительница предложила воспользоваться ее способностями и начала проводить какие-то ритуалы. Это, конечно, совпадение, но слушания дела тут же стали откладывать. Причины были чисто технические: то прокурора вызвали в другой процесс, то у судьи произошла накладка на другое дело, а в один «прекрасный» день в суде попросту отключили электричество из-за аварии на подстанции. Закончилось все это мистическим случаем, когда я получил травму и не смог прийти в суд, что повлекло столь нужное отложение процесса. Все это подсудимая приписывала своим оккультным талантам, но тут я уже попросил ее прекратить свое колдовство.
– Неужели она все эти манипуляции производила прямо в зале суда?
– Нет, с ее слов, она это проделывала у себя в квартире, находясь под домашним арестом.
– На период пандемии суды почти остановили работу. Суды присяжных – в первую очередь. Видите ли вы опасность в том, что процессуальные сроки затягиваются? Чем эта ситуация грозит адвокатам, а главное – подсудимым, остающимся под стражей?
– Это сложный вопрос, потому что приостановление деятельности судов, сугубо нормативно, не соответствует положениям закона. Президиум ВС РФ и Совет судей РФ не могут подменять своими решениями закон, их указания рассматривать или не рассматривать дела могут иметь только рекомендательный характер, если опираться на нормативную базу. Ни в одном процессуальном законе нет «карантинной главы», в результате чего каждый судья самостоятельно решает, какие дела ему рассматривать, а какие – нет. Я считаю, что решение о возобновлении рассмотрения дел должно приниматься исключительно с учетом индивидуальной эпидемиологической обстановки в конкретном регионе. Особые сложности возникают при рассмотрении дел с участием присяжных заседателей, поскольку будет возникать необходимость проверки каждого кандидата на предмет нахождения его на карантине, наличия симптомов ОРВИ и т.д. Неясно, как обеспечить должную социальную дистанцию в этом случае. Очевидно, что риск заболевания присяжных заседателей может привести к расформированию коллегии и повторному проведению процесса с самого начала. Полагаю, что именно в этой форме судопроизводства дела должны рассматриваться только с момента практически полного завершения эпидемии. Тем не менее в некоторых регионах РФ производство в судах присяжных возобновлено, дела слушаются.
– Можно ли предполагать, что в обозримом будущем коллегии присяжных будут рассматривать гражданские и административные дела? Допустимо ли формировать для них совсем небольшие коллегии из 2–4 человек?
– Я являюсь сторонником расширения участия общества в отправлении правосудия. Как минимум потому, что это меняет к лучшему саму судебную систему. Увеличиваются транспарентность правосудия и общественный контроль за ним. Хочу напомнить, что суд присяжных изначально (исторически) рассматривал только гражданские дела. Поэтому рассмотрение гражданских споров органично присуще этому суду. Споры о категориях дел, подсудных присяжным, будут долгими, однако в целом такой прогноз вполне реалистичен.
Имеются страны, в которых коллегии присяжных по делам о преступлениях небольшой тяжести состоят всего из двух человек (Грузия). Я считаю это совершенно нормальным, если мы имеем в виду именно присяжных заседателей, полномочия которых отличаются от полномочий судьи. В противном случае это будут уже не присяжные, а народные заседатели, которые вместе с судьей разрешают вопросы права. Против возрождения у нас так называемого суда шеффенов я возражаю принципиально.
